Размятежная Варшава! На тебя пришла расправа: польский вопрос на юго-восточной окраине империи / Р.Н.Рахимов

Статья из специального выпуска альманаха "Русский Сборник", посвящённого Польскому восстанию 1863 года.

Польские события 1863 г., всколыхнувшие всю Россию, нашли свой отзвук и на юго-восточной окраине империи. Более того, благодаря им через два года сама юго-восточная граница перенеслась далеко на юг, а Оренбургский край превратился в провинциальную глубинку. В это время юго-восток России являл собой огромную территорию, включавшую большую часть Башкирии, в административном отношении он представлял Оренбургскую, Уфимскую и Самарскую губернии. В XVIII – первой половине XIX в. по  р. Урал (Яик) проходила Оренбургская пограничная линия; в Оренбурге, Челябинске и Троицке осуществлялась торговля со странами Востока; на степном и лесостепном пространстве проживали русские, башкиры, татары, чуваши, марийцы, мордва, удмурты.

Особенностью региона было то, что здесь находились три иррегулярных войска – Башкирское (временно исполняющий должность командующего, полковник А.П. Богуславский) и два казачьих: Оренбургское (наказной атаман, генерал-майор граф И.А. Толстой, с 6 марта 1863 г. полковник П.В. Зворыкин) и Уральское (наказной атаман, генерал-майор В.Д. Дандевиль), входившие в состав Отдельного Оренбургского корпуса. Оренбургский и Самарский генерал-губернатор, генерал от артиллерии А.П. Безак считался корпусным командиром.

Для, казалось бы, далекого от западных губерний Оренбургского края, «Азиатской России», «диких мест», как иногда называли в XIX в. эти земли современники, польская тема, как ни странно, была близкой еще с XVII в.

В эпоху Смуты, в 1611–1612 гг., башкиры находясь в составе Первого и Второго ополчения участвовали в боевых действиях против польской конницы. Этот факт подтверждает грамота уфимскому воеводе Ф.А. Алябьеву царя Алексея Михайловича: «Башкиры при прежних государях и при отце нашем, Блаженные памяти, при великом государе царе и великом князе Михаиле Федоровиче всея России и против поляков, а в Московское разорение были под Москвою и до Московского разорения были в нашей службе под Новым Городом на Бронницах с боярином с князем Дмитрием Тимофеевичем Трубецким, а после де того были они на нашей службе в полку у боярина князя Дмитрия Михайловича Пожарского».

Поскольку после вхождения Башкирии в состав России во второй половине XVI в. началось освоение обширного края, переселение крестьян, строительство городов и крепостей, власть испытывала нехватку военной и гражданской администрации. Дворянская корпорация пополнялась как представителями нерусских народов, принявшими крещение и поверстанных в службу, так и сосланными за различные проступки дворянами из Центральной России. Далекий край надолго стал местом ссылки военнопленных. Так среди первых дворян Уфы и Мензелинска были представители полоцкой и смоленской шляхты (более 200 чел.), попавшие в плен в ходе русско-польской войны 1654 г., и присланные в 1655 г. для несения службы на Закамской пограничной черте. В 1682 г. в Уфу прислали 26 шляхтичей, уже находившихся в плену более 20 лет, из которых 17 человек были католиками, отказавшимися принять православие.

В последующем столетии «польский вопрос» на юго-востоке империи получил свое дальнейшее развитие. В 1768 г. поляки, недовольные действиями короля С. Понятовского, проводившего прорусскую политику, образовали «Барскую конфедерацию», которая объявила сейм низложенным и начала вести военные действия против русских войск, введенных в Польшу. Боевые действия в Польше и Литве шли одновременно с начавшейся русско-турецкой войной. В 1769 г. основные силы конфедератов были разбиты русскими войсками под командованием А.В. Суворова. В 1771 г. они вспыхнули с новой силой, но русские войска вновь нанесли поражение польским повстанцам. Для ведения боевых действий с оставшимися отрядами конфедератов, в связи с тем, что армия отправлялась на юг, на войну с Турцией, правительство направило иррегулярные войска.

