Ялта и Потсдам: зачем англосаксы уступили Сталину Восточную Европу? / Александр Усовский

Тегеран-43. Безоговорочная капитуляция. 

Часть пятая.

Ялта и Потсдам: зачем англосаксы уступили Сталину Восточную Европу?

***

За ненадобностью.

Есть такая отличная русская поговорка – «овчинка выделки не стоит» - и именно это идиоматическое выражение наиболее полно, на мой взгляд, характеризует те причины, по которым Рузвельт и Черчилль на конференции в Ялте приняли решение о непротивлении установлению советского господства в тех странах Восточной Европы, до которых уже дошли советские танки, и в тех, куда эти танки вот-вот докатятся. Слишком дорого и слишком малорезультативно – чтобы упираться… Поэтому решено было не упираться. Раз товарищ Сталин хочет, чтобы «Польша, Чехословакия и Венгрия образовали сферу… прорусских государств» - будет ему сфера.

Впрочем, немало для создания означенной сферы сделал и сам товарищ Сталин – естественно, не один; для того, чтобы у СССР появилось право на послевоенное участие в разделе Европы, и на свою «долю» в этом разделе – Советский Союз предпринял просто титанические усилия!

***

Во-первых, мы преодолели (ну, или снизили её до разумного минимума) унизительнейшую зависимость от англосаксов в хлебе и вообще в продовольствии – каковая зависимость не позволяла доселе товарищу Сталину твердо отстаивать наши интересы в послевоенном мире. Для этого было сделано всё возможное - утвержденный ЦК ВКП(б) и СНК СССР план развития сельского хозяйства на 1944 г., предусматривал увеличить посевные площади (без территорий, освобожденных зимой 1943/44 г.) на 7,5 млн. га, в том числе под зерновые — на 5,4 млн. га, поднять урожайность, повысить продуктивность животноводства, улучшить организацию полевых работ, укрепить МТС, расширить применение местных удобрений. В то время это были далеко не пустые слова – каждый абзац в этом плане подкреплялся реальными капиталовложениями и привлечением трудовых ресурсов.

Как итог этих усилий - весенние полевые работы были проведены более организованно, чем в предыдущем году. В них участвовало более 187 тыс. колхозов, 3 тыс. совхозов и 6 тыс. МТС. На поля вышло свыше 300 тыс. тракторов. Посевные площади под зерновыми увеличились на 11,5 млн. га, в том числе под пшеницей на 1,4 млн. га, и составили 82,1 млн. га[1].

К концу 1944 года Советский Союз выбрался, наконец, из тяжелого двухлетнего продовольственного кризиса. В 1944 году по сравнению с предыдущим было собрано больше зерна - на 67,1% (в абсолютных цифрах – 48.7 миллионов тонн), сахарной свеклы - в 3,1 раза, льноволокна - на 7%, картофеля - на 57,3%. Увеличилось поголовье скота, выросло производство мяса, сала, молока, яиц и шерсти. Значительно выросло производство основных технических культур. Увеличилось в 1944 г. и поголовье птицы. 

Кроме того, серьезно улучшилось материально-техническое обеспечение сельского хозяйства. 18 февраля ЦК ВКП(б) и СНК СССР приняли постановление «О строительстве тракторных заводов и развитии производственных мощностей по выпуску тракторов для сельского хозяйства». Тракторные заводы Наркомата среднего машиностроения должны были выпустить по плану 5,5 тыс. тракторов. Намечалось после расширения и дооборудования строящихся Алтайского, Липецкого и Владимирского заводов на каждом из них выпускать 50 тракторов в сутки. Предусматривалось также быстрое восстановление других предприятий по выпуску сельскохозяйственных машин. Во исполнение этого постановления на Алтае, в Рубцовске, в 1943 году ударными темпами был построен тракторный завод, в январе 1944 г. с его конвейера сошло более тысячи тракторов. К середине 1944 г. был восстановлен тракторный завод в Сталинграде. И хотя в 1944 году парк тракторов и зерноуборочных комбайнов все ещё составлял ¾ такового довоенного – это было намного лучше катастрофически-провального 1943 года.

Кроме того, Советская власть вернулась в регионы традиционно богатых урожаев – с соответствующей перспективой роста валовых сборов зерна в будущем; кроме того, немцы, лихорадочно отступившие (или правильно будет сказать – «бежавшие»?) с Украины и Белоруссии – не смогли, как они это сделали в 1943 году, эвакуировать на Запад запасы продовольствия, не только частных хозяйств (об этом вообще не было и речи), но и с централизованных складов службы тыла вермахта и прочих ведомств Третьего рейха. Наступающая Красная Армия летом и осенью 1944 года захватила более трех тысяч продовольственных складов, и без счета – вагонов, под завязку набитых зерном и прочими продуктами; отступая, немцы бросали не только эшелоны с продовольствием – в руках наших наступающих частей иногда оказывались составы с ничего не подозревающими запасными полками немецких резервных дивизий....

