Угроза с Запада, «второй центр» и ГОЭЛРО: когда большевики вдохновились планом Гриневецкого? / М.А. Колеров

Анализируемые ниже тексты, по-видимому, относятся к числу первых документов экономического качества, изучающих плоды первого в ХХ веке опыта «угрозы с Запада» и одинаково заслужили особого внимания в истории политики и мысли России. Созданы они были примерно в одно и то же время - в первые месяцы 1918 года - внутри и вне Советской власти. Первый из них, несоветский, - весьма знаменит и создан инженером-теплотехником, директором Московского технического училища, фактически - специалистом по предвоенной и военной экономике России, В.И. Гриневецким (1871-1919), с января по июнь 1918 года, но из-за событий Гражданской войны смог появиться в свет лишь в следующем году (или в конце 1918). И то – в Харькове, вне зоны советского контроля. Известно, что книга Гриневецкого была в составе личной Библиотеки Ленина в Кремле. В её каталоге приводится фото обложки «Материалов по статистике труда» (Вып. 7. М., 1919), изданных Отделом статистики Наркомата труда РСФСР и направленных издателем с надписью: «Владимиру Ильичу Ульянову (Ленину) от Редакции». На этой же обложке Ленин в ответ, видимо, своему библиотекарю надписал: «достать Гриневецкий: Послевоенные задачи [sic] русской промышленности. М. 1918». То есть Ленин в 1919 году знал, что этот текст вышел в свет, но ошибочно полагал, что это произошло ещё в 1918 году и в Москве. Предваряя итоговые данные настоящей статьи, сообщу, что первая редакция названного текста Гриневецкого действительно вышла ещё в Москве и в 1918 году, но в газете. И Ленин, видимо, читал в первый раз именно его. Об этом – ниже.

Широкую историографическую славу этой книге принесли воспоминания советского экономического чиновника Н. Валентинова (Вольского) (1879-1964) «Новая экономическая политика и кризис партии после смерти Ленина» (1956), в которых он в эмиграции подробно рассказывал, что труд Гриневецкого - при посредстве наркома одновременно торговли и промышленности и путей сообщения РСФСР Л.Б. Красина - попала в руки В.И. Ленину и подвигла его на составление государственных планов развития хозяйства и едва ли не на составление плана электрификации ГОЭЛРО, а также была высоко оценена Л.Д. Троцким как образец планирования. Законно считается, что основные направления развития промышленности России, указанные Гриневецким, были реализованы в ходе сталинской индустриализации и более всего - в перспективе создания «второго индустриального центра» СССР. Свидетельства Н. Валентинова, впрочем, никто не проверял, полагаясь на то, что авторитет Гриневецкого действительно был очень высок, и то, что советское руководство приняло решение переиздать его вполне антисоветскую книгу в 1922 году (впрочем, текстологической сверки двух версий текста никто не проводил). На деле же труд Гриневецкого более всего прогностически исходил не только из опыта военного управления экономикой и её разрушения коммунистическим экспериментом, но и из новых политических границ послевоенной России, о чём Н. Валентинов - видимо, под впечатлением от (восстановленных) территориальных границ СССР - в воспоминаниях умолчал. Нелишне отметить, что только очень издалека - из послевоенной эмиграции и последовавшей советской истории - можно было не увидеть и того простого обстоятельства, что сама идея электрификации как инструмента преодоления экономической отсталости для русской марксистской мысли была очень не нова, ибо выдвинул её ещё такой широко известный в России классик марксистской пропаганды, как итальянский коммунист Антонио Лабриола (1843-1904), в своём известном труде о «Коммунистическом манифесте».

Говоря о близкой к России по уровню экономического и социального развития Италии конца XIX века, Лабриола писал (и мы увидим, что условия Италии были ещё ближе к условиям Советской России 1918 года): «Италия не в состоянии соперничать с государствами с более развитой промышленностью, так как она страдает от отсутствия каменного угля, недостатка железа и скудости технически сил, - она ждёт и надеется ныне, что электрификация поможет ей наверстать утраченное время... Укрепление современного государственного строя среди населения почти исключительно земледельческого и притом в стране, где способы обработки земли находятся, по большей части, в весьма отсталом состоянии, - вот что порождает в ней бесформенное недовольствие и брожение».

