Взгляд из Финляндии на Польское восстание 1863 года / Кристиина Каллейнен

В 2013 году в Москве выходит в свет специальный выпуск исторического  альманаха «Русский Сборник», посвящённый Польскому восстанию в Российской Империи 1863 года. В сборник, в частности, включена статья доктора исторических наук, сотрудника Хельсинкского университета Кристиины Каллейнен «Работа в парламенте вместо мятежничества: Великое княжество Финляндское в 1863 году», которая в сокращении приводится ниже.

Начиная с 1863 года, положение Великого княжества Финляндского и Царства Польского весьма различалось. Как нам известно, причиной тому были отличные друг от друга опыты, которые эти государства переживали в предыдущие столетия, − Польша имела статус великой державы, тогда как Финляндия являлась частью Шведского королевства, перед тем, как в 1809 году вошла в состав Российской империи. В настоящей статье мною в общих чертах будет освещен отличный от развития Польши путь Финляндии до 1863 года, когда состоялась первая после 1809 года сессия финляндского сейма, положившего начало регулярным заседаниям финского парламента.

От Боргоского сейма к Крымской войне

Период с заседания Боргоского сейма (нын. Порвоо) до Крымской войны можно охарактеризовать как время политического взаимопонимания между Финляндией и Россией. Присоединение к России оказалось выгодным для Финляндии: страна получила собственный отечественный центральный орган управления (Императорский финляндский сенат), и учреждение, представляющее финляндские дела, – Комитет по делам Финляндии в Петербурге − и многие другие привилегии, помогавшие поддерживать порядок в стране. Чиновникам, служившим верой и правдой императору, жаловали дворянские титулы, ордена, ценные денежные подношения и т.д.

После Боргоского сейма в Финляндии жила вера в то, что новые заседания сейма состоятся в 1819 и в конце 1820-x годoв, но эти надежды не оправдались. Польское восстание 1830 года стало также одной из причин для запрета созыва парламента. Хотя восстание и пробудило чувство солидарности в некоторых студентах, которые поднимали «польский кубок» в честь Польши, подобное отношение едва ли было распространенным, а распитие «польского кубка» было списано на счет излишней чувствительности, вызванной алкоголем. Высшие чиновники Финляндии не одобряли и не понимали бунтовавших поляков. Министр-статс-секретарь Р.И. Ребиндер отмечал тогда: «Поляки совершили безумный ход. Если не случится ничего непредвиденного, они проиграли собственное дело, а наше дело значительно подпортили, хотя мы совершенно невиновны».

Поддержка и одобрение российского императора со стороны высшего чиновничьего аппарата Финляндии и большей части народа страны продолжалась вплоть до Крымской войны и даже дольше, но исход этой войны, то есть проигрыш России, ознаменовал поворотный пункт в финско-российских отношениях и в особенности в отношении финнов к российской власти.

После смерти императора Николая I на престол взошел его сын, император Александр II. Приход к власти нового императора, а также произошедшая весной 1855 года смена на посту генерал-губернатора Финляндии, который князь А.С. Меньшиков уступил графу Ф.Ф. фон Бергу, предвосхитили многочисленные перемены, которые произошли затем в Финляндии. Имеющим наибольшее значение в Крымской войне фактом было то, что тогда Россия перестала быть в глазах финнов самой мощной европейской державой, статус которой она приобрела в результате победы над Наполеоном. После проигранной Крымской войны стало очевидно, что Россию теперь вовсе не следует почитать и бояться так же, как это делали раньше. В то же время в период, предшествовавший Крымской войне, господствовавшее в Финляндии стремление и желание сблизиться с Россией ослабилось и вскоре наоборот превратилось в стремление как можно больше отдалиться от России и приблизиться к Западу.

По окончании войны за реформы принялись не только в России, но и в Финляндии, следовавшей политическому курсу русских. В марте 1856 года император Александр II приезжал в Хельсинки с визитом, когда и озвучил для записи в протокол сената программу общественного реформирования, к осуществлению которого сенату вскоре предстояло приступить. Естественно, программа была создана не самим императором: составлять ее начали в начале того же года, когда по просьбе министрa-статс-секретаря Александра Армфельта финляндские чиновники начали создавать план реформ с прицелом на послевоенное время. К концу оглашения замысла нововведений для протокола император счел разумным предостеречь: «Прежде всего не забывайте, уважаемые господа, выразители всеобщего образа мыслей, что, будучи добропорядочными финнами, вы в то же время являетесь частью того огромного общественного единства, глава которого − российский император».    

