Восстание в Москве 3 октября 1993 г.: стихийность или организация? / А. В. Зайцев

Часть 1. 

Важность темы для меня несомненна, поскольку общественного согласия по вопросу о восстании 3 октября 1993 г. нет. Надеюсь, что единодушное осуждение его кровавого подавления имеется, в том числе поэтому я не пишу о расстрелах у «Останкино» и Дома Советов. Выражаю благодарность Александру Владленовичу Шубину, сузившему тематику моего исследования и постоянно направлявшему меня во время работы, в частности, рекомендовавшему посвятить отдельный раздел позиции средств массовой информации во время и после противостояния, и покойному Леониду Алексеевичу Молчанову, впервые обратившему моё внимание на важность публикаций по теме в прессе.

Глава I. Путь к 3 октября 1993 г.

Была ли попытка штурма Дома Советов в сентябре?

21 сентября 1993 г. конституционный кризис в России, длившийся с 1992 г., вступил в завершающую и самую острую фазу. Президент РФ Б. Н. Ельцин подписал указ № 1400 «О поэтапной конституционной реформе в Российской Федерации», согласно которому фактически упразднялись Съезд народных депутатов и Верховный Совет РФ. Назначались выборы в нижнюю палату нового парламента на 11-12 декабря 1993 г. Полномочия представительных органов власти в субъектах РФ сохранялись. До формирования нового парламента Президент и правительство РФ брали на себя контроль над Центральным банком и Генеральным Прокурором, а Конституционному Суду было предложено не созывать заседаний. Пытающимся воспротивиться декабрьским выборам Ельцин угрожал уголовным преследованием. В 20.00 Б. Н. Ельцин выступил по телевидению с обращением, объясняющим необходимость принятия Указа № 1400. Текст Указа не был своевременно предоставлен Р. И. Хасбулатову. В тот же день началось экстренное совещание Конституционного Суда РФ, на котором без приглашения представителей заинтересованных сторон было принято заключение о том, что Указ № 1400 и Обращение служат основанием для отрешения от должности или привлечения к ответственности иным способом Б. Н. Ельцина. Не дожидаясь решения Конституционного Суда, Верховный Совет отрешил от должности Б. Н. Ельцина и назначил и. о. Президента РФ А. В. Руцкого. Утром 22 сентября Верховный Совет голосует за закон о внесении дополнений и изменений в УК РСФСР, предусматривающий возможность смертной казни для должностного лица, пытающегося насильственно изменить конституционный строй Российской Федерации. По свидетельству А. М. Макашова, Р. И. Хасбулатов критиковал А. В. Руцкого за подписание этого закона. Руцкой якобы ответил: «Да я и не смотрел его внимательно». Вечером 23 сентября открылся Х Съезд народных депутатов РФ. Конфликт развивался по нарастающей. Для решения задач нашей работы важно выяснить, готова ли была команда Б. Н. Ельцина штурмовать Дом Советов прежде событий 3 октября?

Casus belli могли послужить инциденты, произошедшие на Ленинградском проспекте вечером 23 сентября. Тогда при неясных обстоятельствах были убиты два человека и было совершено нападение на штаб Объединённых Вооружённых сил СНГ, причём о его захвате сообщили на митинге у Дома Советов. По обвинению в нападении был арестован в том числе лидер Союза офицеров С. Н. Терехов. Рано утром 24 сентября народный депутат и заместитель министра обороны генерал армии К. И. Кобец, находясь в здании штаба ОВС СНГ, предъявил Белому Дому ультиматум: отрешить от должностей только что назначенных силовых министров (задним числом К. И. Кобец «прибавил» к ним А. В. Руцкого), выдать участников нападения на объект №41, разоружиться, распустить Съезд народных депутатов и покинуть Дом Советов. Срок выполнения – до 5 часов 25 сентября, в противном случае, по его словам, Б. Н. Ельцин и П. С. Грачёв отдадут приказ на штурм ДС. В тот же день Ельцин и Грачёв заявили, что штурма не будет. В мемуарах Б. Н. Ельцин, упоминая ночь на 29 сентября, повторил: «Никто не собирался брать штурмом Белый дом».

«И. Иванов» уверенно заявляет: начиная с 24 сентября, Б. Н. Ельцин практически каждую ночь пытался организовать вооружённый штурм парламента. Однако сам особо упоминает ночь с 26 на 27 сентября. О своей роли в эту ночь «И. Иванов» рассказал ещё в «Московской войне». А. В. Руцкой, Р. И. Хасбулатов, Ю. М. Воронин говорят про ночь на 27 сентября. А. Н. Грешневиков: «Штурм был назначен в ночь с 26 на 27 сентября»; «На часах – 1 час 30 минут. 28 сентября. Вторая серьёзная попытка штурма». В. Б. Исаков также пережил две тревожные ночи, но сначала с 25 на 26, а потом с 26 на 27 сентября. Несколько иначе у Р. С. Мухамадиева: «26 октября в нашем здании распространились тревожные вести: в ночь на 29-е начнется штурм […]» И той же ночью «Около 11 часов ночи из Комитета государственной безопасности были получены уточнённые данные: штурм начнется в 4 часа...». В. И. Куцылло* (здесь и далее - признана в РФ иностранным агентом) отмечает ожидание штурма в ночь на 27 сентября. При этом в ночь на 29 сентября «Р. Хасбулатов, одетый в бронежилет, собирает народных депутатов в зале заседаний Cовета Национальностей и сообщает, что скоро начнётся штурм здания, который предпримет группа КГБ «Альфа»». В докладе комиссии Т. А. Астраханкиной упоминается об ожидании штурма в ДС в ночь с 26 на 27 сентября. О. М. Мороз в связи с этим комментирует статью в «Независимой газете», где говорилось о звонке якобы А. Ф. Дунаева в МВД с предупреждением о готовности милиции и внутренних войск к штурму ДС в ночь на 27 сентября. Свидетельства извне: «Не поехал единственный раз в ночь с 26 на 27 сентября. Хотел отоспаться. В 3 ч 30 м телефонный звонок: «Там началось»». О той же ночи М. Ильин: «Поступает сообщение. ОМОН отказался идти на штурм без письменного приказа на применение оружия. Ерин отказался отдать этот приказ в письменном виде. Филатов - это был его лимузин! - требовал идти на штурм, но тщетно. А ведь Л. (Ю. М. Лужков – А. З.) обещал господину Е., что в 11.00 тот сможет войти в ДС по площади, с которой уже успеют смыть нашу кровь!».. Э. З. Махайский более осторожен: «Когда рассвело, мы решили, что сегодня ничего не произойдёт. В седьмом часу утра на баррикадах появился Алкснис, и мужики стали расспрашивать его о новостях и почему не состоялся штурм. Он рассказал, что в воскресенье Ельцин вызвал к себе Лужкова и потребовал освободить территорию и здание Верховного Совета к понедельнику. Лужков пообещал выполнить указание силами ОМОН, даже через горы трупов защитников, и предложил Ельцину прибыть к 11-00 к «Белому дому», чтобы принять «работу». Было дано соответствующее указание Ерину, тот, в свою очередь, дал устный приказ нижестоящим командирам на проведение штурма, но те потребовали письменного приказа […] И что ночью в расположение командования МВД (гостиница «Мир») приезжал то ли Филатов, то ли кто-то другой из верхнего начальства и уламывал командиров, но те стояли на своём. Получалось, что штурм не состоялся только из-за отсутствия письменного приказа. Так было или по-другому - трудно судить. Мне кажется, что путём утечки информации о готовящемся штурме исполнительные власти пытались оказать психологическое воздействие на депутатов и защитников ВС - может быть, испугаются и уйдут. Если не все, то большая часть. Но не ушли».

То же самое предполагал А. В. Руцкой – вместо штурма будет психологическое давление. К этой категории мог относиться и разговор омоновца с журналисткой «Советской России» 27 или 28 сентября: «Куда вы идёте? Cегодня мы будем штурмовать». Хасбулатов ей сказал: «Информация о возможном штурме абсолютно точная. И в предыдущую ночь мы его ожидали». Об обстановке в Доме Советов свидетельствовал 1 октября Патриарх Алексий II, будучи лицом, непричастным к конфликту: «Вчера я вечером получал целый ряд звонков: сейчас начнётся штурм Белого дома! Мне звонили художник Шилов и космонавт Севастьянов. Они уверяли: никакой завтра встречи не будет. Сегодня ночью будет штурм Белого дома. И примите меры, идите крестным ходом к Белому дому». Ю. М. Лужков поклялся, что никто «в системе аппарата Президента, правительства, или в мэрии, или в ГУВД, или в Министерстве внутренних дел» не думал о штурме Белого дома.

Важным является свидетельство бывшего заместителя командира группы специального назначения «В» В. А. Круглова: «Первоначально штурм Белого Дома был назначен на неделю раньше. Операцию было поручено возглавить мне. Мы уже сидели «на чемоданах», в полной боевой готовности. Вдруг, за 15 минут до выезда, команда: штурм отменяется. Честно говоря, у нас у всех возникло ощущение, что ситуация должна разрешиться мирным путём. 30 сентября я, например, уехал в отпуск». Но хотелось бы подтверждающих сообщений. В связи с этим любопытно замечaние Б. Н. Ельцина, совсем не относящееся к деятельности автора. что самой тяжёлой депутатам показалась ночь на 29 сентября. Не пытался ли он отвлечь внимание от ночи на 27 сентября? В любом случае ясно, что инцидент 23 сентября оказался недостаточен для штурма.

Обострение ситуации 2 октября.

27 сентября Б. Н. Ельцин по ТВ заявил, что отвергает «нулевой вариант», т. е. попытку вернуться к положению до 21 сентября, предложенную председателем Конституционного суда В. Д. Зорькиным. С 28 сентября Дом Советов был плотно блокирован, в т. ч. спиралью Бруно. 28-30 сентября на улицах Москвы происходят столкновения между ОМОН и демонстрантами. Подполковник милиции В. Г. Рештук получил смертельную травму, попав под колёса 28 сентября. Множество людей были ранены. «29 сентября в 18.15 распространено требование правительства России и правительства Москвы» к «Руслану Хасбулатову и Александру Руцкому» в срок до 4 октября организовать вывод из здания и прилегающих к нему территорий находящихся там лиц, коим предписано сдать оружие и боеприпасы в обмен на свободу, в т. ч. политической деятельности. В случае невыполнения могут наступить тяжкие последствия, ответственность за которые ляжет на вышеупомянутых двоих. 30 сентября состоялась встреча Б. Н. Ельцина с Патриархом Алексием II, в результате которой Кремль принял посредничество Русской Православной Церкви в переговорах с ВС. Вечером к В. С. Черномырдину приехали переговорщики от ВС – Р. Г. Абдулатипов и В. С. Соколов. В результате предварительных договорённостей В ночь на 1 октября в гостинице «Мир» или в здании мэрии было подписано соглашение между представителями конфликтующих сторон о сдаче внештатного оружия, находящегося в Доме Советов. Утром 1 октябряВС расторг его как капитулянтское, и начались переговоры в Свято-Даниловом монастыре. Уже в ходе их выяснилось, что делегацию ВС теперь возглавит Ю. М. Воронин, хотя прежние переговорщики не были отстранены. Тем не менее переговоры продолжаются до вечера и должны возобновиться 2 октября. В тот же день Б. Н. Ельцин присваивает министру внутренних дел по версии Кремля В. Ф. Ерину звание генерала армии.

На следующий день по решению мэрии празднуется 500-летие Арбата. И это в условиях противостояния с Моссоветом! Произошедшее в конце улицы живописал В. И. Анпилов: «2 октября рано утром забежал домой, чтобы принять поздравления жены и детей с днем рождения и успеть вернуться к 10 утра на Смоленскую площадь, где намечался митинг ФНС. Приехал туда в половине десятого, а площадь перед высотным зданием МИД оцеплена милицией, движение по Садовому кольцу перекрыто плотными рядами ОМОНа […] На митинг ФНС, через дорогу от МИДа, пропускали только с Андреевскими флагами, «красных» же оттеснили от «патриотов» и прижали к самой стене высотного здания. И пока наши – Борис Хорев, Владимир Гусев, Игорь Маляров – митинговали через мегафон, присматриваюсь, куда отводить людей, если «крапатые» атакуют «Трудовую Россию» по фронту».

Анпилов в рассказе сильно сжал время от начала сбора митингующих до начала столкновений. Председатель Российского союза социально-правовой защиты военнослужащих, военнообязанных и членов их семей «Щит» В. Г. Уражцев приехал на площадь вместе с В. И. Аксючицем в 11 часов; митинг (очевидно, ФНС) открылся в полдень. Около 12.50 ОМОН начал наступать на митингующих, и Уражцев вместе со своими сторонниками отошёл через Садовое кольцо. По его словам, встреченные им члены ФНС предлагали идти на набережную, но В. Г. Уражцев дошёл до Киевского вокзала и там предложил митингующим поодиночке пробираться на Смоленскую площадь. Вместо этого наступил разброд и шатание; на импровизированном митинге у Киевского вокзала объявили, что основной митинг проходит у Моссовета. Услышав об этом, С. Коржиков поехал собирать митинг у метро «Баррикадная». Сам В. Г. Уражцев вскоре оказался в студии радиостанции «Эхо Москвы» и призвал сторонников ВС снова идти на Смоленскую площадь и митинговать до 23 часов; правда, в конце беседы оговорился, что этого не надо делать, пока идут столкновения. Ведущий радиостанции С. А. Бунтман вспоминал: «Но должен сказать, что та же демократическая общественность страшно поносила нас за то, что мы даём слово «сидельцам Белого дома» и тем, кто сочувствовал Руцкому и Хасбулатову. За беседу с депутатом Уражцевым (кто-нибудь помнит эту фамилию?), созывавшим бунтовать на Смоленскую площадь, Корзуна полоскали до синевы. А я по тому же поводу подрался прямо в редакции с Костей Эггертом». 

Тем временем на Смоленской происходило следующее:

«На тот день московские власти, имитируя спокойствие и праздничное настроение москвичей в мятежном городе, наметили «празднование» 800-летия Арбата. Вдоль знаменитого пешеходного бульвара срочно выстроили сцены, поставили фанерные лавки, разукрашенные «под Ваньку без головы». А самую большую сцену, как раз на углу МИДа, там, где Арбат выходит на Смоленскую площадь, достроить не успели. У сцены валялись арматура, железные уголки, другие крепёжные детали: готовое оружие для самообороны. Между недостроенной сценой и углом здания МИД остался проход шириной метра в полтора. И когда «крапатые» (солдаты ОМОН – А. З.) побежали с дубинками наперевес на «Трудовую Россию», явно надеясь «размазать» нас по стене высотного здания, по этому узкому проходу удалось увести людей из-под удара, а затем метанием гаек, болтов отсечь разъярённый ОМОН от людей. В ход пошли даже бутылки с Кока-Колой, которые мы с Игорем Маляровым «национализировали» у лавочника, разодетого на потеху публике под американского ковбоя. Наши тут же овладели недостроенной сценой и подняли над ней Красный флаг, как над баррикадой […] На помощь «крапатым» в обход по левому флангу со стороны станции метро «Смоленская» бросился батальон внутренних войск. А здесь, у выхода из метро собралась огромная толпа молодёжи, желающей примкнуть к восставшему народу. Редкое оцепление московской милиции сдерживало молодёжь. Но когда молодёжь увидела бегущих на нее солдат с дубинками, молодая, упругая пружина распрямилась и сама пошла в контратаку […] Кулаками, камнями молодые смяли хорошо экипированного противника, обратили его в бегство и освободили всю проезжую часть Садового кольца от проспекта Калинина до Смоленской площади включительно. На самой Смоленской площади в мгновение ока возникли баррикады, перед которыми запылали автопокрышки... Отступились «крапатые» и от баррикады «Трудовой России» на Арбате. На сцене, недостроенной фанфаронами у власти, начался митинг восставшего народа […] Баррикады на Смоленской площади продержались до глубокой ночи. Отсюда до осаждённого Дома Советов было не более 15 минут пешего хода. До Моссовета – ещё ближе, и восставшие без труда могли занять этот главный стратегический пункт города, чтобы обеспечить продолжение работы сессии депутатов Моссовета […] Однако Руцкой, уповая на посредничество Патриарха Русской православной церкви, опять проигнорировал выгодное для него развитие ситуации». Из рассказа неясно, что же произошло с митингом ФНС. На деле после его окончания некоторые его участники присоединились к митингу «Трудовой России» (см. ниже).

Вот ещё более экзальтированное описание:

«Тех, кто остался на Смоленской, ОМОН попытался разогнать, орудуя дубинками и паля из пистолетов. Когда под ударами упал, обливаясь кровью, старик-инвалид, произошло то, что рано или поздно неизбежно должно было произойти - эта кровь оказалась той самой последней каплей. В два счёта оказалась разобранной временная сцена, сооруженная для праздника Дня Арбата, и в ход пошли стальные трубы и профиля. Контратака была яростной, и ОМОН, потеряв до 25 человек, бежал с поля боя. Садовое кольцо перекрыли баррикады и пылающие костры. Противник подтянул резервы, но идти на штурм так и не решился. Баррикады простояли до ночи, после чего гарнизон их покинул и отправился спать, а противник до 2 часов ночи занимался разграждением».

Наиболее непримирим оказался священник В. И. Кузнецов. Но в своём романе он приводит много данных о митинге: мэрия его запретила, так как заявка подана менее, чем за 10 дней; к 12 часам собрались 5-7 тысяч человек; первые сведения о раненых в 13.26; баррикаду через Садовое кольцо построили из алюминиевых гофрированных листов от забора стройки; водомёт дал один залп кипятком; в 14.00 прибыли председатель Моссовета Н. Н. Гончар и прокурор Москвы Г. C. Пономарёв (оба – противники Ю. М. Лужкова); в 15.50 переговоры возобновились – к тому времени поперёк Садового кольца уже 4 баррикады; в 21.05 демонстранты разошлись. Всё это на фоне многостраничных рассуждений о победе русского духа, предательской сущности соглашателей и т. д. Гончар задним числом вспоминал об услышанных возгласах: «Собираемся завтра в 13.00», «Товарищи, завтра решительный день», «Не успеют <договориться>, завтра – наш день».

А вот что вспомнили менее экзальтированныеучастники митинга.

А. Мельников: «На Смоленскую площадь пришёл, когда она уже была перегорожена баррикадами. Вечер. Горят большие костры из покрышек. Народ продолжает укреплять баррикады. Не поверил бы, что в городе можно насобирать материала на такие сооружения. Баррикады высотой более человеческого роста перекрывают по ширине Садовое кольцо от стены до стены - это метров 70. Между баррикадами расстояние метров 500 - отвоёванная территория. За баррикадами на расстоянии броска камня - также во всю ширину Садового кольца стоят омоновцы. […] В это время здесь же идёт непрерывный митинг. В качестве трибуны используется громадная строительная конструкция типа лесов или сцены, подготовленная к очередному лужковскому празднику. Очень кстати она здесь оказалась. Прямо во время митинга её продолжают разбирать: отрывают (голыми руками!) куски элементов для укрепления баррикад. Здесь (в отличие от территории вблизи Дома Советов) много случайных людей. На «свободную территорию» можно пройти из метро - станция «Смоленская» работает в обычном режиме и на вход, и на выход. […] Часов в 10-11 вечера лидеры, выступавшие на трибуне, сообщили, что достигнута какая-то договорённость с правительством, и попросили нас разойтись. Мы оставили баррикады Лужкову и организованно разошлись. Победа!»

Рабочий по имени Павел: «Люди в большинстве своём не были готовы напасть первыми на «силы правопорядка»», но их начали избивать, а потом стрелять по ним из пистолетов. «Баррикада, перекрывшая Садовое, выросла перед строем спецназа почти мгновенно». Стремительно строили новые. «Сначала спецназ попробовал броситься на штурм в пешем строю, потом дважды пробовали пустить водомёт, но разогнаться машине было негде. В омоновцев летели «град камней и пока редкие бутылки с бензином». «Через некоторое время начались переговоры […] Ближе к вечеру руководители митинга договорились с милицией, что к одиннадцати часам вечера люди разойдутся сами. Константинов говорил, что к утру (! - А. З.) на баррикадах останется человек двести и с ними тогда расправятся. Так что лучше разойтись».

Есть утверждение, будто И.В. Константинов посоветовал сохранить силы для завтрашнего прорыва оцепления. В беседе со мной он настаивал на обратном – «и 2-го, и 3-го я старался избегать столкновений, потому что тогда у нас появлялся шанс на победу, а при силовом развитии событий мы проигрывали».

Корреспондент CNN Ю.А. Романов также не даёт хронометража. Он видел, как демонстранты увлечённо строили баррикаду поперёк Садового кольца, причём войска ВВ и ОМОН стояли по обе стороны и не вмешивались. «Деревянная часть баррикады зачем-то подожжена и чадно горит». Подростки подбрасывают в огонь всякий хлам из мусорных баков. «На этом небольшом мятежном пространстве журналистов, фотографов и операторов едва ли не больше, чем самих «протестующих»». Но вот милицейские шеренги начали сжимать протестующих (к огню), и начались разрозненные поединки. Милиционеры бьют людей, кроме лежачих; кто пытается убежать, того ведут к милицейскому автобусу. К полуночи пустое Садовое кольцо очищено от баррикады.