Гриневецкий, хоть и датировал своё предисловие к книге 30 июня 1918 года, явно недооценил пределов германской оккупации - и не рассматривал политической и военной угрозы ресурсно-промышленным центрам России восточнее Екатеринослава. Он писал о потенциале, сохранившемся  (и, следовательно, не угрожаемом для России после войны: «Особое развитие получили Петроград и Москва, а также районы восточнее линии Екатеринослав - Москва - Вологда, зато [в распоряжении России - М.К.] совершенно исчезла частью эвакуированная, частью разорённая промышленность Польши и Прибалтики". Тем не менее, Гриневецкий  внятно указывал на историческую угрозу, которая, предполагалось, определяла перспективы развития русской промышленности в тот момент, начиная с 1914 года и антивоенной агитации большевиков:

«Русские рабочие и революционная интеллигенция не могли понять тогда, как не понимают и до сих пор, что одной из глубоких причин войны было не столкновение мнимого российского и весьма реального германского империализмов, а национальная защита Россией своего экономического будущего против неотвратимого национального стремления Германии на восток (курсив Гриневецкого). Таким образом, часть сознательное, частью бессознательное предательство со стороны близкой к рабочему классу революционной интеллигенции не только общих интересов России, но и прямых интересов рабочего класса оставалось совершенно непонятным последнему».

Гриневецкий хорошо видит оккупацию Украины Германией, её политическое и экономическое отделение от России, но очевидным образом проводит границу отделяемой Украины между Кривым Рогом и Донбассом, исходя из того, что Донбасс (несмотря на ход событий) останется за Россией. Реализованную угрозу он видит так:

«В ближайшие годы снабжение [России - М.К.] металлом может значительно осложниться, ибо главная масса металла производилась в Украине, имевшей наиболее мощную и наиболее близкую к современным требованиям металлургию. Между тем, заинтересованность Германии вывозом руды и разруха в добыче угля и выпуск кокса вместе с достаточностью, несмотря на сжатие производства, снабжения металлом самой Украины способны почти прекратить вывоз металла на Север [в Россию - М.К.]. Это поставило бы Россию в чрезвычайно тяжёлое положение, если бы параллельно не сокращалось бы наше потребление металла. Приобретение металла из Украины всё же будет неизбежно в некоторых частях...»

Положение Донецкого угольного бассейна Гриневецкий по умолчанию подчинял не оккупации или присоединение его Лениным Украине (окончательно утраченными он считал угольные ресурсы Польши), но революционной разрухе, что выводило его на ближайшее будущее из рабочего состояния, заставляя искать ему замену в освоении местных и восточных углей и его низкокалорийных заменителей: «Горное дело, наиболее пострадавшее от революционного крушения и расчленения государства, имеет пока почти неограниченные перспективы рынка, ибо страна ещё долго будет в состоянии топливного голода...» Его косвенный прогноз о государственной принадлежности Донбасса России был оптимистичен - он считал «неизбежным добычи малоценного топлива в Центральном промышленном районе, рост Уральского и Сибирского бассейнов, имеющих более местный характер, и особенно крупное развитие Донецкого бассейна, как главного в разрешении топливного вопроса».

Фактом на 19-21 марта 1918 года были: признанная РСФСР независимость Финляндии, где, однако, уже шла гражданская война, поддержанная из Германии и России; создание в зоне германской и австро-венгерской оккупации формально независимых государств (на деле протекторатов) - Польского королевства, Литвы, Эстонии и двух Украин, австро-германской и советской. Именно отчленение антисоветской УНР от России и признание её независимости РСФСР ещё 4 декабря 1917 года, а затем и в рамках Брестского мира и дополнительного к нему соглашения в августе 1918, идущее уничтожение Советской Украины, оккупацию присоединённого к ней русского Донбасса наблюдала и пыталась осмыслить в категориях практической политики Советская власть и не мог адекватно увидеть Гриневецкий.

В полном соответствии с тогдашней марксистской и большевистской догмой об абсолютном приоритете для развития экономики и общества крупной и сконцентрированной тяжёлой промышленности, «производства средств производства», а также в соответствии с опытом протекционистской индустриализации в Германии и России, где она опиралась на железнодорожное строительство и развитие в его интересах угледобычи, металлургии и тяжелого машиностроения, Гриневецкий так резюмировал стержневую проблему создания «второго индустриального центра» в контексте «брестской» России, то есть России без Украины и Донбасса:

«Совершенно очевидно, что никаких сколько-нибудь широких перспектив в области промышленности и транспорта мы не можем иметь без устранения нашей металлургической нищеты. Разрешение этой задачи не представляет особых технических трудностей. В лучшие годы производительная способность металлургических заводов Юга России сможет значительно повысить своё производство. Гораздо проблематичнее перспективы Центра и Урала, из коих первый лишён местного топлива и отчасти руды, а второй должен пережить постепенный переход от древесного топлива на минеральное. В отношении производительных возможностей Урал должен встретить опасного соперника в Кузнецком районе, где, по-видимому, соберутся все данные для развития крупной металлургической промышленности современного типа. Здесь имеются богатейшие залежи коксующегося угля. недалеко расположены и руды, обещает вырасти значительный спрос Сибири на металл для транспорта, промышленности и потребления. Назревшая и уже неизбежная эмиграция в Сибирь из Европейской России должна разрешить весьма трудный до сих пор рабочий вопрос. Таким образом, здесь суммируются все данные для развития мощной промышленности, если будет обеспечен приток капиталов и приобретут известную устойчивость правовые отношения. Считаясь с неизбежной экономической депрессией Центра и Петрограда и с мощными факторами экономического развития Сибири, которая должна стать поэтому притягательным фокусом для иностранного капитала, можно достаточно оптимистически смотреть на перспективы развития Кузнецкого бассейна (...)