Навстречу парламенту

Для осуществления программы общественных реформ созыв сейма стал рассматриваться, как необходимая мера, так как для выполнения запланированных преобразований требовались новые и увеличение старых налогов, которые было невозможно ввести без созыва парламента. Созыв сейма не был сиюминутным делом. Возникла большая полемика, когда на празднике, организованном в честь коронации императора в 1856 году, епископ и профессор богословия Ф.Л. Шауман выступил с речью, в которой высказал пожелание к созыву парламента. В своей речи Шауман объяснил, что университет является сердцем мира, и он в связи с этим говорит от имени мира и своего народа. В последней части речи он вслух зачитал конституционные правила созыва парламента и высказал мнение, согласно которому император, дав присягу, принял на себя обязательство возродить институт законодательного органа в виде парламента: «На этом слове императора, как на каменной скале, зиждется наша надежда». У требований, предъявленных Шауманом, был большой политический размах, и именно поэтому их посчитали опасными: в Петербурге приняли меры, целью которых стало предотвратить распространение речи в прессе.

Произошедшее в Финляндии после войны освобождение общества и перемена в образе мыслей на рубеже 1860-х годов проявились также в том, что общественность начала активно обсуждать вопрос, является ли Финляндия провинцией или самостоятельным государством. Год 1861 известен в политической истории Финляндии как annusmirabilis (лат. год чудес). Наименование это знаменует собой, что в ту пору в сознании людей будто прояснился тот факт, что Финляндия − это государство, а не провинция и что она связана с Россией только властью императора, то есть речь в данном случае идет лишь о личной унии.

В апреле 1861 года император собрал так называемую Январскую комиссию, которую местные круги либералов посчитали чуждой конституции; они опасались, что комиссия отстранит от действий ожидавшийся к созыву сейм. Было решено в четкой форме объявить императору о случившемся попрании конституции с помощью массового выражения общественного мнения. Из-за большого ажиотажа, возникшего вокруг дела, в декабре 1861 года император объявил через только что назначенного нового генерал-губернатора Финляндии ген. от инф. П. И. Рокассовского о том, работа комиссия была лишь подготовительной и сейм будет созван сразу по окончании ее деятельности. В известной степени произошло непоправимое: по причине спора, родившегося из-за Январской комиссии, возникло еще большее желание прояснить, что собой представляет конституция Финляндии и что она определяет. В результате этих разногласий, связанных с комиссией, люди так сильно озаботились вопросом финляндской конституции, что беспрестанно интересовались этой проблемой у профессора юриспруденции Ю.Ф. Палмена. Он даже всерьез опасался за сохранность своих дверных косяков − так много людей, интересовавшихся конституционными вопросами, являлось к нему с визитами. Именно поэтому он счел нужным выпустить отдельное издание о конституции Финляндии, которое увидело свет в сентябре 1861 года. В первый же день в Хельсинки было продано свыше 300 экземпляров, что, учитывая описываемую эпоху, является числом значительным. Знаменательно то, что в то же время и в тот же год, когда в кругу образованной прослойки Финляндии распространилось представление о Финляндии как об отдельном государстве, распространилось и укрепилось знание и понимание статей конституции Финляндии.

Новый 1860-й год начался в Финляндии с того, что по окончании Крымской войны пресса стала постоянно отслеживать международные события и связанные с ними кризисные явления. Момент был благоприятным в особенности с точки зрения распространения национальной идеи: объединение Италии 1859−1861 годов и в первую очередь фигура Джузеппе Гарибальди пробудили восторг как среди фенноманов (сторонников «финской» идеи), так и среди либералов; некоторые финские добровольцы даже отправились сражаться в рядах отрядов Гарибальди. В финляндской прессе также следили за вспыхнувшей в 1861 году в Соединенных штатах гражданской войной и, что вполне естественно, за восстанием, возникшим в Польше в 1863 году.

1863 год

После начала восстания в Польше дружественное отношение западных государств к полякам породило опасность крупной войны. По понятным причинам, в России, напротив, возникла сильная неприязнь по отношению к полякам, которая впоследствии стала основанием для того, чтобы начать рассматривать все граничившие в Россией государства еще более критично и пристально, чем прежде. В этом особо «отличились» основанная весной 1863 года газета «Московские ведомости» и, в частности, ее главный редактор Михаил Катков.

В Финляндии за событиями в Польше наблюдали с интересом и значительно активнее, чем в 1830 году: причина такой заинтересованности была связана с тогдашним курсом развития самой Финляндии и в политическом, и в идеологическом плане. Новое восстание вызывало интерес именно с точки зрения выражения национальной идеи, а не потому, что Польша была автономией наподобие Финляндии. На первых порах пресса следила за событиями в Польше, основываясь на данных российских газет, но, начиная с конца февраля в Финляндии начали пользоваться иностранными печатными источниками. При сравнении данных в российских и зарубежных газетах быстро заметили, что русские новости зачастую были противоречивыми и ненадежными.