8 октября 1771 г. Екатерина II повелела Военной коллегии направить в Польшу в состав русской армии три тысячи башкир. Императорский указ от Военной коллегии последовал 15 октября: «повелено из Уфимской провинции командировать противу польских возмутителей башкирцев три тысячи человек, при одном главном их начальнике с надлежащим числом старшин и сотников».

Для сопровождения башкир из оренбургского гарнизона направили офицеров, которыми командовал секунд-майор И. Шмаков. Команду разбили на партии по триста человек во главе со старшиной и урядниками, в каждой из них находились армейские офицеры. С 18 декабря готовые к маршу партии башкир начали отправляться из Уфы в Смоленск. Сохранились «Ведомости» башкирских команд, они представляют собой именные списки с указанием количества запасных лошадей и предметов вооружения. Судя по ним, основным видом оружия были лук и копье, которые имелись у 88% башкир. Ружья и сабли имели 10–11% – старшины, есаулы, хорунжие, сотники.

Башкиры прибыли в Смоленск между 30 марта и 5 апреля и вошли в состав Польского корпуса генерал-поручика А.И. Бибикова. Башкирские партии командование распределило в войска, находящиеся в Польше и Литве, они приняли участие в боях под Варшавой, Вильно и других местах. Несмотря на слабое, по сути, средневековое оружие, которым владели, башкиры смогли выполнить задачу – подавить повстанческое движение. Уже 25 августа 1772 г. Военная коллегия направила Бибикову указ, в котором, отмечая, что надобности в башкирах нет, предлагала оставить 1000 человек со старшинами в корпусе, а остальных отправить партиями «в домы свои». 14 ноября он сообщил, что отправлено 2042 башкира, оставлено 933. Подсчеты показывают, что на ноябрь месяц из 3101 чел. башкиры потеряли 126 воинов, причем одну треть из них, скорее всего, на марше. Таким образом, боевые и небоевые потери составили примерно 4%. Оставшиеся башкиры из 4-й, 8-й и 9-й партий по-прежнему находились в Литве. Указ об их отправке в Оренбургскую губернию был дан 17 июля 1773 г.

Мужество и отвага степных воинов были отмечены наградами – главный начальник башкирского войска Кулый Балтачев получил «саблю, жалованную господином генерал-аншефом и разных орденов кавалером Александром Ильичем Бибиковым, с серебреною оправою и на ножнах бляхами», ряд башкир получили сабли и чины, некоторые – медаль c надписью: «За службу и храбрость» или «За усердие к службе».

Итогом этой войны был первый раздел Польши. Другим итогом, стало то, что около 100 пленных конфедератов было направлено в ссылку в Оренбургскую губернию. Их пребывание вошло в историю, поскольку они стали родоначальниками театральной жизни в крае, впервые поставив в 1772 г. в Уфе оперетту «Пан Бронислав» на польском языке. Башкирская трехтысячная команда, вернувшись на родину, приняла активное участие в движении Е.И. Пугачева.

Последнее в XVIII в. «столкновение» азиатской конницы с поляками произошло сразу после русско-шведской войны 1788–1790 гг., в ней принимали участие четыре башкирских и один мещерякский полк. По окончании боевых действий в Финляндии два башкирских полка командование отправило домой, а 1-й, 4-й башкирские и 1-й Мещерякский в Двинскую армию, расположенную на границе Курляндии с Польшей. Ее задачами были пограничная служба и защита Прибалтики от возможных действий Пруссии.

Сохранились интересные наблюдения контактов между поляками и расположенной на границе национальной конницей, сделанные П.А. Левашевым и сообщенные им в корреспонденции графу А.Р. Воронцову. В августе 1790 г. он писал из деревни близ Могилева: «На сих же днях прошел слух в Польше по всей границе, что находящиеся здесь в Белоруссии наши войски вскоре вступят в Польшу, от чего у них многие тем потревожилися; а всего больше они бояться башкир и прочих татарских войск, о которых носится у них слух, что еще идет сюда их много из-за Волги: тем больше они их страшатся, слыша, будто бы они лошадиное сырое мясо едят и кровью их запивают».