***

Во-вторых, боевая мощь Красной Армии к концу 1944 года достигла максимума – наши армии, по словам маршала Конева, могли «штурмовать небо». Вооруженные силы СССР к этому времени насчитывали в своих рядах 9 412 тыс. человек, 144,2 тыс. орудий и минометов, 15,7 тыс. танков и самоходно-артиллерийских установок и 22,6 тыс. боевых самолетов (плюс на стороне СССР сражалось около 430 тысяч солдат и офицеров союзных нам польской, румынской, югославской, болгарской и чехословацкой армий, плюс -венгерские добровольцы). ВСЯ территория СССР к декабрю 1944 года была освобождена от врага, советские армии вели операции на территории Югославии, Венгрии, Словакии, Польши, Германии, Финляндии и Норвегии.

Нельзя сказать, что вермахт в это же время перестал быть серьезным противником для РККА – в декабре 1944 года он все ещё насчитывал 9 420 тыс. человек (плюс 350 тыс. чел. в инонациональных формированиях), на вооружении армии имелось 110,1 тыс. орудий и минометов, до 13,2 тыс. танков и штурмовых орудий, свыше 7 тыс. боевых самолетов. Но поскольку против немцев на европейском континенте воевали не только советские, но также и американские (3.3 миллиона человек), британские (2.5 миллиона солдат и офицеров) и прочие союзные (около 1 миллиона военнослужащих) войска – то, понятное дело, шансов у немцев хоть как-то выстоять не было совсем. А если учесть, что военно-воздушная мощь англосаксов превосходила все мыслимые пределы (только ВВС США в декабре 1944 года насчитывали 67.7 тысячи боевых и вспомогательных самолетов) – то вести речь о каких-то возможностях реального сопротивления у немцев не имеет смысла вообще.

Впрочем, германцы отнюдь не сидели уныло у погасшего костра и ждали неминуемого поражения – 16 декабря 1944 года они предприняли попытку «отыграть назад» в Арденнах, и даже на первых порах достигли некоторых успехов – впрочем, довольно быстро закончившихся. Это было «наступление обреченных» - с соответствующими результатами – но определенную роль оно все же сыграло. А именно – прибавило товарищу Сталину уверенности перед Ялтинской конференцией, на которой он хотел добиться достаточно весомых результатов.

***

Планы советской стороны на Восточную Европу были довольно серьезными – но, вопреки утверждениям либеральных «историков», никакой «советизации» предполагаемых вассальных княжеств советскими руководителями изначально не планировалось. И вот здесь мы подробно рассмотрим «в-третьих» - последний по списку, но отнюдь не последний по значимости пункт нашего перечисления!

Так вот, в-третьих – у Советского Союза к концу декабря 1944 года были припасены весьма серьезные политические инструменты для установления своей «зоны жизненных интересов» в Восточной Европе. А именно – власть на территориях, занятых РККА, либо уже принадлежала созданным тов. Сталиным правительствам (как это было в Польше и Болгарии), либо готовилась перейти в руки оных (как в Венгрии), либо целиком и полностью была на стороне Советов и без какого бы то ни было перехода (как в Румынии).

Поэтому Черчилль во время своего визита в СССР в октябре 1944 года предложил Сталину «по-честному» разделить Восточную Европу. Он сказал: «Давайте урегулируем наши дела на Балканах. Ваши армии находятся в Румынии и Болгарии. У нас есть там интересы, миссии и агенты. Не будем ссориться из-за пустяков. Что касается Англии и России, согласны ли вы на то, чтобы занимать преобладающее положение на 90 процентов в Румынии, на то, чтобы мы занимали также преобладающее положение на 90 процентов в Греции и пополам - в Югославии?»

Предложенное премьер-министром Великобритании соотношение влияния СССР и англосаксов в Восточной Европе было следующим:

„Румыния

Россия — 90 процентов

Другие — 10 процентов

Греция

Великобритания (в согласии с США) — 90 процентов

Россия —10 процентов

Венгрия

50:50 процентов

Болгария

Россия — 75 процентов

Другие — 25 процентов “[2].