Помимо восстания в Польше интерес в Финляндии был направлен на международное положение и возможную угрозу войны между Россией и западными государствами, в связи с чем в либеральных кругах Финляндии начали спекулировать возможностью сохранения нейтралитета. Эта мысль стала актуальной, когда с конца апреля 1863 года русские войска начали перевозить в Финляндию. Приблизившаяся опасность войны возбудила крайнюю озабоченность в гражданах, в памяти которых еще сохранились опыты времен Крымской войны.

Весной 1863 года прозападные либеральные круги Финляндии сделали несколько предложений по ослаблению напряжения, царившего в отношениях между Финляндией и Россией, и под угрозой международного кризиса все чаще заговаривали о «позиции союзника» по отношению к России. Предложения либералов помимо всего прочего состояли в том, что Финляндия должна была иметь возможность назначить собственного консула, получить собственный торговый флаг и сохранить нейтралитет в возможной крупной войне. Фенноманы, сторонники финской национальной политики, и преданные императору круги отвергли предложения либералов, из которых идею сохранить нейтралитет в войне посчитали самой вероломной. С точки зрения фенноманов знаменательным было то, что как раз в апреле 1863 года их предводитель, Йохан Вильгельм Снелльман, был назначен на должность в сенат. Это назначение означало то, что у фенноманов были теперь уже совсем другие условия для достижения своих целей на высшем уровне.

В статье «Война или мир для Финляндии», вышедшей в начале июля в газете Litteraturblad, Йохан Снелльман наметил «линию политики безопасности» в сложившейся ситуации международного кризиса: отправной точкой была преданность императору. Спекуляции по поводу того, что результатом предполагаемой войны между Россией и Финляндией станет возвращение Финляндии в состав Швеции, Снелльман решительно отвергал. Он считал, что война, в которой противоборствующими сторонами выступали бы Россия и Швеция, была бы с точки зрения национального развития Финляндии судьбоносной: Россия никогда бы не отказалась от Финляндии полностью. Самым важным для Снелльмана было сохранить условия для национального развития Финляндии, и именно поэтому польский вопрос надо было рассматривать не как политико-моральное явление, а с точки зрения реальной политики. Согласно Снелльману, война принесла бы лишь горе такому немногочисленному и политически несамостоятельному народу, каковым был народ Финляндии.

В такой тревожной общественной ситуации император счел самым разумным усмирить финских подданных, и лучшим «успокоительным» средством стало подписанное 18.06.1863 объявление о созыве парламента: открытие заседаний финляндского сейма должно было состояться в Гельсингфорсе в сентябре 1863 года при личном присутствии императора.

Созыв и открытие заседаний сейма в Гельсингфорсе были частью показной, «витринной» политики Александра II: в то время как русская армия жестоко подавляла восстание в Польше, Александр хотел показать, что он может быть либеральным и с точки зрения конституции «правильным» руководителем. Сейм в Гельсингфорсе имел колоссальное значение в плане воздействия на общественное мнение, то есть, выражаясь современным языком, его созыв был гениальным PR-ходом, когда огни в созданной Финляндией «витрине»  зажглись совершенно невиданным раньше образом, как отмечал Лоло Крузиус-Аренберг. 14 сентября император прибыл в Гельсингфорс на корабле «Штандарт» на открытие сейма, которое с большим размахом праздновалось в течение несколько дней; его сыновья, великие князья, тоже участвовали в праздничных мероприятиях. На тогдашнее положение Польши указывало то, что в связи с празднествами считалось необходимым показать военную мощь России и то, что императорская власть располагала значительными военными силами на территории Финляндии: 17 сентября был организован грандиозный военный парад, в котором приняли участие 20 000 солдат, включая артиллеристов и кавалерию.

К концу тронной речи, открывшей заседание сейма, император счел разумным предостеречь финнов: «Вам, представителям Великого княжества Финляндского, предстоит в солидной, сдержанной и мирной форме показать на ваших совещаниях, что свободные институты, далекие от того, чтобы быть опасными, являются для народа залогом порядка и спокойствия, что благодаря полному взаимопониманию с правителем и практическому подходу к делу способствует развитию всеобщего благополучия». «Практический подход» означал, что сейм не должен был концентрироваться на теоретико-государственных вопросах и далеко идущих планах, а, напротив, депутатам следовало остановиться на экономических и сугубо внутренних проблемах.

Сразу после официального начала деятельности сейма в группе либералов из дворян родился вопрос, имеют ли право люди, состоявшие на службе у чиновничьего аппарата России, представлять свой народ в сейме. Либеральные законники из дворянских кругов опирались на уложение Рыцарского собрания 1626 года, которое отказывало в месте и праве голоса дворянам, проживавшим за границей и/или состоявшим на службе у иноземного князя. На деле этот вопрос касался лишь трех человек: капитана Угглы, вице-адмирала фон Шанца и государственного советника Брууна, который позднее стал статс-секретарем Великого княжества Финляндского. Самым негативным в этой полемике, с точки зрения русских, было то, что финны считали Россию «заграницей».