В январе следующего года, в очередном письме он отметил забавный случай с поляками, буквально понявшими шутку одного из мещеряков: «Прежде сего, когда наших войск здесь не было, господа польские жолнеры, около нашей границы делая разъезды, чрезмерно храбрились и мне, как живущему на самой границе, не без заботы было. А ныне хвост прижали так, что и не слышно об них, где они и что у них делается. <…> Я с удивлением примечаю, что поляки гораздо более страшатся татарского имени, нежели регулярных войск, особливо, видя наших башкир и мещеряков, что они едят лошадей. Я скажу вашему сиятельству очень смешную историю об оных поляках и татарах; а именно случилося сею осенью, что из стоящих здесь кордонов татары купили на свою артель лошадь, оную зарезали и хорошенько ободрали и потом мяса довольно наварили и нажарили и кушали с превеликим аппетитом, на что смотря некоторые поляки спросили у них, как они могут есть лошадиное мясо, на что один из них, как видно большой шпын, сказал, что они едят лошадей с большою охотою; а когда войдут в неприятельскую землю, тогда уже не будут есть лошадей, но жирных мальчиков еще с гораздо лучшим аппетитом, а по нужде и взрослых, чему многие из поляков и в правду поверили и в Польшу к своим землякам писали, как слышно, такой там страх напустили, что многие по глупости своей и заподлинно татар наших людоедами почитают и начали было по деревням прятать своих детей преждевременно».

Несмотря на кажущуюся абсурдность представлений и действий польского населения, тем не менее, это имело свою логику, опирающуюся на подсознательную память народа, сохранившую ужасы монгольских вторжений в Польшу в XIII в. Через двадцать три года, в 1813–1814 гг., этот миф о башкирах и татарах пожирающих детей, будет успешно применяться наполеоновской пропагандой в немецких землях и во Франции.

Таким образом, в XVIII в. уже сложившийся «польский коридор» из Польши в Башкирию получил встречное движение. Оренбургская губерния продолжала оставаться местом ссылки для поляков, а представители национальной конницы – башкиры и мишари приняли участие в боевых действиях в Польше, а в мирное время несли службу на западной границе империи.

В XIX в. все эти элементы «польского вопроса» – пограничная служба, боевые действия, ссылка польских военнопленных на Южный Урал реализовались с большим размахом. Основные события проходили в 1812–1814, 1830–1831, 1863–1864 гг. В них, кроме башкир и мишарей, принимали участие оренбургские и уральские казаки, а также тептяри.

Отечественная война 1812 г. началась с перестрелки с французами, переправившимися на российский берег, тептярей 1-го полка и черноморских казаков, несших пограничную службу по р. Неман. Первое крупное столкновение поляков и номадов юго-востока – атака башкирами 1-го Башкирского полка, находившегося в составе корпуса донского атамана М.И. Платова, польских улан во время боев при м. Мир 27–28 июня. В дальнейшем, в ходе наполеоновских войн в бои с польской кавалерией вступали как уральские и оренбургские казаки, так башкиры и тептяри.

После победы над Наполеоном, согласно решению Венского конгресса, бывшее Варшавское герцогство, вошло в состав Российской империи под названием Царство Польское. Оно управлялось наместником императора Великим князем Константином Павловичем, имело свою автономию в виде Конституции 1815 г., административный аппарат, великолепную армию, денежную систему. В 1828 г. Николай I короновался в Варшаве Польским королем.

Несмотря на многие привилегии, недоступные для всей России, поляки проявляли недовольство сложившимся положением и готовились к антирусскому выступлению. Поводом к восстанию послужили слухи о том, что готовится направление польских войск в составе российской армии в Бельгию, где разразилась революция.

Восстание началось 29 ноября 1830 г. захватом арсенала и нападением на дворец наместника. 25 января 1831 г. сейм Польши объявил Николая I и его семью, лишенными прав на польский престол. В ответ была направлена армия, во главе которой стоял генерал-фельдмаршал И.И. Дибич-Забалканский, а после его смерти, последовавшей от холеры, генерал-фельдмаршал И.Ф. Паскевич-Эриванский. Начались ожесточенные боевые действия.