Проще говоря, Черчилль предложил Сталину поменять Грецию – в которой коммунистическое партизанское движение спало и видело приход Красной Армии – на Польшу, где население к СССР относилось по большей части сдержанно-недружелюбно; но Греция была далеко, к тому же уже на три четверти была занята англичанами – а Польша была под боком, и там в Люблине уже сидело правительство, целиком и полностью сформированное Сталиным. Ничего поэтому нет удивительного в том, что тов. Сталин на сей размен согласился. Ну а то, что после этого англичане устроили греческим коммунистам кровавую баню – что ж поделать, Большая Политика иногда бывает чрезвычайно кровавой…

Впрочем, англичане попытались «разбавить» просоветское польское «люблинское» правительство своими креатурами. На той же встрече в октябре 1944 года в Москве Черчилль предложил Сталину ввести в кабинет Берута некоторых деятелей из эмигрантских кругов - премьер-министра Миколайика, министра иностранных дел Ромера и академика Грабского – для чего даже встретился с «люблинскими поляками». Правда, Берут Черчилля несколько изумил, заявив: «Мы явились сюда с целью потребовать от имени Польши, чтобы Львов принадлежал России. Такова воля польского народа». Такого от руководителя ПОЛЬСКОГО государства британский премьер-министр не ожидал!

            Но всё это были частности. Главное было в другом – за Восточную Европу не захотел драться Рузвельт – гораздо важнее для него было не торговаться со Сталиным за проценты влияния в окраинных европейских улусах, а добиться согласия советского вождя на вступление СССР в войну против Японии. И за это согласие он готов был очень многим пожертвовать!

***

Как сейчас известно, накануне Ялтинской конференции состоялось самое длительное за всю войну совещание руководителей разведки Наркомата обороны, Военно-морского Флота и НКВД и НКГБ - на первых порах шедшее под председательством Голикова, затем ход совещания в свои руки взял Лаврений Берия. Как писал Павел Судоплатов, «главный вопрос — оценка потенциальных возможностей германских вооруженных сил к дальнейшему сопротивлению союзникам — был рассмотрен в течение двух дней. Наши прогнозы о том, что война в Европе продлится не более трех месяцев ввиду нехватки у немцев топлива и боеприпасов, оказались правильными. Последний, третий день работы совещания был посвящен сопоставлению имевшихся материалов о политических целях и намерениях американцев и англичан на Ялтинской конференции. Все мы согласились с тем, что и Рузвельт, и Черчилль не смогут противодействовать линии нашей делегации на укрепление позиций СССР в Восточной Европе. Мы исходили из достоверной информации о том, что американцы и англичане займут гибкую позицию и пойдут на уступки ввиду заинтересованности быстрейшего вступления Советского Союза в войну с Японией. Прогноз НКВД и военной разведки о низкой способности японцев противостоять мощным ударам наших подвижных соединений в обход укрепленных районов, построенных японцами вдоль советской границы, подтвердился в августе 1945 года. Однако мы не предвидели, несмотря на подробные данные о завершении работ по атомной бомбе, что американцы применят ядерное оружие против Японии».

То есть об установлении в новых вассальных государствах «советского строя» речи поначалу вовсе не шло, руководство разведки не видело перспектив «социалистического развития» в Польше, Чехословакии, Венгрии, Румынии. Перспектива строительства «социалистического государства» по образу и подобию СССР была только у Югославии, где И. Тито и компартия опирались на «реальную военную силу». Во всех же остальных будущих вассалиях специалисты в области разведки надеялись иметь только дружественные Советскому Союзу правительства, и не более того. Поэтому все разговоры о коварных планах Сталина по установлению в странах «народной демократии» политического режима, схожего с советским – не более, чем результат воспаленного воображения либеральных «историков» ….

***

Да и какой смысл Рузвельту был вступать в интеллектуальное единоборство со Сталиным по вопросу вхождения восточноевропейских стран в ту или иную зону влияния – если ценность этих государств для Штатов была весьма условной (разве что, исключая Польшу – ибо в США на момент окончания войны находилось более пяти миллионов уроженцев Речи Посполитой, и их голоса для Рузвельта что-то значили – во всяком случае, он так говорил Сталину)? Восточная Европа была Рузвельту НЕИНТЕРЕСНА – и он предоставил право «бодаться» за неё со Сталиным Черчиллю, который по старой имперской привычке полагал Британию вправе руководить малыми европейскими народами. Не замечая – вернее, не желая замечать – что саму Британию к концу войны устойчиво и неотвратимо «брали под уздцы» потомки заокеанских колонистов…

К тому же реальных рычагов влияния на внутриполитическую ситуацию в Восточной Европе у англосаксов к моменту Ялтинской конференции практически не было. По-быстрому слепленные ими в начале войны «правительства в изгнании» - Чехословакии, Польши, Югославии – имели в «своих» странах весьма условное влияние (если имели его вообще), снабжение населения этих стран осуществлялось назначенной русскими администрацией, и те же продукты, поставляемые американцами для этих целей – шли через русских, которые полностью контролировали этот процесс. А у кого ключи от продовольственного склада – тот и есть главный в любом коллективе…

***

Англичане рассчитывали на югославского короля Петра – увы, к концу 1944 года у югославского королевского правительства в Югославии не было не то, что дивизии – не имелось ни одного верного королю полка! А вот верных Тито войск в бывшем королевстве сербов, хорватов и словенцев было – несколько корпусов, под ружьем у коммунистов стояло до трехсот тысяч штыков и сабель!