У историка Г. З. Иоффе создалось впечатление, что толпа на Смоленской смяла ОМОН и прорывалась к Белому дому.

По рассказу «И. Иванова», полученному из вторых рук, свердловский ОМОН напал на демонстрантов, убил инвалида (и ещё кого-то), после чего демонстранты контратаковали, и омоновцы убежали, отстреливаясь. Оценка автора: омоновцы - преступники, а мы – победители, хотя победа случайна.

По А. В. Руцкому, которого также не было на митинге, тот начался в 13 часов. К 15 часам численность участников достигла 10 тысяч человек, в 15.30 начался разгон митинга, причём вышеупомянутый инвалид остался жив, а до смерти забили кого-то другого. Первая баррикада была сооружена около 16 часов, после чего столкновения приняли затяжной характер. Он приводит текст якобы радиоперехвата: «Не усердствуйте при разгоне манифестантов. Там есть наши люди, которые ведут скрытую съёмку. Выбирайте «анпиловцев» и глушите их, но по одному… - Как же действовать в условиях темноты? – Пока так же. Главное – сохранять общую картину напряжённости […]»

Ю. А. Романов утверждает, что на месте, где написали «Здесь ОМОН убил человека», случайно упал пьяница, оставшийся в живых.

МВД оценило численность митингующих к 13 часам в 2 тысячи. Далее сообщалось о средствах, применявшихся обеими сторонами в столкновениях. «После переговоров митингующие в 20.35 покинули площадь».

Участники переговоров в Свято-Даниловом монастыре отреагировали на беспорядки недостаточно серьёзно. Ю. М. Лужков (и В. В. Огородников) жаловались на демонстрантов: зачем они разломали сцену? Ю. М. Воронин ответил, что утром Б. Н. Ельцин «посетил оцепление Белого дома, встретился с ОМОНом, благословил их на дальнейшие действия», так что «реакция москвичей вполне адекватна». Сторона Кремля не обвинила ДС в подготовке восстания, а Воронин своих оппонентов – в провокации.

Комиссия Генпрокуратуры установила: 1 октября 1993 г. общегородской штаб по восстановлению конституционной законности в г. Москве, а фактически зампред Моссовета Ю. П. Седых-Бондаренко разрешил митинг-встречу с избирателями представителей ФНС, КПРФ, РОС на Смоленской площади. Время - с 12 до 15 часов, заявленная численность – до 8 тысяч человек. Митинг начался около 13 часов, столкновения с милицией произошли «вскоре после его начала» и продолжались «неоднократно в течение дня», разошлись митингующие в 20.35.

Уведомление о проведении митинга подавали депутаты ВС, в т. ч. С. Н. Бабурин. Но среди его участников не видно С. Н. Бабурина. В. Г. Уражцев 2 октября объявил себя главой группы депутатов-организаторов митинга, но покинул его, избегая столкновений с милицией. Главными действующими лицами стали лидеры «Трудовой России», лидер ФНС И. В. Константинов и руководители Российской партии коммунистов А. В. Крючков и Е. А. Козлов. Последние уже 29 сентября решили разблокировать ДС после накопления «критической массы» демонстрантов. И. В. Константинов также слышал в дни противостояния: «Вот соберётся критическая масса людей, и – на прорыв!»

Согласно докладу комиссии Т. А. Астраханкиной, милиция первой повела себя агрессивно, однако позволила демонстрантам оказать сопротивление. В ход пошли металлические конструкции, заготовленные к вышеупомянутому празднованию. С их помощью соорудили баррикаду. Около 500 активных демонстрантов (из всего 2 тысяч участников) принялись даже жечь автопокрышки в центре Москвы. Около 15 часов дня милиция договорилась с демонстрантами, что им разрешено митинговать ещё 8 часов.

По А. В. Островскому, митинг сразу же разделили на сторонников «Трудовой России» и ФНС. В 13 часов митинг ФНС уже подходил к концу, когда ОМОН начал вытеснять митингующих. Часть из них ушли, остальные присоединились к митингу «Трудовой России». Столкновения начались в 14 часов, а в 17.05 было сообщено о взаимном отводе сил, но демонстранты не ушли до 21 часа.

И. В. Константинов утверждает, что именно он вместе В. Г. Уражцевым «разрулил ситуацию». Это подтверждается следующим важным свидетельством: «Виталий Уражцев сообщил митингующим, что «ударил по рукам» с начальником Управления охраны общественного порядка ГУВД Москвы полковником Фекличевым: более препятствий проведению митингов чиниться не будет». Л. И. Сигал отмечает: значит, милицию заменят войска. Однако 1 октября на расширенной коллегии министерства обороны было решено отправить все резервы на уборку урожая. Итак, Уражцев, скорее всего, покинул митинг уже после относительной стабилизации обстановки.

А. С. Куликов по-своему видит причину и следствие: «возводились баррикады, готовились бутылки с зажигательной смесью, и как следствие - произошли столкновения между сотрудниками внутренних дел и митингующими».

А. B. Черкасов назвал разрешение противостояния 2 октября образцом выхода из кризиса, которым не воспользовались. Демонстранты, наоборот, вспоминают о желании отомстить 3 октября за вчерашние потери или повторить вчерашний результат.

А. В. Руцкой впоследствии считал, что целью Кремля было бить людей до такого состояния, чтобы напряжение достигло апогея. С. И. Белашов высказался конкретнее: «Чтобы ввести чрезвычайное положение». Ю. М. Воронин другого мнения: «И здесь, и в других местах в столкновениях с москвичами милиция заняла сдержанно оборонительную позицию. Кордоны вокруг Белого Дома были нарочито ослаблены». Это подтверждается аналитической запиской, составленной в ДС около 19 часов. Смысл её: противник стягивает силы «для защиты правительственных учреждений и Кремля», что предполагает «действия крупных антиельцинских сил в центре города».

А. В. Островский утверждает, что в митинге участвовало не более 1,5 тыс. человек (что согласуется с наблюдением Ю. А. Романова) и делает вывод: митинг не разгоняли намеренно, чтобы продемонстрировать публике очаг напряжённости в центре Москвы. Также он недоумевает, зачем демонстрантам было жечь невесть откуда взявшиеся автопокрышки. По его мнению, и успешные столкновения с милицией, и молниеносное возведение баррикад – дело рук людей в чёрных кожаных куртках, примкнувших к митингу (вспомним «молодёжь» в рассказе В. И. Анпилова).

С. А. Чарный считает действия демонстрантов 2 октября пробой сил перед выступлением 3 октября. Его аргументы: слаженные действия против ОМОНа, появление автопокрышек, ссылка на интервью, взятое у активиста «Трудовой России» - о дружинниках организации, экстремистские выступления на митинге. «ОМОН всё это время стоял на другом конце площади и не вмешивался […] Отметим, кстати, что если бы тогда «силовики» получили бы разрешение на применение огнестрельного оружия и бронетехники, то весь этот «очаг всенародного сопротивления» мгновенно исчез бы и на площади началась бы вторая Ходынка». Зачем крайности? Ведь «за эти несколько дней ОМОН и милиция научились достаточно быстро и безболезненно для себя разгонять митинги анпиловцев», о чём 1 октября сказал на коллегии МВД В. Ф. Ерин. Численность противостоящих милиции сил С. А. Чарный оценил в 5 или 1,5 тысячи. Разброс слишком велик: журнал «Век ХХ и мир» насчитал к 16.00 5 тыс. демонстрантов, а Островский, как мы помним – полторы. Конспирологическую версию предложил О. М. Попцов: зачинщики беспорядков должны были оттянуть на себя превосходящие силы милиции, после чего главные силы путчистов, ведомые В. И. Анпиловым и И. В. Константиновым, прорвут блокаду Дома Советов. «Но Ерин не ослабил оцепления», поэтому столкновения 2 октября затянулись. Недостатки гипотезы очевидны: где были главные силы путчистов, при чём тут В. И. Анпилов и И. В. Константинов, раз они участвуют в отвлекающем манёвре. И наличными силами милиции можно было действовать иначе, успешнее используя водомёт.

Итак, митинг завершился не ранее 21 часа вместо заявленных 15 часов. Сторонники ВС возразят, что их начали бить ранее 15 часов, так что вопрос о том, как бы он завершился, не будь столкновений, остаётся неразрешимым. А. В. Крючков предлагал идти к Белому Дому и встать рядом с оцеплением, В. И. Анпилов – занять пункт поближе к Дому Советов. «Е. А. Козлов утверждает, что он пытался перехватить митингующих, которых В. Г. Уражцев повёл к Киевскому вокзалу, чтобы направить их к Белому дому. Но сделать это ему не удалось, хотя накануне В. Г. Уражцев одобрил план А. В. Крючкова […]». Э. З. Махайский на следующий день слышал, как «к одной из групп «прорвавшихся» подошли «блокадники» и стали объяснять, что они ждали прорыва вчера, во время событий на Смоленской площади […]». С какой стати они стали бы ждать прорыва от немногочисленного митинга, если бы не знали о таком плане?

Можно ли на основании вышеизложенного обвинить Кремль в провоцировании демонстрантов? Доказательств недостаточно, но небрежность: празднование юбилея Арбата, какие-то разборные конструкции рядом с митингом оппозиции – налицо. Что до демонстрантов, то с такими силами они не могли сделать чего-то серьёзного. Другой вопрос, не была ли это с их стороны репетиция перед генеральным сражением.

Ещё до начала столкновений в Доме Советов прошла утренняя конференция Р. И. Хасбулатова. От предлагаемых методов, по словам Ю. А. Романова, репортёров бросает в дрожь. Р. И. Хасбулатов предупреждал, что сторонники ДС в провинции могут пойти на блокирование железных дорог, разрыв коммуникаций и перекрытие нефтепроводов, прекращение поставок продовольствия в Москву. Угроза была не нова. Об этом Р. И. Хасбулатов в мемуарах не упоминает, зато приводит цитату из «Правды» того же дня: «Журналисты быстро поставили в известность и о совещании М. Полторанина с редакторами пропрезидентских газет, где им рекомендовано «правильно и спокойно» отнестись к тому, что произойдёт 4 октября. Об этом, кстати, сообщили Санкт-Петербургское ТВ и «Правда»». Анонимный автор заметки на первой странице «Правды» ссылается на заявление депутата ВС И. М. Братищева, о сообщении в «600 секундах» речь пойдёт далее.

Утром В. А. Котов слушал выступление митрополита Кирилла о переговорах – ничего конкретного. На заседании Съезда Хасбулатов сообщал о попытках противника внести раскол в среду депутатов. Котова удивило, как депутаты напряжённо спорили о нюансах заранее обсуждённых законопроектов. Б. Д. Бабаев уточнил: Хасбулатов говорил о нарастающей поддержке ВС, о попытках эмиссаров Ельцина в регионах подорвать влияние Советов.

2 октября А. В. Руцкой издал указ о смещении председателя и членов президиума Совета Министров – всего 14 человек. Среди них были Б. Г. Фёдоров и А. Н. Шохин, которые только что закончили переговоры об очередной отсрочке выплат по внешнему долгу РФ. Фотокопии указа Президента (без подписи и. о. президента) и записки по кандидатурам на «освободившиеся» посты опубликованы. Тем самым ДС отказывался от поиска союзников в правительстве, что может говорить как о признании неудачи дипломатии, так и об уверенности в своих силах.

Пока что Кремль показал депутатам, кто в стране хозяин: «Затем [Ю. М. Воронин] объявил, что воду и свет опять отключили и столовые работать не будут». И в завершение дня «ночь со 2 на 3 октября провели без сна, в тревоге и ожидании штурма Дома Советов». Штурма ждали и в руководстве ДС. Ю. Бондаренко по дороге в ДС вечером 2 октября услышал: «По достоверным данным, этой ночью будет штурм. Переговоры ни к чему не привели».

Таким образом, внешне ситуацию 2 октября обострял скорее Дом Советов, чем Кремль. Но быстрая развязка была нужна тем политикам, кто считал вероятный «нулевой вариант» своим поражением, а таковые, на мой взгляд, находились по обе стороны баррикад.

Заявления сторон накануне 3 октября.

Что участники диалога в Даниловом монастыре говорили о возможности перехода конфликта в вооружённую стадию? Ю. М. Лужков предупредил, что в случае большого кровопролития могут пройти многие годы, прежде чем страна успокоится. Он предположил, что люди из ДС «могут начать штурмовать так, как они сделали со штабом СНГ». Вскоре Патриарх Алексий II спросил Ю. М. Лужкова об инциденте с убийствами, и мэр Москвы рассказал, что нападавшие, кроме Терехова, по его мнению, вернулись в БД. С. А. Филатов, приведя в пример нападение на штаб ОВС СНГ, добавил: «Было ещё два нападения […] которые прошли без выстрелов […] на пункты связи […] Для Москвы сложилась реальная опасность. Она исходит от людей, которые не имеют отношения к России, но находятся в Белом доме». Ранее он перечислил, кого имеет в виду: воевавшие в Приднестровье, в Риге, в Абхазии, в Осетии. Ю. М. Воронин возразил, что убийства на Ленинградском проспекте произошли в другом месте, и незачем из-за этого наводнять Москву войсками. На следующий день по инициативе В. С. Соколова к этой теме вернулись. Лужков сказал: кто прибыл к месту убийства позднее, тех и отпустили. Воронин прямо заявил: «А кто убил? Я тоже это знаю, между прочим. Это дело рук тех, кого вы создали у себя в формированиях». Патриарх Алексий II спешно заметил: «[…] Если мы будем пикироваться с двух сторон, мы не продвинемся дальше».

2 октября заместитель командующего ВВ МВД А. А. Шкирко уточнил: «наличие двух военных противостоящих организаций приведёт неминуемо к гражданской войне». Со стороны ВС В. А. Домнина напомнила об ультиматуме Дому Советов – «до четвёртого октября освободить и очистить Белый дом. Если это не будет сделано, то будут предприняты определённые меры». Ю. М. Лужков ответил: «Абсолютно точно, и будут предприняты меры (Ю. М. Воронин – Принимайте)» и перевёл разговор на оправдание блокады Белого дома. Ни одна из сторон не упомянула возможности штурма ДС. Переговоры свелись к обмену колкостями между Ворониным и Филатовым с Лужковым при тщетных попытках прочих участников добиться примирения сторон. Воронин и руководство ДС требовали отмены Указа № 1400, Филатов и Лужков – разоружения ДС. Ю. М. Воронин задал тон переговорам, заявив про блокаду ДС: «во вторую мировую войну фашисты делали гораздо меньше» и давал понять, что Ельцин нелегитимен. С. А. Филатов ещё раньше назвал Руцкого самозваным президентом, хотя никто не считал его более, чем и. о. президента. Ю. М. Лужков, ссылаясь на В. Д. Зорькина, назвал незаконными все решения ВС и съезда. Воронин не поверил, что Зорькин мог так сказать, и намекнул на незаконность назначения Лужкова. В результате 1 октября на переговорах О. Н. Сосковец заявил, что Воронин «не настроен вообще на конструктивный диалог в отношении принятия каких-то решений». О том же сказал В. Ф. Шумейко (см. ниже). С. А. Филатов, услышав 2 октября про «бывшего Президента», ответил: «Установлено, что у Вас намерений вести переговоры нет. – Есть, Сергей Александрович». Патриарх Алексий II и Ю. М. Лужков констатировали, что два дня переговоров оказались безрезультатны. Перед перерывом вечером 2 октября Патриарх Алексий II, В. С. Соколов, Ю. М. Воронин единодушно заявляли, что никто не должен знать о разногласиях переговорщиков. Ю. М. Лужков был иного мнения: «Мы объявили, что вы и вчера не сдержали слово. Мы объявляем о том, что противная… вернее, другая сторона… торпедировала…». После перерыва Патриарх Алексий II и Ю. М. Лужков констатировали, что два дня переговоров оказались безрезультатны. В итоге постановили создать двустороннюю комиссию экспертов по инвентаризации оружия в ДС, которой поручалось представить информацию о проделанной работе к 16.00 3 октября. Но хотя переговоры к тому времени продолжались, ни о какой комиссии уже речи не шло.

Переговоры не транслировались ни в прямом эфире, ни в записи; публике оставалось довольствоваться комментариями. 1 октября Б. Н. Ельцин дал интервью телекомпании «Останкино», в котором выразил возмущение отказом депутатов утвердить достигнутые ночью договорённости: «Надеюсь, что здравый смысл восторжествует»; «Ни к кому, кроме руководства бывшего Верховного Совета, мы претензий не имеем»; «Любой нечаянный выстрел – это провокация, которая приведёт к крови», «Мы не будем прибегать к силовым методам, потому что не хотим крови. Но не хотели бы, чтобы боевики из Приднестровья, рижского ОМОНа проливали российскую кровь». В точности то же самое сказал первый вице-премьер правительства РФ В. Ф. Шумейко: по его мнению, в Белом доме «правят бал находящиеся в розыске уголовные лица из батальона «Днестр» и рижского ОМОНа», а А. В. Руцкой и депутаты бессильны, т. к. их в 10 раз меньше. Всё происходящее там связано, «наверное, с попыткой возрождения коммунистической власти со стороны присутствующих там коммунистов». Ю. М. Воронин, по мнению Шумейко, сделал всё для срыва переговоров, а поскольку оружие не сдано, электричество в ДС опять отключили. На вопрос – а что вы будете делать, если к 4 октября люди не выйдут из ДС, В. Ф. Шумейко ответил: «Там есть люди, которые не захотят выйти оттуда. Но если найдутся те, которые пожелают освободить Белый дом, я думаю, мы найдём средства, чтобы им в этом помочь. Хотя вряд ли другая сторона» задержит их, т. к. это будет захватом заложников. Пресс-секретарь Б. Н. Ельцина В. В. Костиков обвинил А. В. Руцкого в национальном предательстве за призыв 30 сентября к лидерам стран СНГ дистанцироваться от России, и заявил, что депутатам, не согласным с экстремистской позицией руководства, угрожают физической расправой. Никакого нулевого варианта не будет, пусть сначала сдают оружие. В. С. Черномырдин, будучи в Самаре,успокаивал: как только сдадут оружие, снимем оцепление. В первом часу ночи 2 октября Ю. М. Лужков дал ОРТ интервью, в котором от имени президентской стороны потребовал от защитников ДС сдать оружие туда, куда укажет МВД, а также – внимание! – покинуть Москву находящимся в ДС сотрудникам рижского ОМОН, жителям Осетии (какой? – А. З.), Приднестровья и гражданам… Югославии. После этого можно будет ослабить (! – А. З.) оцепление. Большой интерес представляли заявления для прессы высокопоставленных чиновников МВД. Начальник ГУВД В. И. Панкратов подчеркнул, что оцепление вокруг ДС может отразить вооружённый прорыв. Начальник центра общественных связей МВД В. Ворожцов признал, что с технической точки зрения штурмовать ДС нетрудно, однако делать этого не будут. Как бы противореча себе, он добавил, что боевики в ДС могут не сложить оружия и после мирного соглашения. Слушателю оставалось домыслить: и тогда штурм возможен.

2 октября Б. Н. Ельцин судил оптимистичнее, чем 1-го: «Думаю, что здравый смысл возобладает, и уже сегодня может быть достигнуто соглашение о складировании оружия». Во время встречи с сотрудниками МВД он нашёл время ответить на вопросы английской телекомпании «Sky News Television». Полагаю, интервью давалось до начала беспорядков на Смоленской площади, т. к. в этот день Б. Н. Ельцин уехал в Барвиху. На вопрос, сможет ли он работать с А. В. Руцким, Б. Н. Ельцин не ответил – сначала пусть следователи выяснят, кто ответствен за гибель двух милиционеров за время противостояния у Дома Советов. «После этого возможны переговоры». Очевидная отговорка – на расследование запутанного дела о событиях на Ленинградском проспекте 23 сентября в любом случае понадобились бы месяцы.

В. С. Черномырдин через журналистовтребовал от руководства ВС: «Сдайте оружие, снимите (м. б., он хотел сказать «снимем» - А. З.) оцепление, потом можно говорить по всем проблемам». Но противоположная сторона, по словам В. С. Черномырдина, «заявляет, что «оружие нам нужно»». «Черномырдин сообщил, в частности, что среди «защитников» Белого дома находятся представители Приднестровья, Абхазии, югославы. «Многие из них погрязли в крови, им всё равно, кого убивать»». Судя по упоминанию югославов из уст Ю. М. Лужкова и В. С. Черномырдина, сторонники Кремля согласовывали свои заявления.

И, может быть, самое важное: «Пресс-служба президента РФ распространила сообщение, в котором говорится, что Борис Ельцин принял решение провести заседание Совета Федерации в субботу 9 октября в 12.00 по московскому времени». Среди сторонников ДС популярна версия о назначенном на 18.00 3 октября помимо Б. Н. Ельцина заседании Совета Федерации, которое должно было принудить Кремль к принятию «нулевого варианта». Из этого делается вывод: Кремлю нужно было спровоцировать беспорядки в Москве днём 3 октября, не позже. С. А. Чарный считает, что губернаторы саботировали бы радикальные решения Советов. Вернувшись из Краснодарского края вечером 2 октября, С. М. Шахрай заявил, что созывать Совет Федерации 9 октября слишком поздно, субъекты Федерации, скорее всего, сами проведут такое заседание 4-5 октября. Также он высказался против одновременности президентских и парламентских выборов, но признал, что большинство региональных лидеров выскажутся за такой вариант. Совещание глав субъектов федерации состоялось в Конституционном Суде 3 октября после 16 часов, т. е. несколько раньше срока, и предложило Б. Н. Ельцину уйти в отставку. Но на нём «были в основном представлены местные советы, в то время как исполнительная власть на местах почти полностью поддерживала Кремль».«Полное» совещание, о котором мечтал «Иванов», состоялось 4 октября и выступило против ВС. Итак, Кремль всё-таки мог опасаться инициативы региональных властей и имел причины торопиться с развязкой.