В 1830–1831 гг. из иррегулярных войск Оренбургской губернии, для подавления польского выступления, командование направило значительные силы – уральский, два оренбургских казачьих, тептярский и пять башкирских полков. В советской историографии тема по понятным причинам была запретной, и лишь в «Очерках» сообщалось, что «В 1830–1831 гг. два оренбургских и пять башкирских полков были командированы в Белоруссию и Польшу для несения этапной службы и конвоирования военнопленных». В последнее время появились работы, посвященные непосредственно военной службе башкир, тептярей и казаков в западных губерниях в 1830–1831 гг., а также были выявлены, переведены на русский язык и опубликованы мемуарные записки башкира-участника похода.

Участие казаков и национальной конницы в подавлении польского восстания 1830–1831 гг. было различным по задачам, которые ставились им командованием. Так, 4-й Уральский казачий полк (подполковник Хорошхин), понесший большие потери во время русско-турецкой войны 1828–1829 гг. и направленный в Польшу, принял участие в осаде крепости Замостье в 1830–1831 гг.

Остальные иррегулярные части были доведены до штатной численности и использовались непосредственно в боевых действиях против польской кавалерии.

Отправление 2-го Тептярского полка последовало вследствие Высочайшего повеления командиру Отдельного Оренбургского корпуса графу П.П. Сухтелену 7 декабря 1830 г. Полк выступил из Сеитовской слободы под Оренбургом и должен был следовать в Гродно, куда ожидалось его прибытие к 17 апреля 1831 г. Полк переправился через Березину на пароме в районе д. Березина, далее направился к Минску, но в город по случаю эпидемии холеры не вошел. Затем тептяри выступили к г. Вилейке, поскольку имелись сведения о том, что в нем находится польский отряд под командой некоего Болишевского. Из-за темной ночи и «по не знанию проводника» в Вилейку полк вошел лишь с рассветом. Польский отряд был предупрежден о движении полка и ночью покинул город, оставив в нем оружие, хлеб и 30 солдат с офицером, которых тептяри взяли в плен и, вместе с 200 тыс. руб. найденными в городе, доставили Виленскому военному губернатору. Заключенные поляками в тюрьму священник и городские служители получили свободу. 11 апреля 1831 г. полк переправился через р. Вилию и направился к Сморгони, затем к Солле.

Литовцы втайне поддерживали поляков, поэтому полк решено было не направлять в Польшу, а оставить в распоряжение Виленского военного губернатора, генерал-адъютанта М.Е. Храповицкого. Он в свою очередь командировал сотню № 1 под командой есаула Леружа в отряд генерал-майора Я.О. Отрощенко в г. Ошмяны, а сотню № 3 под командой есаула Коитова в Минскую губернию «для преследования мятежных шаек». Оставшиеся сотни № 2, 4, 5 направились из Соллы в Вильну, куда вступили 20 апреля 1831 г. и были осмотрены Виленским военным губернатором. После 25 апреля еще одна сотня, № 2, под командованием есаула Иванова была командирована в г. Троим для оказания помощи земской полиции в усмирении жителей и преследовании отрядов мятежников. Оставшиеся в Вильне две сотни производили рекогносцировки, преследовали отряды мятежников, в районе г. Ошмяны к ним были прикомандированы эскадроны уланского Его Императорского Высочества, Великого князя Михаила Павловича полка и одно орудие конной артиллерии. Этот отряд в течение мая делал экспедиции по Виленской и части Минской губерний, потом вернулся в Вильну и стал лагерем рядом с ней.

Командующий польской армией генерал Я. Скржинецкий, спасая свои войска в Польше от полного разгрома, решил провести отвлекающий маневр атаковав русские войска в Литве и захватив Вильну. 19 июня польская дивизия Гелгуда атаковала город, но была разбита русскими войсками во главе с генерал-фельдмаршалом Ф.В. фон дер Остен-Сакеном. В этом сражении полк (два эскадрона – 234 чел.) находился на Понарских высотах в резерве и в бою непосредственного участия не принимал. С 27 июня часть полка была командирована в отряд генерал-лейтенанта В.И. Каблукова. Затем она вошла в отряд генерал-лейтенанта Е.Я. Савоини, преследовавший отступавших поляков. Тептяри под его командованием участвовали в бою при г. Паневеже 5 июля, а с 16 июля находились в «поиске, открытии и преследовании» неприятеля от м. Авант до м. Мамты завершившемся упорным боем, закончившимся лишь ночью.