На территории бывшей Чехословакии британцы, правда, благодаря своей креатуре Бенешу имели некоторое влияние – но сугубо и исключительно потому, что Бенеша и его «чехословацкое правительство в изгнании» признавали в Москве. Впрочем, о Чехословакии – вернее, о Чехии и Словакии – имеет смысл поговорить поподробнее, сугубо для того, чтобы читатель на этом частном примере мог оценить всю политическую картину в Восточной Европе.

Итак, Чехословакия. Вернее, Чехия и Словакия – историю которых есть смысл рассмотреть с начала тридцатых годов, тогда будет понятно, почему там всё произошло именно так, а не иначе.

В тридцатые годы прошлого века в Словакии расстановка политических сил была достаточно своеобразна – и весьма расходилась с ситуацией в Чехии, хотя номинально обе эти этнически схожие территории составляли единое государственное образование – Чехословакию.

Главным игроком на пространстве к востоку от бассейна Грона были словацкие клерикалы – наиболее серьезной силой которых была «Slovenská ?udová strana», «Словацкая народная партия», или «народники» - созданная ещё во времена Австро-Венгрии и в период Первой республики возглавляемая Андреем Глинкой. Опиралась эта партия на словацкую деревню и провинциальные городки - в которых ещё сохранялась тамошними жителями верность своим национальным традициям, консервативность, искренняя религиозность (большинство жителей Словакии – глубоко верующие католики) и приверженность довольно патриархальному укладу жизни. Плюс к этому, в среде словацкого крестьянства сильны были ксенофобские (по отношению к венграм, цыганам, немцам и, как это ни покажется удивительным, к чехам) настроения и довольно сильный антисемитизм (чему не стоит удивляться, еврейская община Словакии на конец 1930-х гг. насчитывала около 90 тыс. человек, или более 4% населения, и занимала ключевое положение в торговой и финансовой сферах национальной экономики). Уважение к «народникам» со стороны простых словаков постоянно подпитывалось их непримиримой позицией по отношению к официальной Праге, «забывшей» о «Питтсбургских соглашениях»; к тому же трагическая гибель одного из основоположников Чехословакии, Милана Штефаника - «народниками» целиком и полностью относилась на совесть Бенеша и Масарика – что, естественно, не прибавляло уважения словаков к центральным властям. В 1935 году за народников «народников» в восточных районах Словакии голосовало почти девяносто процентов избирателей!

Вторыми по электоральным предпочтениям населения и политическому «весу» в Словакии были демократы – чьей социальной опорой была городская интеллигенция, коммерсанты, лица свободных профессий, представители национальных меньшинств - в общем, все те, кому местечковый словацкий национализм «народников» казался атавизмом средневековья, но кому также претил и «пролетарский интернационализм» коммунистов. На западе Словакии, и особенно в Братиславе, влияние демократов было весьма серьезным.

Третьими по силе и политическому «весу» в Словакии были коммунисты – опиравшиеся, главным образом, на промышленных рабочих и сельскую бедноту горных деревушек; впрочем, коммунистов официальная Прага давила куда более целенаправленно и изощрённо, чем тех же «народников», поэтому действовать они вынуждены были полуофициально, отсюда – и слабость их позиций в легальной политике. Правда, радикальные лозунги коммунистов в пору экономического кризиса начала тридцатых годов изрядно добавили им симпатий простого народа, но все же превзойти по уровню влияния на массы «народников» и «демократов» коммунисты до самого конца существования независимого чехословацкого государства так и не смогли.

Теперь - о внешнеполитических предпочтениях словацких политических сил; здесь всё было достаточно прозрачно и предсказуемо - «народники» ориентировались на Рим и Берлин (в 20-е годы Андрей Глинка с искренней симпатией писал о фашизме Муссолини, в то же время словацкие «народники» стали одной из первых европейских правых партий, установивших связи с германскими национал-социалистами. Профессор Войтех Тука в 1923 г. посетил Германию, где встречался с руководством НСДАП и вернулся под сильным влиянием идеологии германского национал-социализма). Демократы полагали разумным и правильным «держать равнение» на Лондон и Париж, коммунисты, как и следовало ожидать, с верой и надеждой смотрели на Восток, туда, где возвышались башни московского Кремля.