Дело привлекло негативное внимание в России, и Финляндию обвинили в сепаратизме. Критику высказала возглавляемая Михаилом Катковым газета Московские ведомости, которая вела новую патриотическую линию. Катков обрушил критику на периферийные российские области, которые считал сепаратистскими, и осенью 1863 года под «обстрел» попала в том числе и Финляндия. Уже само по себе начало деятельности сейма в Финляндии Катков считал отрицательным, но наибольшее осуждение Финляндии со стороны Каткова вызвал результат голосования, согласно которому три ранее упоминавшиеся личности утратили свое представительское право в сейме. Из-за критики, возникшей в России, по вопросу права участия в сейме было организовано новое голосование, в результате которого право было возвращено упоминавшимся финским депутатам. Но это, естественно, не поправило дела в глазах русских. Катков продолжил писать статьи против периферийных государств России, в том числе против Финляндии. В последующие десятилетия у него появлялось все больше тем для упреков в своих «опусах», касавшихся финляндского сепаратизма и враждебного отношения к России.

После того, как деятельности сейма был дан «зеленый свет», соответствующих спорных вопросов, вызывавших интерес у России, не возникло. Правительственные круги России тем не менее, будучи недовольными, обратили внимание на представление о характере финско-русских отношений, бытовавшее в среде финнов из либеральных кругов. Понимание либералами этих отношений как своего рода «соглашения» и состояния «реальной унии» между Финляндией и Россией, а в особенности то, что иностранные газеты «ухватились» за подобное толкование в своих статьях, пробудило сильное недовольство и раздражение. По этой причине министр-статс-секретарь Александр Армфельт по инициативе министерства иностранных дел способствовал публикации статьи о ситуации в Финляндии в журнале Journal de St. Petersbourg в январе 1864 года. В статье утверждалось, что Финляндия является присоединенной к России страной, обладающей автономией, но все же зависимой от Империи в «политических вопросах». Представленные в финляндской либеральной газете HelsingforsDagblad толкования были, согласно ранее упоминавшейся статье, «сущей метафизикой».

В апреле 1864 года император Александр II в своей речи, завершившей заседание сейма, обратил внимание на некие обсуждения, которые велись в парламенте касательно положения Финляндии. В этих разговорах, заявил он, выражались «блудливые мысли» о положении Великого княжества Финляндского в составе Российской империи, и особо подчеркнул, что в интересах Финляндии было стремиться «укрепить, а никак не ослабить тесную связь с Россией». Это предостережение императора на несколько лет приостановило разговоры в финской прессе об особом статусе Финляндии в составе России.

В заключение

После Крымской войны Финляндия с разрешения императора смогла приступить к осуществлению разнообразных общественных преобразований, частично и благодаря тому, что страна оставалась верной императору во время войны. Еще перед учреждением сейма в 1860 году Финляндия получила собственную денежную единицу, марку, введение которой имело большое значение для усиления положения Финляндии как отдельного, самостоятельного государства, хотя русские, естественно, этого не заметили. Россия считала, что введение своей денежной единицы в Финляндии и данное в1860-х годах разрешение осуществлять другие важные реформы породит в финнах чувство благодарности по отношению к России и сблизит государства. В конечном итоге, как мы знаем, случилось совсем наоборот: Финляндия охотнее, чем прежде, обратила свой взор к Западу и еще больше отдалилась от России.

В связи с Польским восстанием следует упомянуть о том, что во время Крымской войны и после нее графа Фёдора Фёдоровича фон Берга, занимавшего до 1861 года должность генерал-губернатора Финляндии, назначили в марте 1863 года помощником наместника Царства Польского, великого князя Константина, в должности которого он участвовал в подавлении восстания.  После своей неудачи в подавлении восставших поляков осенью 1863 года Константин получил отставку, а на его место был назначен граф фон Берг. Берг выступал наместником в Польском царстве до своей кончины в 1874 году. Некоторые финские офицеры, состоявшие на службе в российской армии, участвовали в подавлении бунта в Польше (например, генерал-лейтенант Йохан-Казимир Эрнрот, генерал-лейтенант Отто-Фердинанд Энкель, генерал-лейтенант Герман-Оскар Прокопе).

Опыты Польши и Финляндии, связанные с Россией, были различны между собой, поэтому не стоит удивляться тому, что поляки недоумевают при виде установленного посреди Сенатской площади в Хельсинки памятника Александру II, «царю-освободителю».

Авторизованный перевод с финского Юлии Козловой