При этомя не нашёл, чтобыКремль или Старая площадь сделали заявления по факту беспорядков в центре Москвы 2 октября. Р. Г. Пихоя обратил внимание на отсутствие заявления от имени Б. Н. Ельцина вечером 2 октября. В словах противников ВС нет и намёка на то, что сторонников ВС подозревают в организации восстания (даже слова В. И. Панкратова – не исключение). Речь о неуправляемых боевиках, от которых нужно защитить Москву. То же самое утверждал журналист, 2 октября заявивший о неизбежности кровопролития: Белый дом полон ветеранов вооружённых конфликтов. «Первая кровь прольётся в стенах этого «оплота парламентаризма»». В мемуарах дело представлено иначе, но они написаны уже с оглядкой на события 3-4 октября.

Реакция Военного совета ВС на первую договорённость о сдаче оружия была жёсткой: для начала переговоров надо не только снять блокаду и предоставить ВС доступ к СМИ, но и признать назначенных съездом силовых министров. Последнее требование в тот же день сняли. Тем не менее С. А. Чарный назвал предложения президиума ВС бесстыдством, т.к. они сохраняли Съезд, ВС и А. В. Руцкого на своих местах, не упоминая Б. Н. Ельцина. 2 октября Съезд народных депутатов призывает организовывать митинги в поддержку ВС. А. В. Руцкой по следам беспорядков у Смоленской площади призвал граждан выходить на митинги, чтобы… предотвратить столкновения с милицией. «Я обращаюсь к ветеранам и действующим офицерам армии и флота с просьбой поддержать акции протеста». «Прошу всех сохранять бдительность и осторожность, не поддаваться на провокации, не допустить кровопролития […] Все на борьбу с диктатурой! Не дадим Ельцину даже самого малого шанса подмять под себя Россию!» Но в свете дальнейших событий важнее другое его обращение. В тот же день А. В. Руцкой направил два письма в телецентр «Останкино». Он просил председателя РГТРК В. И. Брагина предоставить ему и народным депутатам эфир – «в любое время» (очевидно, в любое удобное В. И. Брагину – А. З.) В письме начальнику охраны «Останкино» А. П. Якушину А. В. Руцкой сообщал, что никто ГТРК захватывать не собирается. Второе письмо имело смысл, если уже 2 октября ходили слухи о планах захвата «Останкино».

Вечером 2 октября в Свято-Данилов монастырь вернулись из Дома Советов митрополит Ювеналий и член Конституционного Суда В. И. Олейник. Они сообщили позицию А. В. Руцкого, которую разделял Р. И. Хасбулатов: «тематически, методологически сначала нужно обсудить политическую ситуацию […] дав политическую оценку, перейти к вопросу разоружения, который очень облегчится, если благоприятно разрешится первый этап».

По словам М. Ю. Маркелова, в тот же день на заседании (очевидно, съезда) А. В. Руцкой сказал: «с нами армия, с нами министерство внутренних дел. Мы найдём силовую поддержку. Мы свергнем Ельцина». При этом он призвал сохранять спокойствие и ни в коем случае не уходить из Белого дома. Правда, на предыдущей странице автор сообщил совсем сенсационную новость: «К этому моменту мы имели совершенно эксклюзивные кадры, купленные у одной английской компании – кадры. Потом облетевшие весь мир. От только что приземлившегося вертолёта идут по Красной площади Ельцин и Коржаков. […] Голос Ельцина: «Ну что, вопрос решён?» Коржаков докладывает: Да, решён. С Ериным я договорился. Надо <подавлять>. Ельцин: «Ситуацию надо закрыть. Нечего вести переговоры. Все переговоры закончены». Неужели журналист перепутал 3 октября со 2-м? Вечером 2 октября военный корреспондент «Московских новостей» А. И. Жилин спросил у А. В. Руцкого, как он отреагирует на штурм ДС. Тот, по словам А. И. Жилина, ответил, что будет защищаться до последнего, что переговоры под эгидой Патриарха – блеф, что руководство армии его предало и что он никогда не найдёт общего языка с Б. Н. Ельциным. А. Ф. Дунаев сказал А. И. Жилину, что его задача – защитить депутатов и избежать провокаций. В. А. Ачалов выразил надежду на компромисс, «после чего цивилизованным путём решится, кто будет Президентом, министром обороны и т. д.»

В конце интервью журналистам «Эха Москвы» 2 октября В. Г. Уражцев высказался за «нулевой вариант». Надо «отойти на исходные позиции вместе с президентом» и не позднее марта провести одновременные досрочные выборы президента и парламента. «Президент» - это, надо полагать, Б. Н. Ельцин, т. к. А. В. Руцкой был всё-таки и. о. президента. Правда, А. В. Островский не проводит различия.

Однако главной сенсацией дня в СМИ стало выступление по РТР главы КПРФ Г. А. Зюганова. Он заявил, в частности: «Я обращаюсь ко всем гражданам нашей страны, которые ответственны перед своими детьми, своими коллективами, своими партиями, движениями и течениями. Мы должны создать благоприятные условия для того процесса, который начался вчера по инициативе 63-х руководителей республик, краёв, областей. И как бы он трудно ни шёл, мы все с вами заинтересованы, чтобы не произошло в ближайшее время никаких стычек, никаких конфликтов».

«Позже пиарщиками КПРФ в инет был выложен ролик с обрезанным выступлением Зюганова, говорящий о том, что, дескать, никого Зюганов не призывал отсиживаться дома. Но, к несчастью, у этого выступления было продолжение, которое врезалось в память многих телезрителей, и звучало оно «…я призываю вас сохранять спокойствие, сдержанность, не поддаваться на провокации, не выходить на улицу, в митингах и забастовках не участвовать…». И. В. Константинов днём 3 сентября имел на руках отпечатанный текст выступления Г.А. Зюганова. А. А. Шабанов, бывший в 1993-1995 гг. членом ЦИК КПРФ, недоумевает: почему оппозиционеру разрешили выступить по федеральному каналу, причём самому враждебному к ВС – РТР? «Никто из членов президиума ЦК КПРФ не знал, что Зюганов готовится выступить на телевидении». Осторожный политик сделал шаг, который в случае полной победы ВС стоил бы ему карьеры. В реальности Зюганов только выиграл от произошедшего. Даже С. Н. Бабурин в 1996 г. скрепя сердце поддержал его кандидатуру на пост президента России, а такой ненавистник режима Ельцина, как протоиерей А. И. Шаргунов, агитировал за Зюганова без малейших оговорок, не ставя ему в упрёк соглашательство в 1993 г. Может быть, Зюганов тогда знал что-то секретное? К 20-летию событий А. Г. Головенко, давний противник Г. А. Зюганова, объявил: в 20-х числах сентября Г. А. Зюганов якобы встречался с В. С. Черномырдиным и просил его устроить встречу с Б. Н. Ельциным, что и произошло примерно 29 сентября. Б. Н. Ельцин якобы обещал Г. А. Зюганову обеспечить КПРФ победу на выборах (!). Кстати, на выборах 1993 г. КПРФ не победила, а её газету «Советская Россия» закрыли на время предвыборной агитации. А. Г. Головенко сослался на Н. Х. Гарифуллину, которой якобы сказал об этом И. А. Шашвиашвили, а он узнал неизвестно откуда. В книге Н. Х. Гарифуллиной «Анти-Зюгинг» ничего подобного нет. Однако А. В. Руцкой отмечает, что Зюганов, как и другой оппозиционер – кемеровский губернатор А. М. Тулеев, перестал появляться в ДС с 24 сентября. Они якобы сказали: мы поехали поднимать пролетариат. И более их никто не видел. Прежде Руцкой говорил несколько иначе: Тулеев действительно уехал 24 сентября, а «26-го слинял Зюганов. Поехал поднимать шахтёров Тулы и Орла». У Э. В. Лимонова (Савенко) другое впечатление: «Зюганов ежедневно работал глоткой c бетонного балкона с 22 сентября по 2 октября», но «1-го или 2-го октября» Зюганов исчез с балкона, «чтобы призвать по теле (так Лимонов называет ТВ – А. З.) к примирению». Критики Зюганова ссылаются якобы на его слова: «каждый день бывал в Белом доме, но ни разу там не ночевал!». В. А. Котову Зюганов ответил, что в те дни постоянно был в Краснопресненском райсовете, а 3 октября не пришёл в ДС, т. к. на балконе находился под прицелом снайперов.

Сам Г. А. Зюганов утверждает, что в ночь на 3 октября приехал в ДС и отговаривал А. В. Руцкого от похода на Останкино (! – А. З.). Мог ли он вообще туда пройти после трансляции своего выступления 2 октября? «И. Иванов» уверен, что нет: «Поводом для шуток стал последний приказ Руцкого и Ачалова: выкинуть Зюганова за баррикады, если тот после своего предательского выступления по телевидению […] решится появиться в Доме Советов». Фраза, однако, относится к утру 3 октября. Мемуары А. В. Руцкого и В. А. Ачалова её не подтверждают, но они не подробны и вполне могли оставить без упоминания устное распоряжение. С точки зрения психологии ночной вояж Г. А. Зюганова представляется невероятным.

Спустя многие годы С. М. Шахрай поведал удивительную новость: оказывается, Б. Н. Ельцин дал согласие на «нулевой вариант», и после переговоров в Свято-Даниловом монастыре «с «нулевым вариантом» Ю. М. Воронину уехал в ДС. Больше ничего об этом документе не было слышно. Шахрай даже предположил, что Воронин показал документ Хасбулатову. По логике вещей, этот эпизод должен относиться скорее к ночи на 3, чем на 2 октября. Увидев на страницах статьи М. Ростовского от 3 октября 2013 г. «Охота за Чёрным октябрём» слова Шахрая, что «Воронин положил текст президентского предложения во внутренний карман пиджака», Ю. М. Воронин возмутился и ответил, что Шахрая не было на переговорах, а президентская сторона не обмолвилась на публике о своём якобы предложении. С. М. Шахрай в ответе Воронину не стал опровергать эти два неоспоримых тезиса, а лишь написал, что о согласии Ельцина на «нулевой вариант» ему сообщили Алексий II и С. А. Филатов, присутствовавшие там, а также Ю. М. Батурин. Итак, заявление Шахрая о бумаге, переданной Воронину, можно считать опровергнутым. Но 3 октября Дому Советов и вправду сообщили о согласии Б. Н. Ельцина на одновременные досрочные перевыборы (см. ниже). При этом Ю. М. Лужков во время переговоров 2 октября заявил: «Никакой отмены Указа Президента не будет». Смелое утверждение со стороны главы одного из субъектов Федерации; естественнее было услышать его из уст С. А. Филатова.

Похоже, нейтральные наблюдатели начинали терять терпение. Генерал А. И. Лебедь 2 октября заявил, что отверг предложения обеих сторон поддержать их, и предложил одновременно выбрать президента и компактный парламент (т. е. упразднить Съезд народных депутатов. – А. З.). Президент Калмыкии К. Н. Илюмжинов вечером 1 октября сказал в Белом доме, что «вся Россия – с Белым домом», т. е. на его стороне поддержка субъектов Федерации. За «нулевой вариант» выступали 20% глав администраций, за выборы парламента прежде президентских – 60%. Зато за одновременные выборы все главы Советов, руководители ассоциаций промышленников и аграриев. В. Д. Зорькин просил иностранных послов надавить на Б. Н. Ельцина, чтобы тот согласился на «нулевой вариант». Его поддержал митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский Иоанн. Священный Синод Русской Православной Церкви 1 октября потребовал отказаться от грубого силового давления на волю людей, не вовлекать в противостояние силовые структуры. «Тот, кто прибегнет к насилию первым, будет неизбежно обречён на поражение и проклятие. Властью, данной нам от Бога, мы заявляем, что тот, кто поднимет руку на беззащитного и прольёт невинную кровь, будет отлучён от Церкви и предан анафеме».

Л. И. Сигал обвиняет Кремль: «Посредническая миссия патриарха объективно работала на нулевой вариант и была невыгодна Кремлю. Обсуждать условия политического компромисса Ельцин не желал. Поздно вечером 2 октября «Вести» назвали встречу в Свято-Даниловом монастыре «переговорами об условиях капитуляции Белого дома». 
Нулевой вариант, в принципе, мог бы стать приемлемым компромиссом для Верховного Совета, но не для Ельцина, который уже сжёг мосты».

Если отвлечься от теории заговора, то прав окажется А. В. Черкасов:

«Чтобы переговоры были успешны, чтобы они не превратились в фарс, необходим был признаваемый обеими сторонами моральный авторитет, арбитр, под эгидой которого и идёт мирный процесс. Такого в России-93 не нашлось. Несмотря на произносившиеся слова уважения в адрес Патриарха и Русской православной церкви, те таковыми, очевидно, не были – ни для парламентской, ни для президентской стороны. Не было третьей силы, авторитета, арбитра, к которому могли бы апеллировать обе стороны.

Другое необходимое условие – полномочные делегации на переговорах должны иметь реальные полномочия, а сами стороны – сохранять управляемость. Но в Белом доме в те дни насчитывали чуть ли не дюжину «штабов», центров власти с различным весом. За пределами кольца оцепления, в уличных акциях тоже было по крайней мере несколько лидеров, боровшихся за влияние. Но внутри каждой из сторон сильнее были «партии войны». Силовые структуры уже не подчинялись политическим, а действовали самостоятельно, исходя из своего понимания ситуации и логики событий».

Следующий день показал отсутствие воли к компромиссу у обеих сторон противостояния.

Глава II. Действия демонстрантов, милиции и внутренних войск 3 октября.

Всенародное Вече и другие митинги 3 октября.

3 октября 1993 г. во время длительного конфликта Кремля с Домом Советов в Москве на Калужской (бывшей Октябрьской) площади состоялся запланированный митинг сторонников Верховного Совета. Едва начавшись в 14 часов, он тут же превратился в шествие по Садовому кольцу, а затем в прорыв к Дому Советов. В 15. 30 Дом Советов был разблокирован, к 16 часам выдвинуты лозунги свержения кремлёвского режима. Произошло восстание, подавленное кроваво и довольно легко.

Что же произошло на Калужской площади? Возможны 3 принципиальные версии: заранее спланированное восстание; стихийные беспорядки, вызванные случайными обстоятельствами; провокация прорыва сторонниками Кремля. Важно, что версии не исключают одна другой.

Комиссия по вынесению импичмента Б. Н. Ельцину, работавшая в Госдуме в 1998-1999 гг., интересовалась только возможностями вменить в вину Б. Н. Ельцину нарушение законов. Выводы двух других групп расследования относительно событий на Калужской площади поверхностны. По мнению Генпрокуратуры, толпу с площади вытесняла милиция, и по призыву «В. И. Анпилова и других выступавших на митинге лиц» люди пошли по Садовому кольцу. Т. е. всё произошло стихийно, а виной тому недомыслие обеих сторон. Комиссия Госдумы уточняет: «В. И. Анпилов и другие выступавшие» воспользовались ситуацией, раздражением митингующих от действий милиции. Пришла ли мысль о прорыве в их голову внезапно, докладчики не уточнили.

Казалось бы, проведены тщательные расследования. Но в обоих докладах одна и та же грубая ошибка: в означенное время – 14.00 – 14.30 – В. И. Анпилова не было на Калужской площади. Более того, согласно реконструкции Генпрокуратуры, три важнейших деятеля 3 октября – В. И. Анпилов, В. Г. Уражцев и А. В. Крючков – стали собираться в 13 часов на Калужской площади. На деле последние двое прибыли незадолго до 14 часов, а В. И. Анпилов отсутствовал на площади примерно с 12 до 15 часов. К тому же неправильно указаны инициалы А. В. Крючкова. Небрежность слишком велика.

Итак, вернёмся к организации митинга. В. И. Анпилов с гордостью пишетоб антифашистском конгрессе «Трудовой России», состоявшемся в июне 1993 г. В его резолюции якобы говорилось о том, что противостояние классов обострится в конце сентября, когда от режима можно ожидать всего, вплоть до откровенно фашистской вылазки. В июне же «Трудовая Россия» назначила на 3 октября Всенародное вече на Октябрьской площади. По другим сведениям, «На 3 октября было запланировано всенародное Вече. ЦИК Советов рабочих, крестьян, специалистов и служащих совместно с «Трудовой Россией» (структуры РКРП) ещё в августе решили провести его на Октябрьской в 14.00». «На этот день «Трудовая Россия» ещё месяц назад наметила Всенародное Вече [...]». Кто прав? «Советская Россия» и «Правда» до октября не сообщали о назначении Веча на 3 октября. «День» - тоже. И. В. Константинов ответил мне: «Заявку подали после 21 сентября, но планировали они ещё до 21 сентября. Какое-то вече».

За несколько дней до Веча (уже четвёртого по счёту) о нём стали оповещать москвичей. «Первая известная нам листовка, содержащая призыв собраться в воскресенье 3 октября в 14.00 на Октябрьской площади, появилась 27 сентября». 30 сентября с подобной же листовкой выступили Президиум Московского комитета ФНС и Политсовет ЦИК РПК. «1 октября я с группой товарищей весь день агитировал у проходных заводов пролетарского (так! – А. З.) района, призывал рабочих выйти на Вече 3 октября». Утром 3 октября В. И. Анпилов в последний раз подтвердил время начала Веча, будучи в Краснопресненском райсовете. Но масштаб оповещения был шире. О митинге заблаговременно узнали в Черноголовке и Ярославле. «Сбор якобы был объявлен по радио». А. В. Островский уверенно заявляет, что о митинге «накануне», т.е. 2 октября, объявили по радио и телевидению. Ю. А. Романов не столь уверен: «Откуда разнеслась весть о митинге, никто не может толком сказать. Одни говорят – слышали по радио, другие – слышали от знакомых». От каких?

«Мне приятель позвонил... а он, кажется, от Уражцева узнал, был тогда такой…».

Действительно, 2 октября В. Г. Уражцев выступил по радио «Эхо Москвы» (см. ниже). Но не призывал прийти на Калужскую площадь. Речь шла о митингах, запланированных на 3-4 октября непосредственно у ДС, а в случае невозможности – на Смоленской площади. Вероятно, в приватных беседах В. Г. Уражцев изъяснялся конкретней.

1 и 2 октября в «Правде» был опубликован призыв ко всем прийти на Вече 3 октября. Более того, о митинге, назначенном на 12.00 2 октября на Смоленской площади, было сообщено позже, чем о Вече – только в выпуске 2 октября. «Советская Россия» так и не оповестила о Вече, хотя в выпуске 2 октября так же, как и «Правда», сообщила о митинге, назначенном на 12.00 того же дня.

Митинги также планировались на Смоленской и Советской площадях соответственно с 12 и 13 часов. Неудивительно, что внимание многих, в т. ч. милиции, обратилось к Смоленской площади. Ю. А. Романов ожидал там главных событий. «На Смоленской ничто не напоминает о вчерашнем «бое»», но толпа растёт. […] Неожиданно к толпе прибывает подкрепление, и она буквально взрывается градом камней (в направлении сотрудников милиции – А. З.) Заканчивается эта вспышка так же неожиданно, как и началась». «3 октября 1993 года с утра в различных местах Садового кольца и у Киевского вокзала начали собираться манифестанты, выступавшие в поддержку Верховного Совета. В соответствии с утверждённым планом организационных мероприятий сотрудники милиции, применяя спецсредства, разгоняли эти группы, не давая людям собираться в большие массы. В результате в некоторых местах произошли столкновения. Так, в 12 часов 50 минут на Смоленской площади около 100 манифестантов, в ответ на попытку сотрудников милиции рассеять их, по примеру предыдущего дня перекрыли движение транспорта по Садовому кольцу и начали возводить баррикаду, бросая в сотрудников милиции камни и бутылки. Превосходящим силам милиции, активно применявшим спецсредства, удалось, однако, «зачистить» площадь». Совсем иной масштаб событий по сравнению со 2 октября наводит на мысль об отвлекающем манёвре. Но, с другой стороны, баррикады и скопление милиции на Смоленской площади могли помешать прорывающимся по Садовому кольцу, так что быстрая ликвидация митинга тоже помогла им.