После Мюнхенской капитуляции акции «народников» взлетели весьма резко – их партия, всегда и во всем придерживавшаяся идей словацкого национализма, смогла быстро и грамотно сориентироваться в новой политической реальности: 6 октября 1938 года в Жилине Словакия (устами монсеньора Тисо) провозгласила автономию, Сам кардинал Тисо сделался премьер-министром первого самостоятельного словацкого правительства – в компетенции которого оказался самый широкий спектр внутриполитических вопросов. Впрочем, и внешнюю политику Словакия проводила фактически самостоятельно, поскольку влияние Праги на Братиславу даже в этом вопросе постоянно слабело. Ничего удивительного, кстати, в этом не было – «народники» задолго до Мюнхена готовились к захвату власти, в июле 1938 года ими были созданы первые отряды «Глинковской гвардии» («Нlinkova garda»), ядром для которых и элитными подразделениями стали ячейки «Родобраны». К тому же достаточно плотные контакты с Берлином позволили монсеньору Тисо и его коллегам иметь дополнительные козыри в разговорах с Прагой.

Но автономия – была лишь первым шагом на пути к полной и безусловной независимости Словакии; судьбоносные для Чехословакии события весны 1939 года позволили словацким «народникам» добиться куда большего…

***

Впрочем, надо отметить, что триумфальное шествие «народников» к независимой Словакии в период с сентября 1938 по март 1939 года едва не было прервано официальной Прагой: 9 марта 1939 года президент Чехословакии Эмиль Гаха объявил автономное правительство Словакии распущенным и отдал вооруженным силам приказ взять территорию «мятежной провинции» под контроль. Впрочем, из этой попытки «приструнить» Тисо сотоварищи ничего не получилось - большинство дислоцированных на территории Словакии воинских частей чехословацкой армии, укомплектованных в основном словацкими солдатами и офицерами, отреагировали на приказ из Праги весьма специфически: присягнули на верность «словацкой державе». Однако опасность военного конфликта с Прагой все же заставила премьер-министра монсеньора Тисо поспешно покинуть столицу страны Братиславу и выехать в. Третий Рейх, чтобы просить Адольфа Гитлера о защите. Командование «Глинковской гвардии» объявило всеобщую мобилизацию своих членов - за сорок восемь часов поставив в строй до 15 тысяч вооруженных бойцов. Вялые перестрелки на словацко-чешской границе, продолжавшиеся трое суток, стоили жизни двенадцати бойцам «Глинковской гвардии» и восьмерым чешским жандармам – впрочем, уже 15 марта 1939 года всё завершилось: президент Гаха подписал просьбу к фюреру Третьего рейха о вхождении Чехии в состав Германии на правах Протектората Богемии и Моравии, Словакия же объявила о своем полном и безусловном суверенитете.

Впрочем, новорожденное государство тут же было втянуто в войну – 25 марта 1939 года в придунайские и закарпатские районы Словакии вторглись венгры. Война, продлившаяся неделю, закончилась печально для «глинковских гвардейцев» - венгры нанесли поражение их отрядам (всего в район боевых действий было стянуто до двенадцати тысяч гвардейцев, которым противостоял венгерский экспедиционный корпус в двадцать пять тысяч штыков и сабель при ста двадцати танках и трехстах самолётах) и захватили 1.700 квадратных километров словацкой территории (на которой, впрочем, проживали в большинстве своем венгры). Потери словаков в мартовских боях составили 22 военнослужащих бывшей чехословацкой армии и 36 «гвардейцев» убитыми и более шестидесяти ранеными, венгры потеряли убитыми 23 бойца и 55 было ранено.

Тем не менее, успех «народников» был ошеломляющий – словацкий народ впервые в своей истории обрел своё собственное государство! И даже участие словацкой армии в немецко-польской войне отнюдь не подорвало у населения авторитета Словацкой народной партии – поляков словаки недолюбливали, к тому же по Мюнхенским соглашениям 1938 года к Польше отошло несколько словацких деревень в районе Моравско-Силезских Бескид – что, естественно, отнюдь не прибавило дружеских чувств.

Всё резко и непоправимо изменилось 23 июня 1941 года, в день, когда правительство монсеньора Тисо объявило войну Советскому Союзу и направило в помощь немцам две (из трех имеющихся в наличии) дивизии словацкой армии. Если бы «народники» хотели продолжать удерживать симпатии населения на своей стороне - ТАКОГО в русофильской в своём подавляющем большинстве Словакии делать было НЕЛЬЗЯ НИ В КОЕМ СЛУЧАЕ!

Но это было сделано.

Понятно, что руководство «народников» долго и массированно убеждало население Словакии в том, что их армия участвует в войне не против России, а лишь против «безбожного» большевистского режима – но помогало это плохо (вернее, совсем не помогало). В стране постепенно нарастало отторжение официально проводимой политики «союзнических уз» с Германским рейхом – словаки с каждым месяцем все более и более негативно относились к «Словацкой народной партии», втянувшей их страну в братоубийственную войну с Россией – каким бы благими целями это ни обставлялось.