1 февраля 1832 г. командиром полка назначен майор, барон Ф.Н. Корф, получивший предписание выступить обратно в Оренбургскую губернию, в Бузулук, куда тептяри прибыли 20 июня.

Оренбургские сводные казачьи полки № 8 (есаул Ваулин) и № 11 (войсковой старшина П.П. Нагашев), состоявшие наполовину из оренбургских казаков, наполовину из башкир, несшие пограничную службу на юге России приняли участие в боевых действиях в Польше. В 1830 г. четыре сотни полка № 8 под командой сотника Новокрещенова были командированы в Польшу в команду начальника казачьих полков генерал-майора М.Г. Власова, одна сотня находилась в распоряжении Минского губернатора А.Ф. фон Дребуша вместе с сотней № 11 полка, и действовала в отряде генерал-лейтенанта Ф.В. Ридигера. Для пополнения полка № 8 в ноябре из Оренбургского казачьего полка № 9 несшего службу на кордонах по р. Прут откомандировали 5 офицеров, 9 урядников и 167 казаков. «Сведения о казачьих войсках в действующей армии. 1831 г.» показывают, что в это время Оренбургский казачий полк № 8 находился в отряде генерал-майора, барона Д.Е. фон дер Остен-Сакена в Загряжье на правом берегу р. Нарев. В феврале-марте сотни полка участвовали в боях при Марионополе, Вильно и Ковно. В 1832 г. полк вернулся в Оренбургскую губернию. За отличия в боях хорунжий Хусаин Агиев был награжден орденом Св. Анны 3 ст. с бантом.

Оренбургский казачий полк № 11 был командирован в Херсонскую губернию для несения карантинной службы на кордонах и постах в г. Тирасполь и на р. Днестр. В декабре 1830 г. он был направлен в Польшу, где принял участие в боевых действиях на Волыни и в Подолии. Для пополнения из Оренбургского № 9 полка в него направили 2 офицеров, 2 урядников и 79 казаков. В 1831 г. № 11 полк имел одну сотню у Минского гражданского губернатора, две сотни находились в распоряжении временного Волынского губернатора А.П. Римского-Корсакова, и две сотни следовали из Дубоссар в армию. В 1832 г. полк сменил Оренбургский казачий полк № 9 на карантинной службе. Вернулись казаки в свою губернию в феврале 1835 г.

Сохранились мемуары башкира Усмана Ишмухаметова служившего в этом полку, которые помогают воссоздать детали боевой и походной жизни башкир и казаков.

«В 20-х же числах мая и до нас дошла весть о том, что польская армия взяла штурмом город Абросов, вооружила и включила в себя семьсот рекрутов, в этом же городе удерживает направлявшийся в Варшаву транспорт, около пятисот провиантов. Затем полторы тысячи солдат – пехотинцев, из нашего полка двести казаков, а также из других полков – в целом более трех тысяч воинов были отправлены на штурм этого города.

После того, как мы прошли одну станцию, навстречу нам выехала польская почта на тройке, где сидели три человека. Увидев их, наш полковой командир Негашов скомандовал: «Отстранись, дорогу давай!» И мы пропустили их, отстранившись на две стороны. Те внезапно пальнули в сторону полкового командира. Командир приказал догнать и взять в плен эту тройку. Несколько казаков поскакали за ними, однако вернулись ни с чем.

После этого, миновав еще одну станцию, мы дошли до одной деревни и встретили пикеты польской армии. Разогнали их пиками с алыми лентами, некоторых из них взяли в плен, а некоторых убили. После чего служба стала очень строгой. Каждый казак и солдат не должен был дремать, ночевать только в сосновом лесу польской территории, подложив под себя саблю, ружье и подсумок. Утром снова были на ногах, в походном строю. Выступивших против нас войск противника уничтожали, некоторые же спасались бегством в лес. Нас никак не могли одолеть.

И днем и ночью осторожничали, около десяти дней вовсе не могли спать. Офицеры и сам полковой командир обходили дозоры и ударяли плетками спавших людей. Если бы они утром сказали: «Этим вечером вам спокойно можно будет спать», – мы так остались бы довольными! До чего мы нуждались во сне!