В 18 часов 3 октября телекомпания «Останкино» сообщила важную информацию об этом митинге: «Около часа дня (как мы только что видели, чуть раньше – А. З.) сторонники народных депутатов во главе с Уражцевым перекрыли на полчаса движение по Садовому кольцу», пользуясь остатками вчерашних баррикад. «Уражцев призвал собравшихся отправиться к Калужской (бывшей Октябрьской) площади, где проходил митинг «Трудовой России»». А. В. Черкасов утверждает, что Уражцев появился на Смоленской площади в 13. 35, милиции был отдан приказ его задержать, потом приказание передали УВД по охране метрополитена. Но приказ запоздал (намеренно?) Как такое могло произойти? Согласно изысканиям А. В. Островского, Уражцев прибыл на Калужскую площадь около 13.50 и не мог только появиться на Смоленской площади в 13. 35. А. В. Черкасов справедливо придал беспрепятственным передвижениям В. Г. Уражцева большое значение, но, на мой взгляд, нужно сильно отодвинуть датировку его пребывания на Смоленской площади, ближе к 13 часам. После 12 часов В. И. Анпилов, покинув Октябрьскую площадь, организовал другой митинг. «[…] На Площади Ильича собралось около сотни сторонников «Трудовой России». В основном – пожилые женщины. Молодых было мало. Пока искали строительный материал для баррикады, подкатили около 20 автобусов с ОМОНом. На площадь высыпало не менее тысячи человек в полном боевом снаряжении. Такой махине не составило трудов щитами выдавить нас с площади на железнодорожную платформу «Серп и Молот»».

Прочие возможные очаги напряжения днём 3 октября перечислил А. В. Черкасов. У Белорусского вокзала милиция дежурила с 9.40 до 14.00, задержаны несколько десятков человек, митинга как такового не состоялось. На Советской площади от 100 до 120 человек митинговали от 13.00 до 13.45, были стянуты значительные силы милиции, обошлось без столкновений. Депутат ВС А. Л. Головин приехал к Моссовету около 13 часов, оценил численное превосходство милиции над митингующими и уехал на Калужскую площадь. О митинге у телецентра «Останкино» будет сказано ниже.

Несмотря на долгую подготовку основного митинга 3 октября, нет ясности ни с его официальной программой (было ли заявлено шествие, и если да, то по какому маршруту), ни с реакцией московских властей.

Ю. М. Лужков 2 октября на переговорах не слишком конкретно объяснил: «Один митинг мы разрешили, Ваше Святейшество. Заявка была подана вовремя […] Второй митинг, предложенный с грубейшими нарушениями сроков и порядка подготовки, мы запретили. Кстати говоря, митинги предложены одной и той же системой – «Трудовой Москвой», «Трудовой Россией», «Трудовой столицей»». Далее он попытался пояснить, что если нет разрешения на митинг и нет решения суда по поводу этого, то митинг считается запрещённым. Можно в качестве гипотезы отождествить «второй митинг» с событиями на Смоленской площади 2 октября (см. свящ. В. И. Кузнецова). Правда, этому противоречит тот факт, что заявку на митинг 2 октября подавали депутаты ВС, а не «Трудовая Россия». Если под митингом, заявка на который была подана вовремя, Ю. М. Лужков имел в виду всенародное вече 3 октября, перед нами очень важное заявление. Но уверенности нет. Депутат Моссовета С. И. Белашов 2 октября по радио «Эхо Москвы» упомянул какой-то митинг «Трудовой России», намеченный на 4 октября и разрешённый московским правительством. Относительно позиции Лужкова осталась неясность: запретила мэрия митинг или «не дала разрешения»? Под последним можно понимать и отсутствие ответа.

В эфире той же передачи «Эха Москвы» В. Г. Уражцев заявил, что 1 октября группа депутатов с ним во главе подала заявку в Моссовет на митинги 2, 3 и 4 октября. Условия одни и те же: время проведения массовой акции – с 12 до 23 часов, численность – от 10 до 50 тыс. человек, место проведения – у Дома Советов! «Если не будет возможности созвать людей на баррикады, то мы выходим на Смоленскую площадь». По его словам, у него на руках было разрешение Ю. П. Седых-Бондаренко на все эти 3 митинга. По мнению С. И. Белашова, разрешения мэрии на митинг просить не нужно, так как она не имеет права его запретить. А уведомить о митингах организаторы уведомили все органы московской власти. Далее он оговорился: мэр не идёт с нами на контакт, а от заявленного на 4 октября шествия «Трудовой Москвы» по маршруту Тверская ул. – Садовое кольцо – Дом Советов мэрия предлагает отказаться. С. И. Белашов подчеркнул, что ни он, ни «Трудовая Москва» не имеют отношения к «Трудовой России», руководимой В. И. Анпиловым.

Озвученные В.Г. Уражцевым условия митингов были вызовом Кремлю. Но соответствуют ли они действительности? Комиссия Генпрокуратуры называет заявленный срок окончания митинга 2 октября – 15 часов. Выходит, В. Г. Уражцев солгал, настаивая на продолжении митинга до 23 часов. В таком случае трудно доверять и его сообщению о мероприятиях, запланированных на 3-4 октября. Но сообщение С. И. Белашова находит неожиданное подтверждение в материалах якобы радиоперехвата милицейских переговоров 2 октября:

« - Почему «трудовикам» разрешили 4-го?

 - Не волнуйся, её не будет. В понедельник утром всё будет кончено. Ультиматум никто не отменял […]».

По данным комиссии Т. А. Астраханкиной, «в это же время (2 октября) Моссовет санкционировал проведение 3 октября 1993 года в 14 часов на Октябрьской площади митинга в поддержку Верховного Совета». Предсказуемая политика Моссовета, но мэрия была к нему в оппозиции.

И. В. Константинов подтверждает: «Митинг то запрещали, то разрешали, то запрещали. […] Насколько помню, мэрия запретила митинг, тогда подали заявку в Моссовет, и он разрешил митинг». «На митинг было дано разрешение Моссовета, которое, как позже выяснилось, было аннулировано мэрией». 

Нет ничего невероятного в сообщении, что сбор на Октябрьской площади был назначен на 12 часов. В. А. Котов, однако, слышал нечто иное: «в 13 часов около Парка Культуры должен собраться митинг».

Придя на митинг 3 октября, демонстранты слышали из громкоговорителей периодические призывы расходиться. Разумеется, это требовало объяснения. Одни милиционеры говорили «митинга не будет», другие – «митинг запрещён». Понятно, что у мемуаристов появился соблазн отнести запрет ко 2 октября: «Запретили митинг 3 октября, то есть завтра в воскресенье на Октябрьской площади, хотя он был запланирован, объявлен и разрешён (? – А. З.) гораздо раньше всего этого противостояния». Днём 3 октября на Смоленской площади Ю. А. Романов слышал примерно то же самое: «Проходит слух, что на Калужской, бывшей Октябрьской площади собирается новый несанкционированный митинг. Вроде бы его организаторы обращались в мэрию, но мэрия запретила протестовать. Но раз собрался народ, почему бы не провести митинг». Тем временем на Калужской площади около 14 часов «представитель одной из партий (А. В. Крючков? – А. З.), подававших заявку на проведение митинга, объявил, что мэрия в последний момент (т. е. 3 октября – А. З.) запретила его. Однако, поскольку пришло очень много людей, митинг решили проводить». Как будто его выступление транслировали на Смоленскую площадь. Неужели такое объяснение происходящего было заготовлено заранее?

Депутат ВС Р. С. Мухамадиев, по его впечатлениям, утром 3 октября не слышал о запрете Всенародного вече. «На площади должен состояться большой митинг, об этом знает вся Москва. Но будто городская администрация ещё не дала санкции на его проведение. Оно получено только от районной администрации». Что за районная администрация? Возможно, автор имел в виду разрешение Моссовета или поддержавшего его райсовета.

А. В. Островский констатирует: «К сожалению, документы, связанные с разрешением этого митинга, пока неизвестны». В качестве рабочей гипотезы можно предположить, что в Моссовет и мэрию представили одинаковые (см. ниже) заявки. 2 октября Моссовет её удовлетворил, мэрия же так и не дала ответа. За неё это сделала милиция на Калужской площади.

Бывший депутат Моссовета священник В. И. Кузнецов написал: «был заявлен митинг-стояние». Не уточняя, где; но подразумевается – на Калужской площади. В. И. Анпилов сказал А. В. Островскому: он сам подавал заявку (в единственном числе! Вероятно, в Моссовет. Если В. И. Анпилов имел в виду мэрию, это очень важно – А. З.) на разрешение митинга, и он был разрешён на Октябрьской площади. И. В. Константинов также говорит, что в заявке не было шествия. А. Л. Головин в 2018 г. утверждал, что 3 октября прибыл на «митинг-марш в сторону Белого дома на Октябрьской площади», но это может быть эффектом послезнания. Что говорят исследователи?

«Единственное разрешение на митинг, полученное оппозицией, относилось к площади Гагарина, а местом сбора митингующих должна была служить Октябрьская площадь перед метро «Октябрьская»». Слово «единственное», видимо, подразумевает отказ мэрии разрешить митинг у ДС (см. выше) и прочих местах. «Заявленный маршрут большого воскресного шествия оппозиционеров – от Октябрьской площади до площади Ильича – требовал переброски сил милиции в эти глухие восточные районы столицы». Сотрудники общества «Мемориал»* (здесь и далее – признан в РФ иностранным агентом) не сообщили, откуда они почерпнули противоречивую информацию. Есть мнение, что о площади Ильича говорили неофициально. Днём 3 октября реализовалась попытка пройти в направлении площади Гагарина, продлившаяся недолго. Путь на площадь Ильича был перекрыт, но всё равно В. И. Анпилов добрался туда на метро.

Наконец, В. Г. Уражцев утверждает, что около 14.30 помахивал перед милиционерами какой-то бумагой и говорил: «Вот разрешение Моссовета на проведение митинга на Смоленке (! – А. З.)» И прокомментировал: «Всё это была, конечно, чистая импровизация». По сути, В. Г. Уражцев сделал то же, что и 2 октября в студии радиостанции «Эхо Москвы». Даже если документ, который он демонстрировал в обоих случаях, и содержал разрешение на какой-то митинг, он не относился к митингу «Трудовой России».

По утверждению тогдашнего начальника московского уголовного розыска, «поздно вечером (2 октября – А. З.) членов штаба и других руководителей ГУВД в пожарном порядке собрали на экстренное совещание. Торжественный в парадной форме Панкратов в присутствии внешне беспристрастного руководителя администрации (президента – А. З.) Филатова и лощёного вице-премьера Сосковца, которые должны были как бы подтвердить высочайшее одобрение всего происходящего, поставил задачу «по обеспечению общественного порядка во время митинга и несанкционированного шествия от Октябрьской площади к Белому дому»». Сенсационное заявление. Можно ли его проверить? По воспоминаниям С. А. Филатова, 2 октября он до глубокой ночи участвовал в переговорах в Свято-Даниловом монастыре, откуда около 0.30 3 октября звонил В. Д. Зорькину. Стенограмма переговоров 2 октября подтверждает присутствие С. А. Филатова в монастыре. Более того, во время вечернего перерыва В. И. Олейник получил от него в Доме Советов телефонограмму. Таким образом, информация Ю. Г. Федосеева нуждается в расследовании.

Но она косвенно подтверждается из неожиданного источника. «В Ярославле ходили слухи, что на 3 октября готовилась большая демонстрация москвичей, возможен прорыв оцепления Дома Советов». Утром 3 октября В. Шевчук убедилась, что в ДС менее осведомлены, чем в Ярославле. В. Д. Зорькин ждал от Всенародного веча плохих последствий. Услышав о согласии Б. Н. Ельцина на «нулевой вариант», он подумал: в 14 часов начнётся митинг оппозиции, так что надо спешить, если речь не о послезнании. Наконец, из якобы радиоперехвата 2 октября, приведённого А. В. Руцким, мы узнаём, что «Лужков дал указание запретить демонстрацию 3 октября», а не какое-то стояние.

Кто организовал митинг? В вышеупомянутом заявлении Ю. М. Лужкова можно видеть указание на «Трудовую Россию». Комиссия Т. А. Астраханкиной назвала организатором ФНС. По словам И. В. Константинова, никто конкретно в ФНС за подготовку и организацию митинга не отвечал, т. к. ФНС не договаривался с подведомственными В. И. Анпилову «Трудовой Россией» или РКРП. В. И. Анпилов отказался беседовать на эту тему с А. В. Островским, объяснив произошедшее стихийностью. Е. А. Козлов открестился от участия в организации митинга. Тем не менее ФНС присоединился к заявке на митинг, поданной «Трудовой Россией». А. В. Островский сделал вывод, что организовывали митинг «Трудовая Россия» и РКРП (руководитель – В. А. Тюлькин). Константинов с этим согласен. Глава РПК А. В. Крючков не отрицал своей роли в подготовке митинга.

Тогдашний глава московского горкома КПРФ А. А. Шабанов утверждает, что утром 3 октября Г. А. Зюганов позвонил ему и «просил передать нашим товарищам и Анпилову (! – А. З.), чтобы люди не выходили на митинг. Но люди собрались». И. В. Константинов не считает, что Г. А. Зюганов хотел предупредить о провокации: «Так не предупреждают. Если он хотел предупредить, у него были все возможности». По его впечатлению, демонстранты считали выступление Г.А. Зюганова предательством. Пришёл ли на площадь кто-то из руководства КПРФ? Там был глава РКСМ И. О. Маляров, но он сотрудничал с различными левыми организациями; тогда – с «Трудовой Россией» и ФНС.

В. И. Анпилов говорил о намеченном митинге спокойно, как о совершенно рядовом событии. Он приехал на Калужскую площадь к 11 часам и увидел «толпы восставшего народа» - очевидно, хотел подчеркнуть, как много людей собрались заранее. Милиция перекрыла ул. Димитрова и Житную ул., также охраняла площадку перед памятником Ленину на Калужской площади. На Крымском валу стояли не столь плотные заслоны, Ленинский проспект и выходы из обеих станций метро «Октябрьская» оставались свободными. «ОМОН занимает диспозицию, сходную с той, что они держали первого мая».

«В двенадцать часов (примерно) у памятника Ленину «белые каски» начали избивать людей, загнали их во двор библиотеки, но совсем разогнать не смогли, хотя били сильно». Вряд ли таким образом пытались разогнать всех демонстрантов. На мой взгляд, милиция по какой-то причине старалась не допустить митингующих к памятнику. После этих столкновений В. И. Анпилов … уехал на площадь Ильича, известив об этом только руководство «Трудовой России». В мемуарах он так объяснил свой поступок: «Надо как-то раздробить силы противника» и далее написал, что рассчитывал продержаться на площади Ильича до утра 4 октября, когда получил бы поддержку от рабочих, идущих на завод (очевидно, «Серп и молот»). На мой взгляд, первое было правдой, второе – сокрытием правды. Журналисты столичной газеты так объяснили его поведение: увидев, что членов «Трудовой России» на площади немного, «вождь Анпилов выражает некоторое разочарование и уводит часть собравшихся митинговать на площади Ильича (всё ещё!)». На довольно долгое время демонстранты остались безо всякого руководства. И. В. Константинов прибыл на площадь около 13 часов и, мягко говоря, не сразу овладел ситуацией. «Я искал только Анпилова. Мне сказали: «Он уехал на какой-то завод»». «Один человек сказал, что «все» поехали на Пролетарскую (как потом стало ясно, эту колонну возглавил Анпилов)». По более позднему свидетельству Константинова, кто-то ему передал, что Анпилов «Просил объявить, чтобы все шли на площадь Ильича, там митинговать будем». Дальнейшее наводит на мысль, что это была дезинформация, не рассчитанная на исполнение.

Около 13.50 И. В. Константинов нарушил (?) план проведения митинга, призвав демонстрантов идти по Ленинскому проспекту - как 1 мая 1993 г., до площади Гагарина. По его словам, он хотел избежать столкновения с милицией, неизбежного в случае движения толпы на Садовое кольцо. Собрав колонну, он увидел подошедшего В. Г. Уражцева, объяснил ему свой план и передал мегафон со словами «Проследи, чтобы колонна не развалилась». А сам по подземному переходу подошёл к зданию детской библиотеки на Калужской площади и стал собирать людей там, после чего опять перешёл под землёй к метро «Октябрьская – кольцевая». В. Г. Уражцев подтверждает, что Константинов попросил его повести народ «туда, где мы были 1 мая». Уражцев отметил, что он сам в митинге 1 мая 1993 г. не участвовал.

Едва некоторые из собравшихся пошли по Ленинскому проспекту, как примерно через 5 минут митинг на Калужской площади объявил открытым А. В. Крючков. По его словам, он призвал оставшихся демонстрантов догнать ушедших и вернуть на площадь. В интервью А. В. Бузгалину он лишь констатировал: митинг повернул на Садовое кольцо, хотя первоначально предполагалось (когда? В заявке? Кто предполагал? – А. З.) движение в сторону Ленинского проспекта. Т. е. по Ленинскому проспекту, т. к. он начинается сразу от площади. А. В. Островский почему-то пишет, что и И. В. Константинов с В. Г. Уражцевым, и А. В. Крючков повели народ в сторону Шаболовки, хотя это совсем не по Ленинскому проспекту. Как бы то ни было, В. Г. Уражцев со своими людьми стал возвращаться и без команды А. В. Крючкова. Тот, увидев такое, также развернулся в сторону Калужской площади. В телеинтервью Крючков ничего не сказал о том, что открыл митинг. Просто вышел со сторонниками из станции метро «Октябрьская-радиальная», колонна двинулась в сторону Ленинского проспекта, и тут увидели, что навстречу движется другая колонна с красными флагами – «ну, тут были, конечно, не только красные флаги, но красных флагов было больше». Во главе колонны Крючков увидел Уражцева и сказал ему, что решил развернуть колонну в сторону Крымского моста и попытаться прорвать оцепление. «Уражцев сказал, что он тоже такого же намерения. Мы тогда дали команду развернуть нашу колонну на 180 градусов», и получилась единая колонна, лидеры которой первоначально находились отнюдь не во главе её. О том, что происходило в течение последующих примерно 20, а то и более, минут, Крючков предпочёл намеренно умолчать.

И. В. Константинов утверждает, что колонна В. Г. Уражцева не успела уйти далее Института стали и сплавов, как он её развернул. На вопрос И. В. Константинова «Что ты делаешь?» В. Г. Уражцев ответил «Теперь уже поздно, движение уже началось». На требование И. В. Константинова отдать мегафон В. Г. Уражцев нарочито грубо отказал.

Однако в 2013 г. И. В. Константинов дал иную хронологию событий, чем можно вывести из бесед с А. В. Островским и мной. В этой версии он успел догнать В. Г. Уражцева только после того, как первая цепь милицейского оцепления расступилась, т. е. после поворота колонны на Крымский мост. Далее на вопрос «Что ты делаешь?» Уражцев махнул рукой, выругался матом и сказал: «Уже поздно. Уже не остановишь».

По словам же В. Г. Уражцева, колонна успела пройти около 500 м до МиСиС, и тут к нему подбежал молодой человек с цветами: «Виталий Георгиевич, хвост колонны отрезан». По мнению В. Г. Уражцева, это вынудило его развернуть колонну на 180 градусов (почему? – А. З.) Далее он говорит, что оказался единственным депутатом на площади, что искал И. В. Константинова, но не нашёл. Неизвестный мне блогер сообщает, видимо, со слов В. Г. Уражцева, что тот, как единственный депутат на площади (а Константинов? – А. З.), посоветовавшись с офицерами из союза «Щит», был облачён в бронежилет и каску и пошёл к оцеплению на Крымском мосту. О Крючкове Уражцев не упоминает. Очевидно противоречие рассказов. Я решаю его в пользу И. В. Константинова, т. к. он не мог не найти В. Г. Уражцева. А какое из свидетельств Константинова точное? С одной стороны, рассказ о требовании отдать мегафон логичнее объясняет реакцию В. Г. Уражцева. С другой стороны, есть сведения о том, что Константинов не сразу догнал коллегу по Верховному Совету. «И. Константинов 3 октября на Октябрьской площади (где он должен был быть одним из главных ораторов и организаторов) оказался на обочине событий и воздействовать на ситуацию уже не мог. 3-го числа на Октябрьской он уже в панике метался позади толпы и растерянно причитал: «Что происходит? Куда они все идут? Кто их ведёт?» Этому было много свидетелей, начиная с журналистов «Курантов» и кончая корреспондентом радио «Свобода» в Москве С. Шустером». Умолчания Уражцева о Константинове – очевидная ложь, а вот рассказ о том, что офицеры из союза «Щит» надели на него бронежилет и каску, правдоподобен. Очевидно, это произошло после разворота колонны в сторону Якиманки и до поворота на Садовое кольцо.

Через несколько минут огромная колонна упёрлась в мощные милицейские заграждения в концеулицы Димитрова / Якиманки. В голову колонны вышел В. Г. Уражцев и зачем-то стал ходить туда-обратно к омоновцам на переговоры. «Неужели В. Уражцев хотел вести колонну по улице Димитрова к Кремлю?».. В своих рассказах В. Г. Уражцев пропускает этот эпизод. Произошедшее явно не делало ему чести. У меня две гипотезы: Уражцев либо и вправду потребовал пропустить колонну к Кремлю, чтобы получить предсказуемый отказ и заявить «тогда я умываю руки», либо потребовал снять все препятствия на пути к Смоленской площади, о которой он говорил далее (но тогда при чём тут ОМОН на Якиманке?)