Однако довольно долго это недовольство было подспудным, нараставшим втуне, без видимых внешних признаков в виде движения Сопротивления – до весны 1944 года Словакия продолжала быть тихим уютным уголком посреди охваченной войной Европы. Но это была видимость – на самом деле, словацкое общество уже давно созрело для того, чтобы избавится от власти Тисо и компании, и ему не хватало лишь «дрожжей», чтобы забурлить во всю силу. И эти «дрожжи» появились…

Впрочем, поначалу процесс организации словацкого Сопротивления был достаточно нудным и малорезультативным. В середине 1943 года ЦК Коммунистической партии Словакии начал вести переговоры с руководством демократов с тем, чтобы объединить усилия и создать единый центр Сопротивления. Эти переговоры велись всю вторую половину года и к ноябрю 1943 года завершились созданием единого Словацкого национального совета (СНС) – который, впрочем, имел весьма зыбкий статус. Дело в том, что в то время СССР признавал эмигрантское правительство Бенеша – а многие деятели в СНС весьма прохладно относились к идее восстановления Чехословакии (Гусак и его фракция вообще полагали, что после войны Словакия должна присоединиться к СССР); к тому же при посещении Бенешем Советского Союза 12 декабря 1943 года был подписан договор о дружбе, взаимной помощи и послевоенном сотрудничестве между СССР и Чехословацкой республикой – и напрямую взаимодействовать с СНС Сталин не считал возможным, предпочитая убедить Бенеша признать оный СНС в качестве равноценного лондонскому правительству (тоже той ещё лавочке сомнительных персонажей) и работать совместно.

Впрочем, к июлю 1944 года товарищ Сталин понял, что каши ни с «лондонскими» чехами, ни с деятелями СНС ему не сварить – и поэтому принял решение, не веря более на слово ни Бенешу, ни прочим словацким «борцам с нацизмом», послать в Словакию своих офицеров – чтобы те, разобравшись в ситуации, выведали бы, наконец, всю правду.

В июле 1944 года на территорию Словакии была сброшена группа парашютистов во главе со старшим лейтенантом Величко - который сообщил в Москву совершенно сенсационные сведения: как оказалось, в Словакии имеются все возможности для организации широкого партизанского движения, а части словацкой армии готовы перейти на сторону Красной Армии! В начале августа в Словакию был переброшен еще ряд групп для организации партизанского движения, во главе которых были Егоров, Велик, Мартынов, Волянский, Ушияк, Шукаев, Сеганский, Карасев - с задачей создания партизанских отрядов. Выброшенные группы, каждая из которых состояла не более чем из 10–15 человек, в считанные дни обрастали словацкими добровольцами и к середине августа дни превратились в тысячные отряды, готовые вести боевые действия.

Власть Тисо в Словакии к этому времени превратилась в фикцию – все попытки официальной Братиславы погасить нарастающий пожар с помощью частей жандармерии и отрядов «Глинковской гвардии» завершались, как правило, полным фиаско – «гвардейцев» партизаны разоружали, жандармы часто переходили в стан своих противников. К 25 августа численность вооруженных партизан перевалила за сорок тысяч штыков – и вопрос о том, кому фактически принадлежит власть в Словакии, уже не стоял; СНС принял решение о начале восстания против режима Тисо…

***

Что произошло в Словакии 29 августа 1944 года? Политический акт низвержения власти Тисо (и его «людаков»), вместе с его «Глинковской гардой» и прочими институтами – произведенный руками словацкого народа. Подчеркну – это была именно смена власти ВНУТРИ Словакии: народ низложил единственно доступным ему путем – путем вооруженного восстания – обанкротившуюся политическую силу, выразил полное и абсолютное недоверие курсу Словацкой народной партии, взяв в руки оружие - поскольку возможность сделать это с помощью избирательных бюллетеней Тисо и его присные у словаков отняли.