27-го дня мая месяца, не дойдя до города Абросов шесть километров, мы столкнулись с польской армией, которая, заранее заняв нашу дорогу, стала теснить нас. Стреляя из ружей, после полудня они заставили нас отступить на километр, а после заката солнца перешли в наступление. Ночь просидели мы на поле спелой ржи. Ружейные ядра падали на нас как капли моросящего дождя. Тем не менее, в тот день никто из нас не пострадал.

<…> В середине ночи от командующего поступил приказ собраться в поход. Мы тронулись с большой осторожностью, не гремя нашими ружьями и саблями. <…> Когда мы совершили круг в двенадцать километров и подошли к городу на расстояние в полторы километра, стало светать. Польская армия узнала о нашем приближении и, выйдя за пределы города в конном и пешем порядке, открыла стрельбу. Наша армия под барабанным боем два-три раза пальнула из пушек и, построив солдат посередине, а казаков – с двух сторон, мы, мусульмане, со словами «Аллах велик!» пошли в наступление.

В тот день мы потеряли надежду остаться в живых. Думали, что вот-вот погибнем. Польская армия в пять раз превосходила нас в численности. В тот день нами командовал один гусарский офицер. «Матри, ребята, не бежи, не бежай! – говорил он, это значит, «не убегайте» – «Дорожи, не стреляй!» – говорил, т.е. «все залпом не стреляйте». – Заряжай!» – говорил, т.е. «ружья заряжайте».

Мы, надеясь на Аллаха, распрощавшись с жизнью, со слезами на глазах и с криком «ура» пошли вперед. Офицеры, вытащив сабли из ножен, ударяли тыльной стороной сабли и кричали: «Вперед, да вперед!». «Кто отступит на десять сажень, будет расстрелян из ружья, а кто – на двадцать сажень, будет расстрелян из пушки!» – говорили они. Их слова «вперед, да вперед» означали «идите вперед, идите вперед, не отступайте».

Поляки стреляли в сторону тех, которые шли по два-три человека. Их ядра попадали и коням, и нам самим. В конце концов, с божьей помощью мы победили поляков и заставали их бежать с поля боя. Многих из них уничтожили. Присоединившиеся к ним рекруты и некоторые шляхты побросали оружия и, давая пардон, стали перебегать в сторону нашей армии. <…> 29 мая взяли город Абросов, и там воцарилось правление нашего шаха Николая Павловича».

Анализ боевых действий тептярского и оренбургских сводных казачьих полков показывает, что командование дробило их на сотни и использовало либо отдельно, направляя для несения сторожевой службы, уничтожения мелких шаек повстанцев (в Литве), участия в преследовании отступающего противника, либо командировало в подвижные отряды состоящие из легкой регулярной кавалерии (гусары, уланы), казаков и артиллерии.

В 1831 г. в Башкиро-мещерякском войске сформировали пять башкирских полков направленные для конвоирования пленных поляков. 3-й полк (войсковой старшина Адеев) находился по этапам от Бобруйской крепости до Земли Войска Донского; 4-й (есаул Шубин) от Москвы до Казани; 5-й (есаул Савин) от Воронежа до Пензы и Земли Войска Донского; 6-й (есаул Альмемев) от Минска до Москвы; 7-й (есаул Ситников) от Минска до Воронежа. Срок их службы показывают сведения из формулярного списка М. Уметбаева служившего в 5-м полку – с 25 июня 1831 по 2 апреля 1832 г. Эти полки, находясь на довольствии Военного министерства, и считавшиеся откомандированными на внешнюю службу в число войск участвовавших непосредственно в военных действиях не входили. В данном случае командование приняло совершенно правильное решение, поскольку ему приходилось учитывать два важных аргумента: по уровню боеспособности башкирские полки не были готовы воевать на равных с польской легкой кавалерией – уланами, с другой стороны у башкир имелся опыт несения конвойной службы на Сибирском тракте. Моральный дух войска, его желание служить оставались неизменно устойчивым.