Во-первых, должно быть исправлено историческое размещение промышленности, не соответствующее современному положению относительно сырья, топлива и рынков. Во-вторых, должны быть учтены предстоящие изменения в добыче и перемещении её к Востоку, особенно в отраслях по обработке пищевых и животных продуктов. В-третьих, коренные изменения вносятся вздорожанием существующего транспорта и развитием нового в тех районах, которые до сих пор были лишены всяких путей. В-четвёртых, рассасывание городов Севера и Центра и развитие их к Востоку, передвижение сельскохозяйственного рынка также к Востоку, перемещение туда же самой промышленности -  всё это должно отодвинуть к Востоку центр тяжести рынка для промышленности. В-пятых, политическое расчленение России должно  оказать существенное влияние, глубины и устойчивости которого, однако, не следует переоценивать... Развитие многих отраслей промышленности на Урале, в Степном крае и в Сибири становится уже неизбежным... Такой эволюцией в сфере труда и условиях для технической организации промышленности будут в значительной мере уничтожены бывшие в прошлом территориальные ограничения и затруднения для перемещения промышленности на Восток».

Примечательно, что правительственная советская газета «Экономическая Жизнь» дебютировавшая 6 ноября 1918 года, одновременно с началом революции в Германии, которая резко изменила колониальный статус Советской России по отношению к Германии, привела к денонсации кабального Брестского мира и дополнительно вдохновила надежды большевиков на Мировую революцию, инерционно продолжала рассматривать Советскую Россию как аграрный придаток к промышленной Германии, что в общем было вполне банальным убеждением большевиков этого времени. Газета писала о германских контексте и перспективах развития России, надеясь именно на коммунизацию Германии: «Богатая сырьем и естественными благами, полуаграрная Россия, со слабо работающей промышленностью (…) может в настоящее время заключить хозяйственный союз с высоко-промышленной Германией… лишь в том случае, если Германия не будет оставаться страной частно-правового хозяйства». Ясно, что оппозиционный большевикам Гриневецкий не мог вынашивать таких надежд.

Наконец, второй, ещё не описанный в историографии, документ Гриневецкого - фактическая, а не мемуарная, правда о доступных Советской власти вдохновениях Гриневецкого, была опубликована отнюдь не в Харькове в 1919 году, а в самой советской Москве. Но в ещё тогда временно возможной не советской печати – в бывшей газете «Русские Ведомости», в результате преследований выходившей в свет под другим названием. Нет сомнений, что эта газета – и именно как главная легальная оппозиционная газета – была в центре внимания столичных большевиков. Именно в ней частями дебютировала известная книга Гриневецкого «Послевоенные перспективы русской промышленности». В последней части этой серии статей прямо был поставлен вопрос, принципиальный для стратегического планирования Советской власти с 1918 до 1941 года: как жить России / СССР перед лицом исторической угрозы в Запада - без Прибалтики, Польши, Украины? Насколько остра проблема «второго индустриального центра» страны? Как объяснить советскую индустриализацию Советской Украины перед лицом этой угрозы с Запада, которую в принципе не могли уравновесить никакие надежды СССР на то, что УССР станет орудием расчленения и присоединения к себе Польши, как это случилось в 1939 году, но потом было просто уничтожено Гитлером в 1941-м?

В резюме своего названного газетного цикла Гриневецкий пророчески и прогностически говорил:

«Наш искусственный центр металлообрабатывающей и военной промышленности, Петроград, в таком виде, как сейчас, существовать не будет; его песня спета; ему надо переходить к более тонким отраслям промышленности, которые меньше нагружают транспорт, или переселяться в Сибирь, на юго-восток и так далее. (...) Затем приходится думать о том, что север Европейской России в области лесного дела и Сибирь в области добывающей промышленности представляют ещё такие возможности, которых мы совершенно не использовали и о которых мы, может быть, не имеем сейчас даже ясного фактического представления».

Всё это понимали большевики уже в ходе составления плана ГОЭЛРО (1920), где уделили особое внимание перспективам Кузнецкого угольного бассейна, когда в 1925 году политически объявили регионально распределённую индустриализацию СССР, когда в начале 1930-х начали рекламировать на Западе (!) свои успехи по созданию «второго центра». Но угрожаемая УССР оставалась местом приложения индустриальных сил. Но угрожаемый Ленинград оставался до самой Войны центром военной промышленности СССР. Почему – у меня нет ответа.

Публикуется в сокращении. Полностью будет опубликовано в: OSTKRAFT. 2026. №25