Словацкое национальное восстание явилось выражением воли словацкого народа, не желавшего более быть «союзником» Германии и частью «Тройственного союза»; в то же время, это восстание никоим образом не было общественно-политическим действом во имя восстановления Чехословакии – как его трактовал советский агитпроп. Меньше всего словаки хотели сменить немецкое ярмо на власть Праги! И само течение восстания говорит об этом лучше всяких слов…

Призыв «К оружию!» словаки услышали от Словацкого национального совета – политического органа, в котором демократы и коммунисты были представлены примерно поровну – и это были СЛОВАЦКИЕ демократы и коммунисты, то есть те НАЦИОНАЛЬНЫЕ политические силы, которые были полной и абсолютной антитезой правым клерикалам и их главной силе – Словацкой народной партии. Словацкий народ отказал в доверии «людакам» - соответственно, выдав кредит доверия демократам и коммунистам. Поэтому власть Тисо и «людаков» в Словакии была низвергнута махом, одномоментно и практически бескровно – жертвами первых дней восстания стали в основном немцы, в частности, немецкая военная миссия, направлявшаяся из Бухареста в Берлин и расстрелянная повстанцами в Турчанском Святом Мартине (что, кстати, дало повод немцам ввести свои войска в Словакию – одного призыва Тисо к оному вторжению было явно недостаточно). Под властью монсеньора Тисо к 30 августа оставались лишь пригороды Братиславы да некоторые районы в юго-западной части Словакии – вся остальная страна признала над собой власть Словацкого национального совета! Фактически, к концу августа произошла смена политической власти в стране – она оказалась в руках у сил, союзных Объединённым Нациям и дружественных Советскому Союзу.

Но если бы всё было так просто…

Проблема была в том, что Словакию, как независимое государство, никто из союзных держав не признавал – хуже того, все участники антигитлеровской коалиции официально признавали сугубо и исключительно «правительство Чехословакии в изгнании» - пана Бенеша и набранных им в «министры» всякого рода сомнительных персонажей – и, соответственно, официально считали, что оная «Чехословакия» является одной из «объединённых наций» и находится в состоянии войны с Рейхом, начиная с 15 марта 1939 года. То есть тот факт, что абсолютно легитимный президент Чехословакии Эмиль Гаха абсолютно законно передал Чехию под протекцию Германии (согласившись, чтобы Чехия, к тому времени фактически лишившаяся и Подкарпатской Руси, и Словакии, стала «Протекторатом Богемии и Моравии») – союзников нисколько не интересовало. Они приняли решение считать Бенеша и его группку авантюристов «правительством» несуществующей «Чехословакии» - и посему никакой «Протекторат» ни с какой независимой Словакией для них не существовал, ни де-факто, ни де-юре.

Таким образом, исходя из существующих у союзников международных юридических норм (полностью, кстати, расходящихся с политической реальностью Центральной Европы), восстание в Словакии могло быть сугубо и исключительно восстанием «чехословаков» - во имя восстановления «Чехословакии». И никак иначе! То есть словакам было предложено проливать свою кровь ради того, чтобы в результате победы их восстания пан Бенеш снова смог занять своё кресло в Пражском Граде и продолжить править словаками и далее, как ни в чём ни бывало!

Именно этот международно-правовой нонсенс и лишил восстание силы и привёл его к поражению - а отнюдь не безмерный перевес прибывших его подавлять немцев в технике и вооружении (тем более, что этого перевеса не было, да и в словацких горах от него немного толку)…

***

Даже несмотря на то, что немцам удалось разоружить две дивизии Восточно-словацкого корпуса – в распоряжении СНС к началу сентября 1944 года имелось, по разным оценкам, от пятидесяти пяти до шестидесяти тысяч вооруженных бойцов (партизан, военнослужащих словацкой армии, гражданских ополченцев). Повторюсь – ВООРУЖЕННЫХ (и весьма обильно оснащённых боеприпасами и амуницией с армейских складов). Плюс имелось не менее двадцати тысяч человек, ускоренно проходивших военную подготовку и являющихся резервом восстания. При этом восставшие словаки имели в своём распоряжении достаточное количество тяжелого вооружения – более двухсот орудий, несколько десятков танков, самолеты и бронепоезда.

Что же касается Германии – то как раз в эти дни происходил окончательный разгром её группы армий «Южная Украина» (23 августа Румыния перестала быть немецким союзником, что привело к катастрофе на южном фланге советско-германского фронта), полыхало Варшавское восстание и в целом Восточный фронт представлял собой постоянно рвущуюся «тонкую красную линию», удержать которую многим немецким генералам уже не представлялось возможным.

Поэтому для помощи Тисо на первых порах немцы смогли выделить всего одну дивизию вермахта, в июле разгромленную в группе армий «Южная Украина» и наскоро пополненную резервистами из депо-дивизии «Бреслау» - 357-ю пехотную -  и несколько отдельных батальонов, команд, дивизионов и «боевых групп»; общее количество вторгшихся в Словакию немецких войск не превышало двадцати тысяч штыков и сабель, плюс к этому, командовавший подавлением восстания группенфюрер СС Готлоб Бергер мог рассчитывать на располагавшиеся в Восточной Словакии части 1-й венгерской полевой армии. Немцы довольно быстро овладели западными районами Словакии (в том числе Братиславой) и востоком страны (в том числе Дуклинским перевалом), но дальнейшее их продвижение вглубь охваченной восстанием территории (на Жилину, Зволен и Банска-Бистрицу) быстро остановилось.