Взятые в ходе боевых действий в плен офицеры и нижние чины польской армии частично были направлены для прохождения службы в Отдельный Оренбургский корпус, всего 2800 человек. Наличие такого большого числа поляков, вместе с политическими ссыльными и штрафованными солдатами российской армии уже служившими в крае привело к тому, что почти треть солдат 28-й пехотной дивизии оказывалась неблагонадежной. По аргументированной просьбе оренбургских властей император 9 мая 1831 г. принял решение не отсылать ссыльных в Оренбургскую губернию. С этого времени политическая ссылка в край, существовавшая с XVII в. перестала носить массовый характер. Военное командование пыталось сосланных солдат развести по гарнизонам, или перевести под контроль местной администрации. Так, в 1832 г. около 200 пленных поляков были зачислены в Оренбургское казачье войско.

1830–1831 гг. явились своеобразным пиком в истории «польского вопроса» для юго-восточной окраины российской империи. В боевых действиях против польской армии вместе с частями регулярной армии участвовали казаки, башкиры, тептяри. Затем, большое количество поляков одетых в солдатские шинели вдруг оказалось в степных гарнизонах Оренбургского края.

События января 1863 г., которые современники справедливо назвали польским мятежом, всколыхнули всю страну. Внезапное нападение на русские войска, зверства повстанцев по отношению к попавшим в плен солдатам, оскорбления русского населения и представителей православной церкви привели к всеобщему единению российского общества. Вмешательство Великобритании и Франции в польский вопрос и угроза европейской войны способствовали необычайному патриотическому подъему.

В отличие от 1830–1831 гг. в этот раз российским войскам противостояла не польская армия, имевшая кавалерию, пехоту и артиллерию, а отряды повстанцев, избравшие партизанскую тактику. Благодаря активным действиям российских войск, мятежникам не удалось захватить населенные пункты, в основном они находились в лесах. Для преследования отрядов повстанцев и несения полицейской службы командование активно использовало казачьи части – 9 донских, 3 кубанских, 3 оренбургских, 2 малороссийских, 2 уральских, 1 терской казачьи полки.

Пять полков участвовавших в подавлении мятежа из общего количества казачьих прибыли из Оренбургского края. В 1863–1864 гг. Уральский казачий полк № 1 (подполковник Акутин) противодействовал повстанцам и нес полицейскую службу в Киевской, № 2 (войсковой старшина А.Я. Сладков),  в Екатеринославской губернии, а впоследствии был направлен в Бессарабию.

В Оренбургском казачьем войске, с получением 1 мая 1863 г. повеления о направлении казаков в Польшу, сформировали и отправили в июне-июле из Оренбурга, Троицка, Челябинска и станицы Кизильской три полка (№ 1–3). Они несли службу в Царстве Польском, но в военных действиях не участвовали. Патриотический настрой казаков этих полков показывает редкий случай поступления на службу женщины. В одном из полков, № 2 (полковник А.М. Сильнов) находилась казачка, 16-летняя девица Варвара Зайцева из поселка Спасского, Верхнеуральской станицы, пожелавшая в тяжелое для страны время служить вместе со своими родными братьями. Зайцева носила форменное обмундирование, прекрасно ездила и стреляла. Известно, что она отличилась на скачках 18 октября 1864 г. в Варшаве.

Башкирское войско в это время не могло принять участия в польских делах, поскольку находилось в процессе своего упразднения. Эпоха реформ привела к отмене кантонной системы у башкир, мишарей и тептярей, 14 мая 1863 г. было Высочайше утверждено «Положение о башкирах». Тем не менее, башкиры не остались в стороне от острого политического вопроса и откликнулись на польскую тему Всеподданнейшим письмом, отправленным 6 августа 1863 г. императору Александру II. В нем, за подписью 8320 человек, говорилось следующее: «Башкирский народ всегда служил верно своим законным Государям и память войны 1812 года, в которую отцы наши запечатлели кровью преданность свою Престолу и Отечеству, еще свежи между нами. Если ты повелишь, Государь, то и настоящее время мы не пожалеем ни себя, ни своего достояния на защиту Твоих священных прав и неприкосновенности Твоей Империи». В ответ башкирам была объявлена Высочайшая благодарность.