Тем временем «движение на Садовом кольце открывают ненадолго, но затем вновь перекрывают, так как митинг в полном составе решает двинуться к Белому Дому». В действительности не в полном (см. ниже). «И. Иванов» со слов некоего Фёдора (наверное, он такой же Фёдор, как «Иванов» - Иван) сообщает, что колонна демонстрантов во главе с И. В. Константиновым вернулась на площадь в 14.10. Неожиданно для многих собравшихся в центре площади образовалось плотное людское ядро, резко двинувшееся к Крымскому мосту. «Раздались недоумённые возгласы типа: «Вы куда? Мы же так не договаривались. Митинг назначен здесь, на Октябрьской». Но с Садового кольца уже неслись призывы: «Вперёд, к Белому дому!» Произошло это, по «Иванову», в 14.20. Таким образом, несколько минут колонна и вправду стояла перед оцеплением у улицы Димитрова.

Непосредственный участник прорыва так описал свои действия: «В 14.00 собираемся на Октябрьской. Два полка ОМОНа не дают нам пройти к памятнику. Оцепление почти круговое, открыты только Ленинский от центра и Садовое к Парку культуры.

- Разойдитесь, ваш митинг не санкционирован!

Мы оттягиваемся по тротуарам к Первой градской больнице, все разом выходим на мостовую и превращаемся в колонну, которая за спиной оцепления проходит к памятнику. Они не успели перестроиться и закрыть проход!

Начинается митинг. Но митингуют не все. Потому что среди нас уже избитые смоленцы, рассказывающие всем о том, что с ними было. И многотысячная колонна устремляется по Садовому к Смоленской». Итак, согласно автору, причина восстания – всего лишь желание отомстить за вчерашнее избиение.

Помощник А. В. Руцкого А. В. Фёдоров утверждает, будто приехав на Калужскую площадь в 14 часов, сразу позвонил в ДС (очевидно, А. В. Руцкому – А. З.) и сообщил, что всё спокойно, митинг не начинается. Но «метрах в 500-700 начали собираться люди, которые примерно минут через двадцать двинулись к Крымскому мосту».

Сторонники Кремля, разумеется, называют произошедшее спланированным заговором оппозиции. Будущий министр внутренних дел А. С. Куликов: в 13.25-13.30 на Калужской пл. было ок. 500 чел., в 14 ч. – 12 тыс. Вывод: всё было чётко спланировано, доставить на площадь за полчаса дивизию очень непросто. «Впереди демонстрантов шли боевики с оружием в руках». Толпа прошла 4 км до Дома Советов менее, чем за час – хороший темп. Спустя несколько лет в мемуарах он изменил оценку первоначальной численности митинга на более реалистичную: «где-то в половину второго […] митинг на Октябрьской площади (теперь – Калужская площадь – Авт.» не был бурным, а возле памятника В. И. Ленину находилось несколько сот человек». (А сколько было на площади и проспекте? Может быть, тысячи? – А. З.) Газета «Сегодня» по горячим следам написала о 10 тысячах. Британский журналист Дж. Стил в статье, переведённой из «Гардиан» журналистами «Советской России» и напечатанной в сокращённом виде, ссылаясь на неких «репортёров», оценил численность митингующих в 7 тысяч человек. Это и вправду немного, как он считает. С ним согласен Э. З. Махайский, но с уточнением: 7 тысяч на 13.40, а «народ ещё прибывал». А. Н. Тарасов пишет вообще о 3-3,5 тысячах, увеличившихся во время движения по Садовому кольцу до 10-15 тысяч, И. В. Константинов - о примерно 10 тысячах (перед началом движения), в 2023 г. говорит о 15 тысячах, что правдоподобно. «И. Иванов» даёт неправдоподобную оценку в 300-500 тысяч, предусмотрительно ссылаясь на некую девушку Женю, его повторяет А. В. Крючков. А. В. Баркашов тоже говорил о полумиллионном восстании в Москве. Генерал-лейтенант МВД В. В. Огородников 5 лет спустя назвал количество митингующих (за существенное время до прорыва) – «25-30 тысяч». С. А. Чарный того же мнения: 20-30 тысяч. Анонимный комментатор в 14:31 3 октября говорил: «Вся площадь до Крымского моста заполнена манифестантами […] Небывалое скопление народу». В полном противоречии с большинством свидетельствам находится хроника событий 3 октября в журнале «Век ХХ и мир»: якобы колонна, шедшая со стороны Ленинского проспекта (т. е. под руководством Уражцева) развернулась к Крымскому мосту, и по пути к ней присоединились до тысячи человек, которые ожидали начала митинга на Октябрьской площади (колонна Крючкова?). Журналисты «Вестей» в комментариях к кадрам столкновений на Садовом кольце говорили о 4 тысячах демонстрантов. Позднейший аналитик от коммунистов также пишет, что на Садовом кольце была «четырёхтысячная (не самая массовая) демонстрация». М. б., речь только о силах прорыва. А. В. Островский отмечает, что без призыва Зюганова не выходить на массовые мероприятия (он упоминает только телеобращение) пришло бы ещё больше.

В. И. Скурлатов, находившийся тогда в Доме Советов, имел возможность сразу после прорыва выслушать свидетелей. «Сначала я переговорил с Анатолием Крючковым, одним из организаторов прорыва. Из слов его и других участников прорыва выяснилось, что события развивались спонтанно. Утром начался митинг на Октябрьской площади у памятника Ленину напротив здания МВД, затем милиция спровоцировала гнев собравшихся, и мой ученик Виталий Уражцев и Анатолий Крючков вместе с Ильёй Константиновым решили штурмовать Крымский мост и после первого же успеха повели народ на деблокирование Белого Дома». Здесь много неясного. В. И. Скурлатов был коммунистом, а его якобы ученик В. Г. Уражцев – нет. Более того, перед референдумом 25 апреля 1993 г. он всё ещё поддерживал Б. Н. Ельцина. По словам В. И. Кузнецова, митингующие возле памятника Ленину стояли под красными знамёнами, а колонна, двинувшаяся с Ленинского проспекта, шла с транспарантами и знамёнами разных цветов – по мнению автора, в большинстве монархическими. На видеозаписи и вправду видны два бело-жёлто-чёрных флага в первом ряду колонны, но сочетание красных и монархических флагов характерно для всех митингов в поддержку ДС. «Возглавлял большую массу людей почему-то депутат-демократ Уражцев. Что за чудо?!.. Почему он?.. Вопро-осс!!..». Действительно, почему Крючков после встречи с Уражцевым отдал ему лидерство? Нельзя поверить, что всё решалось на ходу; видимо, договорённость между радикальными коммунистами и Уражцевым об образе действий 3 октября была достигнута не позднее митинга 2 октября.

Милиция «спровоцировала гнев собравшихся» примерно за 2 часа до поворота митинга. Если сравнить со словами М. Ильина, создаётся впечатление, что восставшие заранее заготовили такое объяснение, чтобы скрыть подготовленность прорыва. Скорее наоборот, исход противостояния 2 октября придал им уверенности. По словам И. В. Константинова, он понимал, что движение толпы остановить нельзя. «Если бы были несколько человек, можно было бы попытаться». Но никого из знакомых он не видел.По другому свидетельству, И. В. Константинов повторял в мегафон, чтобы шли плотнее. Надо думать, он старался сориентироваться в новой ситуации. В беседе он сказал, что не помнит, как снова получил мегафон.Комиссия Т. А. Астраханкиной «увидела» на площади В. И. Анпилова, который на самом деле вернулся позже, но подчеркнула, что именно его сторонники призывали идти к Дому Советов, а ФНС и лично И. В. Константинов на другом конце площади не смогли им помешать.

Каков же вывод? Поворот части митингующих на Садовое кольцо был заранее подготовлен. Команду отдали В. Г. Уражцев и А. В. Крючков, но не И. В. Константинов. А. В. Черкасов не верит в руководство В. Г. Уражцева, в т. ч. из-за перемены его политических взглядов, и считает автором плана прорыва «радикальных коммунистов», конкретно А. В. Крючкова. Но 2 октября они сотрудничали (см. выше). Сам В. Г. Уражцев выставляет себя единственным руководителем прорыва, причём настаивает на спонтанности своего решения. Причиной его он называет численность митингующих. По более правдоподобной версии А. В. Островского, В. Г. Уражцев мог подчиняться А. В. Руцкому. «Помню, как к нам в редакцию пришёл депутат Уражцев – сторонник оппозиции. […] Рассказывал, что заварил эту кашу Руцкой - хотел военного переворота, думал, что с армией может договориться, что поднимутся его «афганцы»».

А какова роль В. И. Анпилова? А. В. Островский не сомневается в его полной осведомлённости об исходе митинга. В. И. Анпилов объясняет свои странные действия необходимостью растянуть силы МВД. «И. Иванов» согласен с тем, что силы МВД надо было растягивать, но не определился с причиной прорыва. По его мнению, ОМОН стал вытеснять митингующих в сторону Крымского моста, и тогда прозвучал призыв идти к Белому дому и провести митинг там; при этом шествие якобы сохраняло мирный характер. Это противоречит вышеприведённому мнению его корреспондента Фёдора. «И. Иванов» считает, что организаторы митинга либо поддались на провокацию, либо участвовали в ней. А. В. Крючкова «Иванов» вообще не упоминает, хотя, как мы увидим, он действовал в том же духе, что и В. И. Анпилов. В. И. Анпилов в мемуарах пишет, что планировалось открыть Вече в 17 часов (?! - А. З.), и не объясняет причин произошедшего.

Автор самого подробного исследования конфликта, А. В. Островский, пытается согласовать разные версии «Анафемы». «Вполне возможно, что имели место все названные факты»: и свободный путь на Крымский вал, и вытеснение демонстрантов милицией в его сторону, и появление во главе толпы крепких парней. Он не сомневается, что В. И. Анпилов покинул площадь, заранее зная о таком исходе событий, приводит свидетельство Е. А. о подготовке А. В. Крючкова к прорыву оцепления Дома Советов и более радикальным действиям 3 октября, но не делает выводов о характере и организаторах произошедшего днём 3 октября. С. А. Чарный вообще заявляет: «Похоже, намерения Руцкого наложились на план Анпилова и других радикал-коммунистов – созвать 3 октября «Всенародное вече народов СССР», на котором должны были объявить о реставрации почившего в Бозе государства, а затем предпринять решительный штурм основных стратегических точек в Москве, дабы обеспечить успех переворота». Но, как видим, никто ничего объявлять на Вече не собирался. Вообще в книге Чарного много сомнительных утверждений (о заявленном на 3 октября шествии к пл. Гагарина, о пулемётной стрельбе из Белого Дома днём 3 октября).

Итак, картина вроде бы ясна: А. В. Крючков собрал-таки «критическую массу» с помощью анпиловского Вече. В. И. Анпилов обо всём знал и впоследствии пытался неуклюже составить себе алиби, заявляя о намеченном на 17, а не 14 часов начале митинга. Остаётся возражение А. Н. Тарасова. Он не верит в заговор левых, поскольку, по его мнению, они сделали всё в противоречие теории восстаний. Но люди часто оказываются не готовы к тому, чего долго ждали.

Начало прорыва и попытки остановить демонстрантов.

В 14.22, считает А. В. Черкасов, стало понятно направление движения митингующих. Тем временем, по словам А. С. Куликова, в 14. 30 по радио «прошёл доклад о том, что на Крымском мосту прорван заслон милиции», и он сразу почувствовал, «что ситуация будет развиваться именно таким образом» (прорыв по Садовому кольцу – А. З.) и приказал командиру отряда «Витязь» С. И. Лысюку выдвинуться к Дому Советов (видимо, со всем отрядом – А. З.), не поставив ему задачи. В мемуарах же Куликов пишет, что в 14.30 получил всего лишь «доклад одного из офицеров», что на Октябрьской площади – «крайне наэлектризованная толпа, насчитывающая примерно двадцать-тридцать тысяч человек». Численность толпы была преувеличена, и не говорилось о том, что она уже начала движение. Но Куликов сразу понял, что толпа попытается смять милицейские цепочки «на Крымском валу, Крымском мосту и Зубовской площади», причём «используя грузовики», которых у толпы не имелось. После этого он приказал отряду «Витязь» выдвинуться к Дому Советов, генералу Баскаеву – готовить все резервы, которые уже прибыли в Москву (в предвидении чего? – А. З.) и сообщил замминистра внутренних дел России А. Н. Куликову, что «уже прорвана цепочка на Крымском мосту». Лишь после этого автор сообщает, что получил-таки сообщение о «прорыве цепочки». На следующей странице Куликов дал понять, что оно было передано его подчинённым одновременно с двумя приказами. Явная несообразность в мемуарах привела А. В. Островского к выводу, что А. С. Куликов намеренно бездействовал до того момента, когда толпа пошла к Дому Советов. Итак, по Р. С. Мухамадиеву, колонна резко повернула на 90 градусов, легко прорвала цепочку оцепления у выхода на Крымский вал и двинулась вниз. Впереди шли здоровенные парни. «Впереди толпы идут крепкие парни в камуфляже и масках». Перед ними журналисты, но рядом с милицейскими колоннами они благоразумно расступаются. И. В. Константинов помнит, как оцепление в начале Крымского вала само расступилось перед толпой. По его мнению, это были самые боеспособные и хорошо экипированные бойцы, а далее стояли уже неопытные курсанты, что говорит о провокации.

По утверждениям некоторых демонстрантов, столкновению на Крымском мосту непосредственно предшествовали провокации.

«Вот здесь третьего октября мы и встретили первое заграждение из омоновцев: металлические щиты в два этажа, каски…а мы все в том, в чём на работу ездим… Были, правда, среди нас анпиловские дружинники, но их отправили ларьки охранять…

- Какие ларьки?

- У входа в Парк культуры… при приближении нашей колонны, предвидя столкновение, торговцы разбежались, и, чтобы не допустить мародёрства, дружинники встали возле ларьков… на них-то и было совершено первое нападение.

- Кем?

- А вот это по большому счёту осталось неизвестным… какими-то молодчиками в спортивных костюмах с металлическими дубинками. И только когда мы услышали крики и увидели окровавленные лица товарищей, мы бросились в драку…».

С милицией на мосту, а не молодчиками.

«Кроме того, какой-то подонок в маске, подъехав на пожарной машине, выстрелил из помпового ружья поверх голов – выстрел раздался как из хорошей пушки. Это была, конечно, моральная и психологическая угроза».

Тем временем, по словам священника В. И. Кузнецова, милиционеры, стоявшие на ул. Димитрова, бросились обгонять колонну кто на автобусах, кто бегом, но не успели из-за ширины колонны. Зато «большая группа блокированных у Выставочного центра, и у Парка Культуры, отрезанные прежде милицией, вбежали на мост и влились в общий поток. Здесь впервые произошёл затор, остановка».

Ю. А. Романов не заметил остановки. «Толпа даже не снижает скорости. Боевики синхронно прыгают и пробивают в шеренге внушительные бреши». Один из участников демонстрации – тоже. «Многотысячная толпа, сдавленная с двух сторон, двинулась к парку Горького, где нам был обещан митинг. Но толпа, спустившись с горки, не смогла остановиться и сильно надавила на заслон милиции на Крымском мосту». И я не увидел на видеозаписи, чтобы толпа остановилась. Однако многие авторы запомнили остановку перед оцеплением. А. В. Крючков утверждает, что возле Парка Горького «мы с Виталием, опять же предварительно договорившись, решили посмотреть, насколько участники вот этой акции готовы к прорыву» и организовать митинг в 300-400 м от оцепления на Крымском мосту. Едва Крючков сказал об этом, толпа заревела «Даёшь Белый дом! Никаких митингов!» «Нелестные слова посыпались в мой адрес», что стало для него «бальзамом по сердцу». Если это правда (что не факт), то вожди восстания приготовили себе алиби – не они, а народ требовал прорыва.

А. И. Колганов описывает обстановку перед столкновением так: «Немного опередив основную массу людей, к оцеплению выдвинулся авангард – человек 500-600. В их первых рядах – 40-60 человек, смахивающих на боевиков. В основном это мужчины в возрасте 25-40 лет. У некоторых лица повязаны шарфами. Кто-то из них даёт команду: «Медленно, медленно начинаем движение вперёд!» Авангард демонстрантов достигает оцепления».

Согласно Т. И. Денисенко, опять вперёд вышел В. Г. Уражцев и начал переговоры с милицией. «Вдруг в первых рядах произошло какое-то движение, колыхание, возмущение. И колонна без команды двинулась вперёд. Сошлись. Это было на подъёме моста, поэтому передних было видно». Священник В. И. Кузнецов уточняет: В. Г. Уражцев призвал командира и потребовал пропустить демонстрантов. В ответ на отказ он на счёт «Три» скомандовал наступление, и демонстранты подчинились. Но надо помнить, что перед нами роман. А. В. Фёдоров говорит, что В. Г. Уражцев дал милиции 3 минуты на уход с дороги.

В. Г. Уражцев рассказал то же самое. По его словам, он потребовал открыть дорогу на Смоленскую площадь (!), где Моссовет якобы разрешил митинг (!) При этом показывал какой-то документ. В. Г. Уражцев уверяет, что свою речь он придумал на ходу. Представители милиции, по его словам, запросили 15-20 минут, чтобы связаться с начальством, но он дал им 3 минуты. Он не рассказал, засёк ли время по часам, но вскоре дал команду «Запевай», и под пение «Варяга» (в версии Е. М. Студенской) колонна пошла на прорыв. Пение «Варяга» услышал и корреспондент «И. Иванова». Сотрудница редакции «Нашего современника» М. Н. Белянчикова тоже пишет, что попытка переговоров с оцеплением не увенчалась успехом.

А. В. Крючков считал, что переговоры продлились 10-15 минут. Ничего удивительного – субъективно время растягивается. И. В. Константинов из глубины колонны видел иначе: «Если остановка и была, то на 1-2 минуты, не больше». А. В. Черкасов датирует остановку 14.35, а начало столкновений – примерно 14.39. В сводке МВД, приведённой в биографии В. Ф. Ерина, говорится: «14.35. 10 тыс. чел. идут по Крымскому мосту».

Участник демонстрации видел, кто из политиков возглавил прорыв. «А дальше неудержимый поток людей устремился на Крымский мост. Во главе этого потока находился Виктор (так! – А. З.) Уражцев. […] Запомнилось лицо Крючкова, Малярова (лидера комсомола) […]».

По «И. Иванову», демонстранты выковыривали асфальт из трещин на дорожном покрытии моста. «Но добытого хватило только на первый бросок, домашних заготовок не было!». Согласно Р. С. Мухамадиеву, первый ряд демонстрантов атаковали милицию руками и ногами; те, что шли сзади, бросали камни и куски железа. И. В. Константинов, шедший в середине толпы, не видел у соседей огнестрельного оружия, но его было совсем мало и у демонстрантов в Останкино. Сотрудница редакции «Нашего современника» М. Н. Белянчикова не видела боевиков с арматурой, а только граждан с портфелями. По её мнению, камнями и арматурой демонстранты вооружились в районе Зубовской площади.

Ю. А. Романов, вопреки «Иванову», видел у старушки сумку с камнями, которыми она одаривала всех желающих. И вообще боевики бьют тем, что с собой прихватили. А. И. Колганов подтверждает, что куски асфальта летели в милицию из задних рядов, и добавляет поразительную деталь: он видел на мосту куски асфальта поверх целого дорожного покрытия. В. Германов согласен с обоими: «15.20. Идут переговоры. Еврей, стоявший рядом со мной, вдруг поднял (курсив мой. – А. З.) изрядный кусок асфальта и швырнул его в толпу». Другие провокаторы, в т. ч. русского вида, доставали булыжники из полиэтиленовых пакетов, хозяйственных сумок. «Камни полетели густо». Так что А. В. Крючков упростил картину, объясняя А. И. Колганову: «Прорыв начался за счёт массы, путём давления». Корреспондент «МК» утверждал, что оппозиция совершенствовала тактику уличных боёв (по сравнению с 1 мая 1993 г.): появились защитные средства от милицейских дубинок, толпа теперь дышала в затылок боевикам первого ряда, чтобы они не могли отступить.

Протестующие прорвались к Дому Советов, причём очень быстро и без больших потерь. Потом «почти сразу встал вопрос, почему всё же удался прорыв блокады Верховного Совета 3-го сентября – мы так ломили или ОМОН поддались? […] Насколько знаю, этот вопрос остался без ответа до сих пор. Среди участников обороны Верховного Совета я встречал сторонников обеих версий».

Заграждение на Крымском мосту выглядело внушительно. «Солдат практически не было видно, одни щиты, два ряда вверх и два ряда над головами». Но это немного. «На Крымском мосту толпу встречали 300 безоружных бойцов, у Зубовской площади – 250 человек, у Смоленской площади – 600. В основном это были плохо обученные для подобных действий курсанты милицейских школ». А. В. Фёдорову показалось, что на мосту стоят человек 60, не больше. Наверное, 60 - это про одну шеренгу.

А. С. Куликов объяснял: «Был расчёт на то, что можно поэтапно остановить толпу, но последовательный ввод в заслоны малых сил не позволил достичь цели». Тем более, что «никаких средств поражения у солдат не было». В мемуарах он утверждал, что после прорыва на Крымском мосту сразу догадался: «[…] Прорвут и на Зубовской площади. Важно не дать им пробиться на повороте с Садового кольца на Новый Арбат. Туда надо бросить все силы!» На что якобы получил ответ: «[…] Там есть кому командовать! Там генерал Панкратов». И точно: «14.50. Резерв зоны 2 (300 человек) прибыл на Зубовскую площадь и выставил цепочку, которая продержалась 5-7 минут, после чего была смята. Из 12 автомашин […] захвачено 10 […]». «Рабочий Павел» насчитал лишь 70 спецназовцев. «Они не могут перекрыть даже половину Садового», «С ними даже не стали драться».