19 сентября 1944 г. командующим силами, предназначенными для подавления восстания, был назначен обергруппенфюрер СС Герман Хеффле. В его распоряжение были переброшены три дивизии СС («Галичина», «Татра» и «Хорст Вессель»), бригада СС «Дирлевангер» и ряд более мелких частей – в итоге немецкие войска стали насчитывать сорок шесть тысяч солдат и офицеров, в их распоряжении появились танки и тяжелая артиллерия.

Впрочем, восставшие тоже в это время получили подкрепление – на аэродром «Три Дуба» под Зволеном была переброшена 2-я парашютно-десантная бригада Чехословацкого армейского корпуса, закалённая в боях, обстрелянная часть, которая в грядущих боях окажется самой боеспособной единицей среди сил восставших.

В целом, общий баланс сил оставался за восставшими словаками – но командование восстанием избрало пассивную тактику обороны захваченной территории, что позволило немцам, сконцентрировав силы, наносить удары там, где им это было максимально удобно. Впрочем, даже в этом случае у словаков были шансы на успех – если бы не внутриполитические противоречия в стане восставших…

7 октября на территорию восстания от Бенеша прибыл дивизионный генерал Рудольф Виест (единственный словак из довоенных чехословацких генералов) – чтобы возглавить войска восставших словаков, объявленных «1-й Чехословацкой армией»; с этого момент рвение словаков резко пошло на убыль – «чехословацкой» армией они быть не хотели ни при каких условиях!

Поэтому начавшееся в середине октября немецкое наступление оказалось более чем успешным – многие словацкие войсковые части просто разошлись по домам, ожесточенное сопротивление немцам оказывали в основном лишь партизанские отряды и бригады, где был велик процент советских военнослужащих. 27 октября немцы взяли Банска-Бистрицу, и с этого момента организованное сопротивление словаков завершилось – впрочем, довольно много участников восстания ушло в горы, где и дождались прихода Красной Армии.

Блистательно начатое восстание было разгромлено в немыслимо короткие сроки – и всё из-за того, что союзники так и не решились признать за словаками право на создание собственного государства…. Но подвиг словацкого народа, открыто вставшего на путь сопротивления могучему врагу – навсегда останется в истории Европы; и для очень многих народов – как вечный укор…

Что характерно - в большинстве словацких городков сегодня главная площадь носит имя Словацкого национального восстания; более того, даже молодые словаки, для которых Вторая мировая - уже совсем седая история - истово и ревностно блюдут память об этом событии. Странная привязанность к событию середины прошлого века для европейцев...

Хотя, если рассудить здраво - ничего странного в этом нет.
Чем был акт восстания с точки зрения философского осмысления хода истории? Солидарным решением словацкого народа стать НАЦИЕЙ! Словаки, как народ, известны (по многочисленным письменным источникам, прежде всего немецким) с середины VI века - но НАЦИЕЙ они стали 29 августа 1944 года, когда всем народом отринули холуйский режим Тисо, и с оружием в руках встали в один строй со своими русскими братьями, самоопределившись, как часть СЛАВЯНСТВА, более того, как союзная Русскому Мiру этническая общность. НЕ С ГЕРМАНИЕЙ, НЕ С НОВОЙ ЕВРОПОЙ - А С РОССИЕЙ И РУССКIМ МIРОМ!

Восстал тишайший, миролюбивейший, спокойнейший народ в Европе! Взяли в руки оружие люди, испокон веку привыкшие лишь подчинятся - немецкому барону, венгерскому помещику, австрийскому государству, в конце концов, Пражскому Граду. Поднялись на битву с германской угрозой всему славянству люди, доселе весьма смутно разбиравшиеся в геополитических реалиях своего времени. Но понявшие одно - пришло время взять в руки оружие, чтобы доказать всему миру и прежде всего себе - они не бессловесное податное население, исправно снабжающее "Новую Европу" салом, патронами и сапогами. Они - НАЦИЯ, они - СЛАВЯНЕ, и их место - рядом с русскими!

И именно поэтому главные площади словацких городков носят имя Словацкого национального восстания...

Как ты полагаешь, мой дорогой читатель, в той обстановке, что сложилась в Словакии к 1945 году – был ли у англосаксов хоть один шанс на «перехват инициативы» в этой стране у Сталина – которого полагали если не Богом, то уж во всяком случае - Великим Вождем - девять словаков из десяти? Вот и я думаю, что никакого…. Полагаю, что так же думал и Рузвельт.

И поэтому Восточная Европа была отдана Советскому Союзу – всё равно по факту это была ЕГО территория!