Большая часть попавших в плен польских повстанцев высылалась в Сибирь. Прежнюю практику отправки в ссылку в Оренбургский край участников восстания сменила политика переселения уже находящихся в ссылке во внутренних российских губерниях отдельных участников восстания. Но и она не носила массовый характер. Так, в январе 1864 г. в Оренбургскую губернию «для водворения на казенных землях» были отправлены из Пскова, находившиеся там в ссылке Петр Наркевич, Кароль Пацкевич и Казимир Федорович. В сопроводительных документах, подписанных генералом от инфантерии М.Н. Муравьевым указывалось, что Казимир Федорович, крестьянин Ковенской губернии «добровольно возвратился из мятежа, но за него никто не поручился», Кароль Пацкевич, 19 лет, из шляхты Шавельского уезда «находился в шайке мятежников и не раскаялся», Петр Наркевич, 26 лет, также из шляхты Шавельского уезда «из шайки добровольно явился и чистосердечно раскаялся», за что получил прощение и после приведения к присяге на верноподданичество отправлен в Псков.

Буквально следом за этой партией, в январе этого же года, уже из Владимира, по решению уже военно-судной комиссии «для водворения на казенных землях» отправились, находившиеся в ссылке «за бытность в боях с оружием» Виктор Добровольский, Михаил Райский, Петр Юзейк, Семен Грусегорек, Ян Ольчаковский, Вицентий Грабовский, Антоний Клутковский, Адам Пиорковский, Константин Завацкий – уроженцы Варшавы и Варшавской губернии. Как видно из документов, никаких массовых переселений поляков, как иногда сообщается в литературе, не было.

Если в 1830–1831 гг. на подавлении польского восстания было направлено девять полков казаков и национальной конницы, сформированных в Оренбургском крае, из которых четыре приняли непосредственное участие в боевых действиях, то в 1863–1864 гг. таковых отправлено всего пять, причем, по крайней мере, три из них не воевали.

Но воевать уральским и оренбургским казакам пришлось в последующие двадцать лет на юге. В связи с восстанием в Польше во французской и британской печати началась антироссийская кампания. Опасение вмешательства в польские дела Великобритании, привело к тому, что настроенные решительно оренбургский и западносибирский генерал-губернаторы А.П. Безак и А.О. Дюгамель, военный министр Д.А. Милютин смогли убедить императора Александра II провести ряд военных действий в Туркестане, угрожающих интересам Британии в Азии, с целью отвлечь ее от европейских проблем. Предполагалось провести рекогносцировку в степи, которая должна была привести к соединению Сыр-Дарьинской и Западносибирской пограничных линий. 20 декабря 1863 г. доклад Милютина о решительных действиях в степи был утвержден царем и стал программой действий в Средней Азии. В 1864 г. началось планомерное проникновение российских войск в Туркестан, сопровождавшееся военными действиями и завершившееся присоединением огромной территории к Российской империи. С 1864 по 1880-е гг. во всех походах в Туркестан против Кокандского и Хивинского ханств, Бухарского эмирата принимали участие оренбургские и уральские казаки, находящиеся в отдельных сотнях, батареях и сводных Оренбургско-Уральских полках. Таким образом «польская тема» 1863 г. в какой-то мере спровоцировала продвижение империи в Азию.

Для башкир, уральских и оренбургских казаков, местной администрации юго-востока России «польская тема» в течение трех столетий, то забывалась, то возникала вновь. Походы в Польшу, размещение польских военнопленных и ссыльных в крае периодически повторялись. Своего апогея «польский вопрос» в России достиг в XIX в. Если для польских повстанцев в течение XVIII–XIX вв. объект «войны» постепенно менялся – в XVIII в. это был собственный король, в 30-е годы XIX в. уже русский царь, а 1863–1864 гг. вообще русские, то для представителей военно-служилых сословий – башкир и казаков «польский поход» был одним из многих в череде военных кампаний. Никаких «антипольских», равно как и «антифранцузских», «антинемецких» настроений у жителей юго-восточной окраины империи не было. Неизменным для них было одно – исполнение служебного долга, «монаршей воли». Так сложилось, что в следующем веке, уже без царя, при другом режиме, башкиры вновь приняли участие в польском походе во время советско-польской войны в 1920 г., а тема «польские военнослужащие в Оренбуржье» стала реальностью в процессе формирования в 1941–1942 г. в Тоцке и Бузулуке армии генерала Андерса.