В середине октября 1993 г. «Московские новости», ссылаясь на анонимного специалиста по массовым беспорядкам, выдвинули в пользу провокации со стороны противников ДС аргументы, которые потом повторялись в трудах многих авторов. Для предотвращения прорыва толпы по Садовому кольцу можно было закрыть выход из станции метро «Октябрьская», блокировать подступы к Калужской площади, перегородить гружёными машинами Крымский мост, сосредоточить ОМОН у Парка культуры, расставить на Садовом кольце БТРы, применить конную милицию. В. И. Панкратов 6 октября сообщил о принятой им мере предосторожности – учитывая опыт 1 мая, бойцам ВВ выдали бронежилеты. Корреспондент «Известий» отметил, что это не мешало им убегать.

Лишь у здания МИД выставили серьёзный заслон. «Очень мощный, но также сборный заслон милиции мы застали в момент построения и развёртывания. […] Нас стали обстреливать из гладкоствольных ружей резиновыми пулями и газовыми гранатами, заработали водомёты, но мы не дали им времени». Как только захваченный по дороге КАМАЗ начал таранить заграждения, строй рассыпался. «В панике омоновцы бросили оба водомёта». «Большинство машин было брошено водителями сразу же, как только их окружили люди. Машины бросались водителями вместе со всем, что там находилось, включая, естественно (! – А. З.), и ключи от машин». М. Н. Белянчикова согласна: «Впечатляющий заслон – несколько цепей живой силы, автомобили и водомёты – был устроен лишь на Смоленской площади. Я обогнула его с правого фланга, наиболее лёгкого (его быстро очистили, так как там не было техники)». А. В. Островский считает, что раз кольцо перекрыли не по всей ширине, то и на Смоленской площади задерживать демонстрантов не собирались. Ещё один его аргумент – Садовое кольцо перегородили не автомашинами. Но столкновения были ожесточёнными. Согласно «И. Иванову», в 15.00 поступил приказ открыть огонь из автоматов, но его не выполнили. Более того, у омоновцев отобрали несколько автоматов. Незащищённый фланг прикрывали дымовыми шашками, но на ветру они неэффективны. «Солдаты в пятнистой форме применяли газ «черёмуха»» уже на Крымском мосту, где он опять же неэффективен. По официальной версии, на Зубовской площади «сотрудники милиции произвели в направлении демонстрантов выстрелы из карабинов КС-23 газовыми гранатами «Черёмуха-7»», но не остановили толпу. «Из химических средств использовались самые неэффективные – «Черёмуха -7» и «Черёмуха-10», хотя на вооружении были гораздо более эффективные […]». В. Г. Уражцев настаивает на том, что демонстранты встретили на Смоленской площади серьёзное сопротивление. «То, что нас пропустили – это всё враньё». Но он заинтересован в таком выводе, в противном случае получится, что он содействовал провокации. По впечатлению командира полка охраны Дома Советов А. А. Маркова, в толпе десятки спецназовцев в гражданском звали «в Останкино, к зданию Генштаба, к Кремлю – только не к Дому Советов». Можно констатировать, что им это не удалось (если автор не заблуждается), а также, что это противоречит «классической» версии провокации, предполагающей прорыв толпы к ДС.

Поворот с Садового кольца на Калининский проспект / Новый Арбат также оказался свободен. Зато «у въезда в тоннель и в самом тоннеле под Калининским проспектом стояло несколько военных машин, уже захваченных демонстрантами […] По всему было видно, что солдатиков только-только подвезли и выстроить в боевой порядок не успели». Р. С. Мухамадиев прибыл к тоннелю, видимо, позднее М. Н. Белянчиковой, но увидел иную картину: «Подступы к мосту и на этот раз были перекрыты машинами "Урал" и автобусами. В кузовах - работники милиции. Я не понял, по какой причине, но они не пошли против народа. По всей вероятности, они были в резерве, поэтому продолжали сидеть на месте. А может, им поручено было охранять находящееся неподалеку посольство Соединенных Штатов. Во всяком случае, была, видимо, какая-то причина бездействия, иначе они не стали бы проявлять такую терпимость.

 Людской поток не пошёл к этим машинам, а по левой стороне двинулся на Калининский проспект. Как ни странно, он был безлюдным, словно встречали какую-нибудь иностранную делегацию.

Но то был выходной день, и большое начальство отдыхало на своих дачах. Почему же в таком случае остановили движение на проспекте? Причём оно остановилось не в эту минуту, а часа два тому назад. Кого ждут?! Если они предполагали, что люди пройдут здесь, то для чего нужны были барьеры, установленные на Смоленской площади и на Крымском мосту? А может быть, всё это заранее запланировано?! Не станет же народ играть по загодя составленному сценарию».

С. Н. Бабурин говорит ещё определённее: «Во второй половине дня 3 октября я был на 6-м этаже Дома Советов в крыле, обращённом к бывшему СЭВу. И невольно стал свидетелем, как отступающие ряды омоновцев со щитами прошли по Новому Арбату к мосту и перекрыли все пути дальнейшего движения демонстрантам, кроме пути к Верховному Совету. На этом пути появились сначала разрозненные группы демонстрантов, а потом они уже хлынули волной».

А. Н. Тарасов не сомневается в провокации: «Если бы не гонка за омоновцами, демонстранты могли бы вообще не столкнуться с кордоном на Смоленской, стоявшим ниже впадения Арбата в Садовое кольцо, а могли бы, свернув на Смоленскую улицу, выйти по Смоленской набережной к «Белому дому», не встретив никаких кордонов вплоть до линии его оцепления! Но тогда не было бы захвата как бы случайно брошенных омоновских грузовиков и автобусов, на которых демонстранты подъехали уже к «Белому дому» - не было бы такого мощного психологического фактора, как ЗАХВАТ БОЕВОЙ ТЕХНИКИ. Здесь интересен вопрос, почему кордоны вообще стояли именно на пути следования от Октябрьской площади к «Белому дому» - как перст указующий? Почему их не было на других направлениях? А если бы демонстранты свернули, например, по Кропоткинской улице к Кремлю (Красная площадь - традиционное место митингов и демонстраций, Кремль - штаб-квартира ненавистного им Ельцина)? А если бы они пошли на Тверскую к Моссовету? На Пушкинскую? План проведения «всенародного веча» штурма «Белого дома» не предусматривал. Откуда знали милицейские власти, по какому маршруту они должны ставить свои подозрительно непрочные кордоны?».

У некоторых сторонников ВС иной взгляд. «Сам Бог помогал идущим! […] Особенная помощь была в том, что Москва-река отсекла всякую возможность стратегам карателей быстро перебросить сконцентрированные у Октябрьской площади многочисленные силы и технику». А. В. Крючков, который должен был знать многое лучше других,так объяснял действияМВД: «По моему представлению, они просто-напросто оказались не готовы. Они не знали, по какому направлению будет, если так можно выразиться, главный удар, где пойдут основные силы. Собственно, когда мы разрабатывали свою тактику действий, так и предусматривалось - заставить их бегать по всей Москве. Митинги должны были проходить не только на Октябрьской площади, но и на Советской площади, на площади Ильича, у Белорусского вокзала, у Баррикадной. Поэтому милиция была вынуждена готовиться к действиям с разных направлений, в разных местах держать свои силы, концентрируя основную часть у Дома Советов. А кроме того, они уже в определённой мере были в растерянности. Мне представляется, что они просто-напросто не ожидали такого количества людей». Итак, по словам А. В. Крючкова, все митинги утром 3 октября в Москве были частью известного ему единого плана восстания. Если он не преувеличивал, то уход В. И. Анпилова с Калужской площади был заранее согласован с А. В. Крючковым. Понятно, В. И. Анпилов в мемуарах того же мнения о причинах успеха прорыва. Ясно, что им претила мысль об удавшейся провокации.

Так же объясняют беспомощность милиции и сотрудник «Мемориала»* А. В. Черкасов, и сторонники Кремля. Но почему тогда ОМОН плотно перекрыл Житную улицу наряду с Якиманкой, а выход на Крымский вал оставил относительно свободным? Ответ А. В. Черкасова: ждали шествия на площадь Ильича - меня не удовлетворяет. Чем этот маршрут был опаснее шествия по Садовому кольцу в другую сторону? Генерал-лейтенант МВД В. В. Огородников придумал более правдоподобную версию. Якобы 3 октября (в котором часу? – А. З.) ему позвонил А. Н. Куликов и сообщил: «На Октябрьской площади собралась большая толпа. Слышны призывы громить МВД. Министр поручил заняться всем этим». Приехав, Огородников расставил вдоль парапета здания МВД на Житной ул. резерв – ОМОН и внутренние войска. Но это не объясняет, почему путь по Садовому кольцу, получается, не был прикрыт.

Вывод: второй день подряд как милиция, так и митингующие проявили неорганизованность, но последние в обоих случаях сумели как бы на месте сорганизоваться и добиться своего. Другое дело, не была ли неорганизованность милиции предусмотрена начальством.

От первой стрельбы до захвата гостинцы «Мир»; что стояло за сообщениями о переходе подразделений внутренних войск на сторону восставших.

Первую стрельбу заметили только идущие в голове демонстрации. Ни Т. И. Денисенко, ни Э. З. Махайский, ни даже М. Н. Белянчикова, бывшая тогда в туннеле, её не услышали. «Не успели передние ряды колонны выйти на Калининский, как в людей начали стрелять со стороны столичной мэрии. Стрельба шла из десятков автоматов. Были ли погибшие после этого залпа – не могу сказать. По-видимому, это было сделано скорее для предупреждения и устрашения». По мнению А. В. Руцкого, «из снайперских винтовок и автоматического оружия с крыш домов начали бить наёмники и «трассовики-чердачники» из ГУОП». Вопреки его рассказу, убитых и раненых не наблюдалось. В ответ демонстранты захватили автомобили, стоявшие под мостом. Этот эпизод наблюдали М. Н. Белянчикова и Э. З. Махайский; по мнению последнего, технику начали захватывать в 15.10.

Около 15.20 демонстранты подошли к мэрии. В 15.25 «резерв зоны 2 (150 человек) оттеснён к зданию мэрии». Люди подошли к кордону из поливальных машин и стали кто перелезать через них, кто пытаться растащить. «И вот тут-то раздались автоматные очереди, перемежаемые одиночными выстрелами». Э. З. Махайский в 15.28 «услышал сначала одиночные выстрелы, а затем автоматные и пулемётные очереди со стороны мэрии». По данным генпрокуратуры, в 15.25 сержант милиции Л. Л. Пестов по команде начальника штаба УВД СЗАО В. Ф. Белого сделал два выстрела газовой гранатой, в результате чего смертельное ранение получил полковник милиции И. Д. Шишаев. После падения И. Д. Шишаева 30 милиционеров по команде В. Ф. Белого открыли огонь из автоматов в воздух. «И. Иванов» утверждает, что огонь вёлся на поражение, в том числе из пулемёта, установленного в здании мэрии. Комиссия Госдумы пришла к следующему выводу: «По приказу своего руководства сотрудники милиции и ОМОН открыли по демонстрантам беспорядочный огонь из пистолетов и автоматов. Стреляли также из карабинов для стрельбы гранатами со слезоточивым газом. Была предпринята попытка рассеять прорвавшихся манифестантов, атаковав их от мэрии цепочкой сотрудников милиции, стрелявших очередями из автоматов. Над головами демонстрантов была произведена очередь из крупнокалиберного пулемёта БТРа, стоявшего у мэрии». Были убиты два сотрудника милиции; более высокие цифры потерь не подтверждены.

«Через 1-1,5 минут стрельба стихла». «Во время прорыва оцепления, около 15:30, в течение двух-трёх минут стрельба раздавалась на участке 68-го наряда, милиционеры отошли в мэрию». «Применение гранат со слезоточивым газом никакого эффекта не произвело. Пришедшие к Дому Советов демонстранты в 15 час. 30 мин. прорвали оцепление, захватили у здания мэрии 7 автомашин ЗИЛ-131в /ч 3402, 2 автомобиля ЗИЛ-1431 в/ч 3187, пытались поджечь один из четырёх бронетранспортёров в/ч 3485 с находившимися в нём военнослужащими внутренних войск». «15.31. Войсковые цепочки резерва зоны 2 (150 человек) прорваны. В районе мэрии захвачены 7 военных автомобилей». А. В. Бузгалин и А. И. Колганов оценивали численность толпы в 10-15 тыс. человек; во 2-м издании книги они исправили оценку на 15-20 тыс. Ю. М. Воронин на переговорах сказал о «не менее 70 тысяч», в воспоминаниях он пишет про состояние на 15.35 – «от силы тысяч десять». Ю. А. Романов вообще говорит «примерно пять тысяч человек устраивают переворот и возвращают Советскую власть на площади полтора гектара и в двух зданиях – Доме Советов и мэрии», но он, м. б., подсчитывал только активных участников митинга.

Неужели милиция не оказала никакого сопротивления, помимо неэффективной стрельбы? О. А. Платонов считает, что так и было: с 15.00 до 16.30 милиция и ОМОН организованно отходили и от Садового кольца, и от мэрии. Другого мнения Ю. Бондаренко: «Бой <за мэрию> был настоящий, войска не были отведены специально». А вот взгляд изнутри оцепления: «ОМОН спешно отступил к мосту и выстроился на нём. Другой отряд перегородил набережную. Тянут колючку. Но в их сторону никто не идёт – все валят спокойно к Белому дому. Оцепление сбежало на мост, бросив все машины заграждения. […] Пока идёт толпа, из-под эстакады у мэрии вытягивается колонна омоновцев. Наверное, сейчас перережут толпу пополам и ударят с тылу… Нда, мои тактические способности оставляют желать лучшего – ОМОН, дождавшись, наконец, прохода основной массы, сворачивает на Новый Арбат, чинно пересекает его и исчезает. Или я ничего не понимаю, или это бегство». К. Н. Илюмжинов полагает, что ожидания В. И. Куцылло* всё же сбылись: «Там была практически безоружная милиция: они прорвали кольцо и головная часть подошла к «Белому дому», и тут появились омоновцы, отсекли головную часть со стороны мэрии (одни утверждают, что со стороны мэрии, другие – с другого места), но выстрелы были по толпе. И эта толпа, которая зажата была с одной стороны омоновцами со щитами возле «Белого дома», побежала именно в сторону мэрии». Возможно, Илюмжинов имел в виду следующие малопонятные события.

Около 15.45 невооружённые солдаты 21-й Софринской бригады ВВ под командованием полковника В. А. Васильева начали движение к гостинице «Мир». А. В. Бузгалин и А. И. Колганов утверждают, что «командование Софринской бригады отказалось выполнять приказ стрелять по демонстрантам», не уточняя, когда был отдан приказ. Спустя год В. А. Васильев рассказал, как опасался за безопасность подчинённых и скомандовал движение в толпу, чтобы избежать конфликта с ней. С В. А. Васильевым пошли, по его словам, 80 бойцов. По версии А. С. Куликова, «как потом Васильев мне объяснял, по личному составу бригады открыли стрельбу, появились раненые, и он обратился к Руцкому: «Прошу не стрелять, я перехожу на вашу сторону». То есть с его слов получалось, что он хотел обмануть Руцкого и тем самым избежать потерь. И действительно ушёл с частью безоружных военнослужащих в толпу у Белого дома. Шедшие за ним офицеры и солдаты думали, что идут на усиление войсковой цепочки ОМСДОНа, а те в свою очередь считали, как потом мы выяснили, что «софринцы» идут к ним на подмогу. Вышло же наоборот: Васильев расцепил толпу, которая потом, соединившись, пошла на штурм гостиницы «Мир». Именно в этот момент, в 15.45, когда Васильев вёл своё подразделение в сторону Белого дома, по его подразделению была произведена стрельба, а не раньше, как об этом пишут в печати, в частности, в газете «Завтра»». А. С. Куликов противоречит себе. То он пишет, что стрельба началась прежде движения, то – что во время него. Сам В. А. Васильев не сомневается, что до начала стрельбы «софринцев» успели поприветствовать защитники ДС, а некий депутат в штатском, представившийся генералом (скорее всего, Б. В. Тарасов – А. З.) велел ему ехать в Останкино и пробиваться в прямой эфир. «И. Иванов» согласен, что стрельба у гостиницы «Мир» началась в 15.45, но, конечно, пишет о её неспровоцированности. «Документировано, как комбриг софринцев кричал снайперам ГУО РФ на крыше жилого дома: «Что вы бьёте своих?! Я вас снесу с крыши, если будете продолжать стрельбу по нам!»» Снайпер ни в кого не попал, а вот в 15.50 «от гостиницы «Мир» каким-то милиционером был в упор открыт огонь из автомата. Было ранено 5 софринцев […] Стрельба велась в спину переходящим на сторону парламента военнослужащим. […] Когда в бригаде появились жертвы, полковник Васильев по радиостанции сообщил Руцкому, что бригада переходит на сторону парламента […]». А. В. Руцкой пишет, что В. А. Васильев связался с ним «через 20 минут после начала штурма [гостиницы «Мир»]» и за 15 минут до взятия гостиницы; сразу же после разговора с А. В. Руцким снайперы ранили солдат Софринской бригады, и Васильев потребовал прекратить огонь. Это указывает на время около 16.25. Комиссия Т. А. Астраханкиной не даёт хронометража, утверждая лишь, что В. А. Васильев объявил о переходе на сторону ДС после начала обстрела, и лишь затем 150 «софринцев» двинулись через толпу к ДС. Далее в докладе приведено без комментариев противоположное мнение А. С. Куликова. А. В. Черкасов приводит подробную запись радиопереговоров, но по его версии В. А. Васильев обратился к А. В. Руцкому после 16.18, а о гибели (на самом деле – ранении) двух подчинённых сообщил в 16.26. В то же время он отмечает, что П. В. Голубец отдал приказ об оставлении гостиницы «Мир», ссылаясь на измену В. А. Васильева. С. А. Чарный, судя по согласию с датировкой второго обращения, пользовался тем же материалом, но первое обращение В. А. Васильева, по его мнению, произошло около 16.00. Сводка МВД, приведённая в биографии В. Ф. Ерина, датирует радиообращение о переходе на сторону ДС 16.08, а обращение Руцкого к Васильеву с просьбой открыть огонь по верхним этажам мэрии – 16.20. А. В. Островский доказывает, что переход предшествовал обстрелу. Он же верно датирует выступление А. В. Руцкого с балкона ДС 15.45-15.50, так что переговоры А. В. Руцкого с милицией, в том числе В. А. Васильевым, должны были происходить позже; хотя «есть свидетельство очевидца о том, что софринцы […] вышли из Большого Девятинского переулка, направляясь к Белому дому, ещё тогда, когда А. В. Руцкой был на балконе». По словам А. С. Куликова, ранее 16.00 генерал МВД А. В. Романов позвонил ему и сообщил о переходе В. А. Васильева «с бригадой» на сторону ДС. М. Ильин ссылается на неназванного «Инженера», который запомнил, что наступление на гостиницу «Мир» предшествовало обстрелу «софринцев». «Потерявший троих бойцов, красный от гнева командир кратко объяснил ситуацию подошедшим людям во главе с депутатом генералом Тарасовым. Его окружили и призвали на сторону парламента. На моих глазах командир софринцев по рации обратился к омоновцам, засевшим в мэрии и гостинице, сообщив им, что если те не прекратят немедленно огонь, то его бригада «разнесёт и мэрию, и гостиницу». И действительно, трескотня в той стороне быстро стала затухать. Почему я полагаю этот эпизод важным? Потому что вооружённых людей в мэрии по самой скромной прикидке было раз в пять больше, а то и в десять, чем атаковавших, но не прошло и двадцати минут, как всё было кончено. Делайте вывод сами». Генерал Тарасов тоже вспоминает полковника, повторявшего: «Убили моих людей!». Выходит, В. А. Васильев заблуждается, и разговор с Б. В. Тарасовым произошёл после обстрела? Можно предположить, что комбриг сначала произвёл движение в сторону ДС, потом его солдат обстреляли, потом с ним говорил генерал Тарасов. На точность памяти В. А. Васильева полагаться нельзя: он считает, что демонстранты прорвали оцепление у ДС «около 14.50». Всё запутывает публикация в «Новой ежедневной газете», которая ещё в октябре 1993 г. опубликовала часть радиоперехвата с двукратным заявлением Васильева о переходе его бригады на сторону БД и ответным призывом Руцкого открыть огонь по мэрии, но сделала примечание: голос не принадлежит Васильеву, но Руцкой и милиция приняли его за Васильева. Позднейшие исследователи игнорируют утверждение журналистов «Новой»; пожалуй, это они должны доказывать, что говорящий – не Васильев (тогда кто?) Подлинности обращения Васильева к милиции с требованием прекратить огонь никто не ставит под сомнение.

В любом случае военнослужащие Софринской бригады не участвовали в дальнейшем силовом противостоянии на стороне Дома Советов. Главный редактор «Новой ежедневной газеты» утверждает, что после вывода подчинённых из-под обстрела (когда? – А. З.) Васильев связался с основными силами бригады и приказал выступать с бронетехникой и полным боекомплектом на Москву. Возглавил эти силы заместитель Васильева по работе с личным составом Енягин. В часть звонили А. С. Куликов, глава администрации Московской области А. С. Тяжлов. Автор статьи утверждает, что их уговоры произвели обратный эффект: колеблющиеся заявили, что подчиняются только Васильеву. Воистину, «назло бабушке отморожу себе уши». Сам Васильев в интервью «НЕГ» спустя несколько месяцев выразился по-другому (см. ниже). А. В. Руцкой пишет, что В. А. Васильев отпросился у него в Софрино за остальными подразделениями бригады и больше на связь не выходил. «И. Иванов» представляет дело так, как будто Васильев уехал с подчинёнными на «ул. Подбельского» (с 1992 г. уже Ивантеевскую) сразу после заявления о переходе на сторону ДС, а вызов Васильевым Софринской бригады в Москву и безуспешные попытки её остановить относит вообще к ночи на 4 октября (см. ниже). Чтобы объяснить поведение Васильева, выдвигалась любопытная гипотеза: якобы начальник ГУВД Москвы В. И. Панкратов убедил командира «Софринской бригады» увести её вместе с бронетехникой в казармы. И далее: «В то время Владимир Иосифович ещё находился в Оперативном штабе, который располагался в гостинице «Мир»». Но штаб оставил гостиницу не позднее 16 часов (см. ниже). Автор стремился возвеличить В. И. Панкратова и раскритиковать А. С. Куликова, поэтому мог выдать непроверенную информацию.

Точного времени отъезда Васильева от ДС ни один из мемуаристов и исследователей не называет. Видимо, это произошло до события, затмившего по своей эффектности манёвры Софринской бригады. Э. З. Махайский запомнил: «В 16-35 от Садового кольца к «Белому дому» проследовала колонна «дзержинцев» - без оружия, во главе с офицером (примерно 200 человек). Демонстранты принялись выяснять, кто они и почему идут к «Белому дому». Узнав, что это подразделение решило перейти на сторону Верховного Совета, стали скандировать «Молодцы! Молодцы!»» «Литературная газета» в хронике событий делает запись: «17.00. Баранников выступает перед двумястами спецназовцами, перешедшими на сторону Белого Дома». Сразу после приезда основной колонны демонстрантов в Останкино из ДС по рации сообщили, что на сторону парламента перешли 200 бойцов МВД». Вскоре пришло официальное подтверждение: «С улицы говорят, что «Маяк» передал о переходе на сторону парламента 200 солдат ВВ МВД». «И. Иванов» насчитал на кадрах хроники событий у ДС 150 военнослужащих Софринской бригады и 165 военнослужащих из дивизии Дзержинского, перешедших на сторону демонстрантов; далее он пишет, что 200 военнослужащих ОМСДОНа («дзержинцев») были зачислены в состав батальона защитников парламента. После подавления восстания слух о переходе именно 200 сотрудников МВД на сторону ДС возобновлялся постоянно, т. е. запомнились «дзержинцы», а не «софринцы». Секретарь Совета Безопасности РФ О. И. Лобов счёл нужным отметить в интервью: «О переходе 200 милиционеров – требует проверки, хотя это не могло иметь принципиального значения». Журналист «Курантов», например, «видел примерно 200 людей в милицейской форме, ликовавших по случаю взятия мэрии». Но В. Ф. Ерин впоследствии отрицал переход своих подчинённых на сторону противника, хотя это могло оправдать бездействие милиции 3 октября перед лицом общественности. Л. И. Сигал делает обобщение: «200-300 омоновцев в Краснопресненском райсовете вдруг засуетились и стали доказывать депутатам, что пригодятся новой власти. Затем они присягнули Руцкому […] Но все они (софринцы, ОМОН, внутренние войска и т. д.) оказывались безоружными, хотя ещё недавно были вооружены […] Неофитов накормили, после чего большинство из них разбежались по домам». Действительность была не так благостна. По подсчётам В. А. Ачалова, «около 300 бойцов Внутренних войск […] перешли на нашу сторону». Чтобы не компрометировать, «их разместили внутри здания». Конфидент «Новой ежедневной газеты» утверждал, что 200 «дзержинцев» 4 октября укрывались от обстрела в зале Совета национальностей ДС и даже рвались в бой, но им не давали оружия. В. И. Куцылло* подтверждает: «Такое впечатление, что их просто некуда приткнуть, вот и сунули сюда». Некоторые правозащитники, также не назвавшие себя, говорили: «Группа бойцов ОМСДОНа, перешедшая на сторону Руцкого, была загнана внутрь горящего этажа». «И. Иванов» ссылается на «Дмитрия», встретившего в подземном ходе под ДС безоружных военнослужащих дивизии им. Дзержинского, перешедших 3 октября на сторону ВС. По мнению Дмитрия, некоторые из них попали в плен и были расстреляны. В. А. Шевченко упоминает в списке неучтённых жертв в ДС военнослужащих, перешедших на сторону ВС, но историю с «дзержинцами» почему-то не расследует. А. С. Куликов в 1994 г. успокоил общественность: «В течение трёх суток все до единого солдата вернулись в свои подразделения», но из контекста видно, что это относится только к военнослужащим, препровождённым в БД из мэрии (их было 141). Известный публицист ссылается в поддержку версии всеобщего заговора на какое-то публичное выступление, очевидно, руководства МВД: «[…] Большой отряд ОМОНа перешёл на сторону Верховного Совета (как потом было сказано, «он выполнял задание») […]». С. В. Степашин недавно заявил, что целая часть внутренних войск «присягнула Руцкому и Хасбулатову». Похоже, здесь остаётся материал для расследования.

Гораздо оптимистичнее сложилась история «софринцев». Если поверить А. С. Куликову, тот позвонил В. А. Васильеву «около 18 часов». Куликов сказал: «сейчас к вам приедет генерал Голубец», поставил задачу принять у П. В. Голубца оружие и боеприпасы и присоединиться к своим подчинённым в АСК-1 ТТЦ «Останкино». Васильев действительно поехал к телецентру; «И. Иванов» считает, что с целью «вывести оттуда своих бойцов» (численностью около 30). Если такая тайная цель была, то выполнил её комбриг своеобразно, привезя в зону конфликта гораздо больше подчинённых. По утверждению П. В. Голубца, он поручил Васильеву, уже зная о его «манёврах» у ДС, оборону АСК-1 и доставку боеприпасов в АСК-3! Как будто А. С. Куликов и П. В. Голубец не нашли более надёжного человека. Далее, по словам Голубца, В. А. Васильев снял людей (надо полагать, только немногих из своих подчинённых) и увёл их «через Ботаническую улицу на остановочный пункт «Останкино», а далее увёз на «ул. Подбельского». В результате якобы «180 человек без оружия и средств защиты под огнём лежали два часа». Д. А. Муратов* (здесь и далее - признан в РФ иностранным агентом)  пишет, что часть «софринцев» поехали в «Останкино» (не упоминая, по чьей команде). 46 человек зашли внутрь и попытались уговорить отряд «Витязь» покинуть телецентр (АСК-1?) С. И. Лысюк отказался, и «софринцы» беспрепятственно ушли. По версии «И. Иванова», В. А. Васильев прибыл в «Останкино» лишь в 20.15 и уже в 20.30 покинул телецентр из-за конфликта с отрядом спецназа «Витязь». Это вроде бы противоречит выводам Генпрокуратуры и комиссии Т. А. Астраханкиной, согласных по времени прибытия к телецентру П. В. Голубца и В. А. Васильева – 18.30 и по числу прибывших с ними солдат - 111. Согласовать различные истории можно, если предположить, что в девятом часу пополудни в АСК-1 прибыли те «софринцы», которых не было в 18.30 с Васильевым, а ушли из телецентра уже все вместе. Однако и это противоречит выводу комиссии Т. А. Астраханкиной, вроде бы установившей, что вскоре после перехода П. В. Голубца в АСК-3 Васильев по его приказу убыл за подкреплениями, оружием и боеприпасами, после чего «в течение трёх с половиной часов после убытия (т. е. примерно с 19. 00 до 22. 30 – А. З.) Васильев В. А. не объявлялся, оружие, боеприпасы и БТРы им доставлены не были». Но в точности то же самое заявил А. С. Куликов в 1994 г., добавив, что командир Софринской бригады прятался в 2 км от телецентра, пока не вышел в эфир. Можно предположить, что члены комиссии Госдумы некритически приняли утверждение Куликова, считая его (вполне оправданно) несущественным для установления виновных в убийствах у телецентра. При этом заявления Куликова и Голубца не сходятся с установленными данными о численности подчинённых Васильева в «Останкине». Как мог комбриг увести с собой, надо полагать, несколько десятков человек и бросить 180, когда приехал всего со 111-ю? Этот же вопрос можно задать и «Иванову»: он тоже пишет о 180 солдатах Софринской бригады на улице перед АСК-1. Отгадку даёт доклад комиссии Т. А. Астраханкиной: в 16.45 по приказу А. С. Куликова к телецентру прибыли 84 военнослужащих Софринской бригады, не имевшие при себе огнестрельного оружия. Вместе с уже находившимися там более чем 30 бойцами той же бригады (см. выше) получается более 200. Труднее ответить на другой вопрос. Куликов и Голубец разнятся во мнениях о том, куда переместился Васильев: «убыл в пункт временной дислокации» или «прятался в двух километрах от телецентра»? Командир отряда «Витязь» C. И. Лысюк в интервью этого сюжета не касается. Однако обращает на себя внимание заявление Голубца, что брошенные Васильевым подчинённые «под огнём лежали два часа», и никто из них не пострадал. А что с ними стало потом? В. И. Брагин свидетельствует: «В разгар боя некоторые подразделения […] вдруг покинули нас и ушли». Так как он находился в АСК-1, очевидно, речь о софринцах. Если считать «два часа» Голубца начиная не с открытия огня в 19.10, а с прибытия Васильева в 18.30, то получаются как раз 20.30, упомянутые «Ивановым». Как мы помним, по версии «Новой ежедневной газеты» подчинённых Васильева отозвали другие софринцы, посланные комбригом к телецентру. Сотрудница «Мемориала»* О. Трусевич вспоминает о расстреле у телецентра: «А сзади я наткнулась на длинную вереницу машин того самого Васильева. Он стоял и просто «держал периметр». Видимо, оправдывался перед Голубцом и прочими командующими силовиками». Корреспондент «Известий» пишет о 5 грузовиках с «софринцами», стоявших возле железнодорожной платформы. Милиционеры из «Останкино» ходили на переговоры. Те отвечали: не разберёшь, с кем взаимодействовать, с кем воевать. «Развернусь, уеду». И уехали, но к тому времени уже прибыли БТРы из дивизии им. Дзержинского (т. е. это случилось не ранее 21 часа – А. З.). По версии М. Ильина, софринцы «бегали под огнём по роще, уговаривая безоружных людей уходить, не гибнуть понапрасну». Пора послушать самого комбрига.

В. А. Васильев говорит, что получил приказ следовать в Останкино (от кого, он не уточнил, но очевидно, это был противник ДС) и прибыл туда в 17.50. Опять на 40 минут раньше точной хронологии! Часы у него, что ли, отставали? Из АСК-1 он якобы видел, как макашовцы выстрелили из гранатомёта в окно АСК-3, таранили грузовиком вход (именно в такой последовательности он рассказывает; на деле наоборот), и началась стрельба. Его подчинённым было из чего стрелять, но они в расстреле демонстрантов не участвовали, да и никакого приказа не получали. Вскоре (когда?) В. А. Васильев вместе с бойцами покинул АСК-1 через задний ход и отбыл «на ул. Подбельского», сообщив об уходе по рации. Более того, он запретил своему заместителю В. Н. Енягину входить вместе с подчинёнными в Москву. По словам В. А. Васильева, В. Н. Енягин ему подчинился и всё время с бронетехникой стоял на МКАД, выполняя только приказы непосредственного начальника, «а не камуфлированный бред». Таким образом, подтверждается сообщение о звонках А. С. Куликова и Тяжлова. «И. Иванов» пишет, что Васильев после прибытия на «ул. Подбельского» из «Останкино» (откуда отбыл якобы в 20. 30; выходит, что оказался в пункте временной дислокации около 21 часа) связался с основными частями бригады и велел выслать технику. Несмотря на попытки остановить бригаду, «Софринская колонна БТРов никому из чужих не подчинилась (ничего себе «чужие» - А. З.)» и… согласно «Иванову», вышел пшик. Енягин соединился с Васильевым на МКАД в 6 (!) часов утра, и «в той неясной обстановке бригаду в бой вводить не стали», т. е. вернулись в пункты дислокации, совершив бессмысленные манёвры (что гораздо лучше участия в убийствах). Вечером 4 октября часть «софринцев» участвовали в охране горящего Дома Советов, по данным А. С. Куликова, уже днём. Он утверждает, будто во время служебного расследования В. А. Васильев и В. Н. Енягин обвиняли друг друга. Как же согласовать рассказы? Проще всего отбросить свидетельства Васильева и «Иванова» как лиц, заинтересованных в оправдании Васильева. Если же попытаться найти в них долю правды, то можно предположить, что поздно ночью (а не вечером) 3 октября Васильев действительно вызвал своего заместителя на МКАД, запретив пересекать границу Москвы.

По итогам расследования В. А. Васильева и его заместителя уволили из МВД, но не отдали под суд. Значит, не сочли изменниками? В 1994 г. Васильев работал у бывшего народного депутата ВС А. В. Коровникова, участника защиты ДС (см. ниже). А. С. Куликов не получил порицания за деятельность Софринской бригады 3-4 октября. Утверждение «И. Иванова» о якобы «просочившихся в прессу данных» о том, что вечером 3 октября Ельцин приказал убить комбрига Васильева, требует конкретных ссылок. А. В. Островский не сомневается, что В. А. Васильев выполнял задание по дезинформации руководства ДС. Я с этим согласен, но действия Васильева вечером и ночью 3 октября ещё требуют объяснения. 15 мая 2022 г. Софринская бригада поздравила своего бывшего командира с 70-летием.

«Сразу же по окончании митинга», т. е. около 16 часов, А. В. Руцкой, В. А. Ачалов, А. М. Макашов сформировали две боевые группы для захвата соответственно мэрии и гостиницы «Мир». В обеих видную роль играли активисты РНЕ. В 16.05 боевики вместе с поддержавшими их демонстрантами выдвинулись к обоим зданиям.

По словам М. Ильина, первоначально наступали на гостиницу «Мир», крича «Уходите!». Но тут же события переместились к мэрии.

«В 16-08 послышались автоматные очереди со стороны мэрии. […] Стрельба длилась недолго – секунд 20-30. По лестнице и пандусу мэрии бежали безоружные люди. Говорили, что стреляли боевики Макашова и кто-то из мэрии. Затем послышались крики, свист и выстрелы со стороны Девятинского переулка и гостиницы «Мир».

По мнению комиссии Т. А. Астраханкиной, первая попытка взятия мэрии произошла в ответ на обстрел «софринцев»: «На раздавшуюся в районе мэрии стрельбу из Дома Советов Российской Федерации стихийно, без приказа бросилась группа членов «Русского национального единства» численностью около 15 человек, вооружённых автоматами АКС-74У. Через считанные минуты к ним присоединились 3 человека из охраны генерал-полковника Макашова А. М., также без приказа побежавшие на выстрелы, и лидер «Русского национального единства» Баркашов А. П. Они также были вооружены автоматами АКС-74У. Одновременно на пандус мэрии стали подниматься некоторые демонстранты. Сотрудниками милиции был открыт огонь из автоматического оружия, вызвавший ответные выстрелы со стороны «баркашовцев», а затем присоединившихся к ним членов охраны генерал-полковника Макашова А. М. Безоружные демонстранты рассеялись. Находившиеся на пандусе сотрудники милиции и военнослужащие внутренних войск через центральный вход ушли в здание мэрии. Перестрелка продолжилась». Того же мнения и некоторые демонстранты: «Нам показалось, что стреляли из здания бывшего СЭВа, и тогда туда на штурм пошли ребята А. М. Макашова». «Отряды, сформированные после призыва Руцкого, изготовившиеся было для атаки на мэрию, залегли после первого неудачного броска. Они загнали на пандус армейский грузовик, начали было (как потом в Останкино) таранить вход, но после нескольких автоматных очередей из здания отошли и вжались в «складки местности»».

Два армейских грузовика поочерёдно таранили стеклянные двери парадного входа мэрии. Атаку производили члены РНЕ. По мнению генпрокуратуры, она произошла около 16.30, но священник В. И. Кузнецов указывает более вероятное время: 16.12-16.16. Ответным огнём атакующих остановили. «Боевики, засевшие в мэрии, первые пять минут отчаянно сопротивлялись». «Баркашовцы» предприняли новую попытку войти в мэрию. В. И. Куцылло* с 6-го этажа ДС наблюдала: «Группа боевиков перебежала площадку перед мэрией и под прикрытием машины стреляет по стёклам. Картинно – с колена. Толпа снова потекла к пролому. Впереди – боевики. Толпа вливается внутрь. Я жду – сейчас, давя друг друга, они побегут обратно […]».

А тем временем «с 16-15 до 16-20 происходил массовый исход омоновцев и «дзержинцев» через окна-стены первого этажа мэрии, которые выходят в сторону Нового Арбата и во дворик. Стёкла выдавливали щитами и выламывали дубинками. По ходу обрывали жалюзи. Всё это в большой спешке. На лицах отступающих – испуг. У рядовых бойцов стрелкового оружия не было. Только у некоторых офицеров […] Туда же, в направлении Садового кольца, поминутно озираясь на здание мэрии, отступали омоновцы и «дзержинцы» (по одной роте тех и других)». «Потом в здании мэрии начали бить стёкла изнутри, и оттуда посыпались курсанты, начали снимать с себя каски, бронежилеты, всё бросали и уходили. Пытался заговорить, они матерятся, у них было потрясение, не понимали, что за игры идут». В результате «[…] следующая группа ничего не подозревающих демонстрантов, идущих от Садового кольца к Белому Дому, решила чуть «срезать» дорогу. Демонстранты поднимались на площадку перед мэрией и проходили перед изумлёнными глазами прижавшихся к асфальту вояк. Те вскоре поняли, что опасность чудесным образом миновала, и вошли в уже опустевшее здание».

Произошло это около 16.20. «Буквально через минуту после отхода омоновцев и «дзержинцев» через разбитые окна-стены мэрии на улицу выскочили «баркашовцы» (4 человека). […] Без огнестрельного оружия. Выбежав на улицу, они заметались туда-сюда, высматривая подразделения, оборонявшие мэрию. Убедившись, что они отступили за Садовое кольцо, возвратились обратно». В 16.25 толпа была в мэрии. После того, как первый этаж мэрии заполнился сторонниками ДС, А. М. Макашов прошёл на второй этаж и через мегафон потребовал сдачи в обмен на жизнь. Вместе с пятью охранниками он так дошёл до пятого этажа мэрии. Сопротивления не было. Кто хотел, сдался. К 17 часам мэрия контролировалась сторонниками ВС. Очевидно, этажи здания выше пятого под их контроль не попали.

На пресс-конференции в день общенационального траура 7 октября 1993 г. В. Ф. Ерин заявил, что как раз перед штурмом мэрии, т. е. днём 3 октября, приказал передислоцировать её защитников, так как не видел угрозы со стороны Дома Советов. В то же время министр сказал, что в МВД знали о планах боевиков и прикрыли все стратегически важные объекты. Напрашивается версия: «Штурм мэрии – провокация». «И. Иванов», напротив, пишет, что «в сценарий Ельцина не входила утрата мэрии и гостиницы «Мир»», ссылаясь на указ Б. Н. Ельцина № 1575 от 3 октября 1993 г., где говорилось «предпринята попытка штурма московской мэрии». Но «Иванов» настаивал на своей осведомлённости в планах противника и потому был заинтересован в том, чтобы не признавать себя жертвой провокации. Компромиссный вариант предлагает А. В. Островский: текст указа был подготовлен, когда Кремль ещё не знал, удастся ли провокация со штурмом мэрии. В пользу версии «Иванова» свидетельствует С. Н. Бабурин: по его словам, В. А. Ачалов сообщил депутатам о найденных в мэрии документах о подготовке к штурму ДС в 23 часа 3 декабря. В мемуарах Ачалов об этом не упоминает. Возможно, то была попытка оправдать штурм мэрии. Однако М. Ильин тоже пишет: «Позже уже стало известно, что в мэрии также были найдены документы, из которых следовало, что штурм ДС уже был назначен – на 23.00 3 октября». Но он не называет источника. Если это сообщение Ачалова, то свидетельство Ильина подтверждающей силы не имеет.

О гостинице «Мир» А. В. Руцкой пишет: «Здесь находился оперативный штаб МВД РФ, поэтому сопротивление было более упорным. Оборонявшиеся яростно отстреливались, прикрывая отход штаба из мэрии и гостиницы». Тем не менее она была захвачена «через 15 минут после того, как полковник Васильев связался со мной», т. е никак не позднее 16.40. В 16.40 в эфире А. В. Руцкой заявил: «Мэрия сдалась, гостиница «Мир» со штабом блокирована». На взгляд Ю. А. Романова, «После захвата мэрии отряды Макашова не успокаиваются и пытаются взять гостиницу «Мир»», причём Макашов скомандовал «Вперёд!» и сам на штурм не пошёл. Б. Д. Бабаев наблюдал, как уже после 16 часов «большая толпа скорым шагом направляется к гостинице «Мир»». ОМОНовцы в панике. «Толпа вливается в гостиницу». «Минут через 30» из гостиницы выходит группа людей. Возгласы: «Пленных ведут», «А вот и Дунаев!» Действительно, среди вышедших был А. Ф. Дунаев, сопровождавший пленных. Следственная группа Генпрокуратуры рисует странную картину: сотрудники милиции и военнослужащие ВВ, сосредоточенные у центрального входа в гостиницу, на время остановили нападающих огнём. Но вскоре баркашовцы под руководством двух (!) боевиков, вооружённых автоматами, оттеснили их от входа и разоружили! Далее шесть (!) активистов РНЕ зашли в здание мэрии (очевидно, после 16.20), через переход на первом этаже вошли в гостиницу «Мир» и, получив подкрепление, прошли по всем восьми этажам гостиницы, не встретив сопротивления. Разоружены были 32 милиционера. В гостинице и мэрии в плен попали заместитель премьера правительства Москвы, представитель президента РФ по Москве, начальники хозяйственного и технического управления ГУВД по Москве.

Как могла произойти такая полная капитуляция? Некоторый свет проливают записи радиопереговоров А. В. Руцкого. На требование В. А. Васильеву блокировать силами «софринцев» гостиницу «Мир» председатель Краснопресненского райсовета А. В. Краснов возразил: «Александр Владимирович, они сами блокируют, они согласны блокировать. Это Краснов говорит, они согласны блокировать сами, только не бросайте туда людей безоружных. Убедительно прошу Вас». Кто такие «они»? Надо полагать, милиционеры, готовые покинуть здание, если их не атакуют. Через минуту-другую А. В. Краснов добавил: «Александр Владимирович, они оттуда уже ушли, руководители». Надо полагать, милиционеры, готовые покинуть здание, если их не атакуют. Через минуту-другую А. В. Краснов добавил: «Александр Владимирович, они оттуда уже ушли, руководители». 

Ещё раньше старший офицер в зоне ДС П. В. Голубец констатировал: ««Пион», «Пион». Я – «Утёс», я – «Утёс». В гостинице [«Мир»] никого не осталось. Софринцы перешли на сторону Белого Дома. Был открыт со стороны защитников Белого Дома огонь, открыта стрельба. Наши безоружные все. Спецназ только прибыл, и я принял решение вывести людей из зоны огня. Приём». Итак, приказ на оставление мэрии отдал П. В. Голубец, и исполнять его начали около 16.15. К тому времени Оперативный штаб ГУВД Москвы уже покинул гостиницу «Мир». Когда же началось неспровоцированное отступление? В. И. Панкратов сообщил Генпрокуратуре, что штурм мэрии и «Мира» начался «примерно в 15.40». М. б., он дал приказ отступить в «неучтённые» им 25 минут, между 15.40 и 16.05? Ведь А. С. Куликов приказал временно вывести ВВ из Москвы примерно в 16 часов - пример согласованных действий? «И. Иванов» не согласен. «Объединённый штаб МВД и ВВ в гостинице «Мир» начал разбегаться ещё в 14.10. Была утрачена связь с Ериным – Виктора Фёдоровича нигде не могли найти в период с 16.00 и до 22.00. Отдав панический приказ о срочном выставлении в район «Белого дома» боевых БТРов на защиту своего штаба, Панкратов сбежал из гостиницы «Мир» в офицерском бушлате без погон. Его не могли найти до 23.00». Если всё так, то В. И. Панкратов участвовал в заговоре; даже в 14.30 надо было не паниковать, а готовить оборонительные позиции на Садовом кольце. Но Ю. Г. Федосеев потерял связь со своим начальником в 15.30. Биограф В. И. Панкратова даёт понять, что тот переместился вместе со штабом на Петровку, 38. Но чуть выше выдвигает несостоятельную версию: якобы В. И. Панкратов приказал оставить «Мир» и мэрию (!) в момент, когда первые этажи мэрии были уже захвачены (!)Это подрывает доверие и к другим его заявлениям.

В. И. Куцылло* недоумевала: «Два дня назад, когда мы с Филатовым проходили через вестибюль мэрии – смотреть на Белый дом, - там было море солдат. […] Все с автоматами». «И. Иванов» делает совсем ошеломляющее заявление: « […] 3 октября в одной только столовой этой самой мэрии обедало более 6000 до зубов вооружённых эмвэдэшников […]». Но его подсчёты не всегда достоверны. Кроме того, «Иванов» хочет представить взятие мэрии как срыв планов Кремля по молниеносному захвату ДС. По мнению, А. В. Островского, версия об отказе внутренних войск выполнить преступный приказ «поражает своей наивностью». Как бы то ни было, милиция и ВВ днём 3 октября оказались перед ДС почти безоружными и деморализованными, так что их пришлось срочно отводить. Куда смотрело их начальство? Уверения А. С. Куликова, что всё время противостояния вооружены среди ВВ были только бойцы отряда «Витязь», на наш взгляд, менее правдоподобны, чем наблюдения В. И. Куцылло*. После взятия мэрии там нашли оружие. «Автоматы, типа огнемётов что-то. Там генерал был общевойсковой. Гранатомётов было мало, а вот автоматов десяток, - ну, сколько я видел. Вынесли». Но 3 октября мэрию занимали люди, не собиравшиеся ими пользоваться. Журналист В. Н. Снегирёв ссылается на мнение следователей, что оружие в мэрии оставили умышленно для вооружения толпы у ДС. При этом Л. И. Сигал уверен, что до 3 октября почти все солдаты в оцеплении ДС имели при себе автомат Калашникова разных модификаций.

А. В. Баркашов после освобождения объяснил бегство ОМОН от ДС паникой. Но он так же, как и «Иванов», заинтересован в том, чтобы отрицать провокацию.

Вывод: днём 3 октября оцепление вокруг ДС не было готово к отражению прорыва и подавлению восстания. За это несёт ответственность милицейское начальство, либо проявившее беспечность, либо готовое рисковать многими своими людьми, чтобы не мешать восстанию развиться.

Глава III. Дом Советов и Кремль в противостоянии 3 октября.

Заявления лидеров Дома Советов 3 октября до прорыва блокады.

У деятелей ВС мог появиться соблазн подкорректировать свои речи, чтобы представить себя предвидевшими провокацию. Поэтому важны записи этих речей сторонними наблюдателями. «Ночью заявление Хаса <Р. И. Хасбулатова> - о жертвах, с призывом к войскам на защиту». «Ребята в пресс-центре говорят, в 10 часов была какая-то литургия на 20-м подъезде. Руцкой был там, силовики, но ничего нового не говорилось». Заседание Съезда народных депутатов и пресс-конференция А. В. Руцкого начались одновременно, в 11.30. Речь Р. И. Хасбулатова оптимистична: «Появились новые тенденции… Негодование народных масс… Жертвы исчисляются более, чем двадцатью… Вторая тенденция – интенсивный переход военных. Прорывались военнослужащие – 180 человек. 30-ти удалось […] Пытаются использовать миротворческую миссию патриарха в своих злодейских, интриганских (так в тексте – А. З.) интересах… На этот раз на карту поставлена судьба народа. Надо помочь нашим друзьям из внешнего кольца. Выйти и организовать мощные манифестации… Надо принять резолюцию о провокационной и преступной деятельности электронных средств массовой информации с декабря 1992 года…» Видимо, чуть позже: «Как только Конституция победит, не надо отталкивать депутатов, которые в минуты опасности проявили малодушие… Ещё неизвестно, как повернётся фортуна…». Сам Р. И. Хасбулатов в мемуарах нарушает хронологический принцип, и в первом томе «Великой Российской трагедии» рассказ о заседании Съезда днём 3 октября следует за взятием мэрии. В целом тезисы выступления соответствуют впечатлениям В. И. Куцылло*. Сочинил или нет автор фразу «Возможно, сегодня – решающий день», предвидения ближайших событий в его тезисах не чувствуется. Выпад против электронных СМИ в его мемуары не попал.

Cъезд принял обращение к Патриарху Алексию II, в котором подытожил насилие прошедших дней и призвал Патриарха не допустить гражданской войны. Сообщено о возбуждении прокурором Москвы Г. С. Пономарёвым уголовного дела против В. И. Панкратова. «Министры отказались выступить, говорят, будут заниматься делом». Это правдоподобно, в отличие от утверждения того же автора, что переговорщики во главе с Ю. М. Ворониным уже уехали в Свято-Данилов монастырь. Но ведь переговоры там начались только в 16 часов. Воронин не пишет, как он провёл первую половину дня 3 октября, но около 15.35 он был у ДС, уезжая на переговоры. Журнал «Век ХХ и мир» в хронике 3 октября не сомневается, что Воронин выступал на Cъезде с призывом к отмене Указа № 1400, и обращение к Патриарху было принято с его подачи. В. И. Куцылло* слышала и его выступление, и генерала Б. В. Тарасова, предложившего убрать из закона «Об обороне» положение о нейтральности армии. Депутат Сидоренко предложил организовать группу поддержки переговорщикам в Свято-Даниловом монастыре. Никакие предостережения о провокации не упомянуты. Напротив, выступавшим могла стать известна аналитическая записка от 3 октября, составленная неуклюже, но можно предположить, что до 9 ч утра. В ней констатировалось «дальнейшее ослабление заградительных линий противника» в связи с «ожиданием утреннего нападения на важнейшие правительственные объекты», предполагалась «подготовка к снятию оцепления» и делалось заключение, что «в течение 3.10.93 блокада Белого Дома будет […] прекращена».

На параллельной пресс-конференции А. В. Руцкой раскритиковал нейтральных политиков: «Центризм – это прежде всего любовь к Отечеству. Вольский, Скоков, Владиславлев, Липицкий льют воду на мельницу Ельцина. Я не с ними…» И заявил о неприемлемости «нулевого варианта», в частности, по той причине, что «государством управляет Геннадий Бурбулис». Неужели он выступил против позиции ВС? Да и сам Руцкой в ночь на 1 октября выступал за одновременные выборы президента и парламента в начале 1994 г. «Полторанин вспоминал позднее, что Верховный Совет был готов идти не только на компромисс, но и на определённые уступки президенту. Документально зафиксировано, что 29 сентября 1993 года Верховный Совет принял решение об одновременных досрочных выборах Верховного Совета и президента». В хрониках событий: «Москва. Осень-93», «Век ХХ и мир», «Расколотая власть» ничего подобного не значится, как и в мемуарах М. Н. Полторанина. «И. Иванов» передёргивает: «На Совете Федераций (так! – А. З.) 62 из 88 субъектов Федерации потребовали от Ельцина немедленно отказаться от силовых методов, потребовали снять блокаду парламента, дать нам воду, тепло свет и подключить телефоны. Совет Федерации поддержал решение съезда об одновременных досрочных перевыборах депутатов и президента». Решение совещания субъектов Федерации от 30 сентября требовало от Съезда установить дату одновременных выборов, не упоминая о том, что Съезд уже согласился на них. На деле ДС своего отношения к «нулевому варианту» не высказывал, настаивая прежде всего на отмене репрессивных мер Кремля. Тем не менее своим выступлением А. В. Руцкой осложнял возможность союза с влиятельными силами в стране, выступавшими за одновременные досрочные выборы президента и парламента РФ.

Объяснить поведение А. В. Руцкого можно в том числе гипотезой, что он уже утром 3 октября сделал ставку на силовое решение вопроса о власти. «Ещё до начала митинга, где-то в 11.30 ко мне пришли представители министерства безопасности и внутренних дел, - с тем чтобы (авторская пунктуация сохранена – А. З.) любым путём найти устроителей митинга: В. Анпилова и И. Константинова […] я всё-таки послал людей, надеясь, что […] нам удастся предупредить митингующих о ловушке». Что за ловушка?

Всё это не могло происходить в 11.30, т.к. А. В. Руцкой тогда начинал пресс-конференцию. Очевидно, его люди отправились на площадь заранее, а потом привели представителей Анпилова, которые сказали, что остановить проведение митинга уже невозможно. «И действительно, до его начала оставалось 40 минут. Во избежание провокаций ОМОНа, милиции и внутренних войск анпиловцы попросили у меня согласие на участие в митинге Дунаева и Баранникова, чтобы затем вместе с ними вернуться в Дом Советов. Я дал согласие, ибо это был оптимальный вариант: упрощался проход демонстрации через линию оцепления[…] Кроме того, не исключён был и переход на нашу сторону милиции и внутренних войск, увидевших, что впереди демонстрации идут Баранников и Дунаев».

Ясно, что планировалось шествие к Дому Советов, а не на площадь Гагарина или Ильича. А. В. Руцкой, по его словам, хотел отменить митинг, но легко смирился с невозможностью это сделать. Как он представлял себе завершение митинга? Анпиловцы и министры возвращаются в Дом Советов, а демонстранты мирно расходятся перед оцеплением? Разумеется, многотысячная толпа должна была попытаться прорвать его. Итак, не позднее 13.30 А. В. Руцкой по меньшей мере согласился с силовым вариантом развития событий.

После этого он вызвал к себе Баранникова. Узнав, что министру безопасности по версии ДС предложено уговаривать милицию не мешать восстанию, В. П. Баранников пригрозил отставкой. А. Ф. Дунаев также отказался от предложенной роли. Но тревогу по ДС они не забили.

На прощание А. В. Руцкой предупредил анпиловцев, что «режим готов пойти на крайние меры». И дал послушать аудиозапись, из которой следовало, что на Садовом кольце милиция выставляет вооружённые блокпосты! Так вот что он называл ловушкой. Неужели А. В. Руцкой надеялся на зелёную улицу к Дому Советов? Скорее этот разговор напоминает инструктаж по прорыву.

Итак, уже до начала митинга А. В. Руцкой, В. П. Баранников и А. Ф. Дунаев всё понимают. А Р. И. Хасбулатов? В сборнике «Москва. Осень-93» приведена фотокопия любопытной записки. «Сообщаю, что по самым достоверным сведениям, поступившим к руководству Верховного Совета от ближайшего окружения Б. Н. Ельцина, под прикрытием пропагандистской шумихи о «переговорах», Ельцин готовит нанесение силового удара по защитникам конституционного строя и взятие здания штурмом […] Объявляем, что вся ответственность за эту гнусную провокацию ляжет на (зачёркнуто: «будет нести от…» Ельцина и его окружение». Датировано: 3 октября, 14.50. Подпись Р. И. Хасбулатова. Несмотря на датировку, С. А. Чарный считает, что записка написана «примерно в 14.00» для пропагандистского прикрытия прорыва. Текст записки озвучил Ю. М. Воронин перед отъездом на переговоры и в начале переговоров. Он настаивает, что узнал о прорыве блокады Белого дома в 16.30 от Р. Г. Абдулатипова. Значит, Воронин не связывал заявление с поворотом демонстрантов на Садовое кольцо. Выходит, случайное совпадение? Но в его книге есть и свидетельство о том, что в 15.35, уезжая на переговоры, Воронин видел толпу у ДС, так что его резкость на переговорах в 16 часов подкреплялась знанием ситуации. Р. И. Хасбулатов связывает записку с назначенной на 15.00 пресс-конференцией: «Незадолго до пресс-конференции я подписал заявление, в котором я предупредил о планах по ракетному удару и предостерёг тех, кто их разрабатывал». Действительно, вечером 3 октября начальник Генштаба ВС РФ М. Б. Колесников потребовал от главкома армейской авиации В. Е. Павлова быть готовым утром 4 октября нанести вспомогательный удар по Дому Советов ракетами с вертолётов. Главком отказался. Ещё ранее «Новая ежедневная газета», ссылаясь на анонимного генштабиста, отметила, что Павлов сразу искал предлог для отказа, и «его очень выручило скопление огромных масс людей вокруг Белого дома». Но в записке сказано про силовой, а не ракетный удар.

В 15.00 Р. И. Хасбулатов как ни в чём не бывало пошёл на пресс-конференцию, где озвучил тезисы своей записки: «Специалисты из ближайшего окружения бывшего президента под пропагандистский шум разрабатывают план штурма Верховного Совета. Есть сведения, что к этому причастны специалисты спецслужб других стран… Медленно, но неуклонно поднимается недовольство тем, что преступный режим пытается удержать ситуацию… Местные региональные власти начинают брать власть в регионах под свой контроль… И вслед А. В. Руцкому раскритиковал Г. Э. Бурбулиса. Никакой остроты момента не чувствуется. Корреспондент «Российской газеты» впоследствии сравнила внешний вид на этой пресс-конференции Хасбулатова и Руцкого, который на ней не присутствовал. Как мог ей привидеться Руцкой? Корреспондент «Литературной России» вспоминал, что пресс-конференция началась обыденно и скучновато, но минут через 10 журналисты забыли о Хасбулатове и бросились к окнам, выходящим на набережную. По свидетельству В. И. Куцылло*, уже в третьем часу в ДС наблюдали по телевизору побоище на Крымском мосту, так что досидевшие на пресс-конференции до полчетвёртого продемонстрировали нечеловеческое хладнокровие. «В 15.30 под окнами раздался шум. Я пошутил: «Что, начался штурм?»». По впечатлению В. И. Скурлатова, спикер не шутил: «Утром 3 октября 1993 года я находился в кабинете Руслана Хасбулатова. Кто-то зашел и сказал, что со стороны Садового кольца движется толпа людей. Первая мысль, высказанная Русланом Имрановичем – «А не идут ли громить нас сторонники Ельцина, раз их пропустили к Белому Дому?»». Похоже, прорыв был для него неожидан, а значит, его объяснение записки правдоподобно. В то же время на пресс-конференции появился А. В. Руцкой и сообщил, что поймал команду по радиостанции: «Стрелять по демонстрантам!» До того он требовал по радио от милиции не открывать огонь и пропустить демонстрантов к Дому Советов. Ю. Бондаренко помнит, как Руцкой сначала вошёл с депутатом Коровниковым и охраной, чтобы все услышали приказы по милицейской волне бить демонстрантов, а потом отошёл к окну и начал вызывать по рации командиров ОМОНа.

В. П. Баранников около 15.00 заявил корреспонденту «Московских новостей»: «Нам только что сообщили, что на Крымском мосту идёт кровавый разгон демонстрации, людей сбрасывают в реку». Неточная и слегка запоздалая информация.

Из мемуаров В. А. Ачалова и А. М. Макашова не видно их осведомлённости о плане прорыва к Дому Советов. Тесно связанный с В. А. Ачаловым «И. Иванов», если ему верить, вообще проспал всю демонстрацию.

А. В. Руцкой, cжёгший за собой мосты в 13.30 (если не раньше), на последнем этапе открыто поддержал демонстрантов. Прочие лица из верхушки ДС ни словом не обмолвились о том, что готовится силовое снятие блокады. Напротив, Р. И. Хасбулатов предлагал устроить мощные манифестации внутри оцепления. В. П. Баранников и А. Ф. Дунаев самоустранились. Что до большинства обитателей Дома Советов, то охватившая их после прорыва эйфория свидетельствует об их уверенности в победе.

Неудача попыток развить восстание.

Вскоре после прорыва блокады на балконе «Белого дома» начался митинг, открытый А. В. Крючковым. «После ареста С. Терехова Крючкова назначают начальником штаба ФНС по защите Дома Советов. Он ведущий постоянного митинга у стен «Белого Дома», продолжавшегося до установления вокруг него жёсткой блокады». «Крючков вёл митинги с балкона Белого Дома». Первым по существу выступил А. В. Руцкой. Призвав развить достигнутый успех, он сказал: «[…] Надо сегодня штурмом взять мэрию и «Останкино»!». Это произошло сразу после того, как телекомпания CNN в репортаже показала надпись «3.43 pm in Moscow», т. е. «в Москве 15.43». Вскоре он повторил, что надо «сформировать отряд, захватить мэрию и дальше идти на захват «Останкино»». А. В. Островский считает призыв к штурму мэрии законной реакцией на стрельбу по демонстрантам и прочим людям в окрестностях ДС. Без этого приказ был непонятен: «Ну зачем нужно в Останкино, понятно, всё-таки люди в стране имеют право слушать своих парламентариев. Но зачем брать мэрию? Мне было непонятно. Я начала дёргать за рукава проходящих мимо офицеров: «Объясните, зачем брать мэрию?» Вразумительных ответов не было. Единственный раз толково ответили: «Мэрия - олицетворение зла в Москве». Согласна, может быть и так! Но ведь Руцкой громко прокричал и про Останкино! Значит, нужно быстрей туда. А вообще мне было непонятно, зачем об этом кричать (ведь информация распространяется мгновенно), вместо того чтобы делать?!». В. А. Котов удивился другому: он ожидал, что Руцкой сам возглавит штурм мэрии и «Мира» (так! – А. З), но тот ушёл в подъезд ДС.

Но почему мэрию и «Останкино», тогда как естественно было бы потребовать как можно скорее взять мэрию и гостиницу «Мир»? Очевидно, А. В. Руцкой заранее вынашивал идею похода на «Останкино».

Следующим выступил Р. И. Хасбулатов. Но в его книгах путаница. «[…] Оказалось, что это демонстранты, прорвав блокаду, двигались к «Белому дому». Это подтвердил и Руцкой, пришедший в зал и севший ко мне. Я тут же прервал пресс-конференцию. Опять ушёл к себе. Руцкой оставался в зале, с кем-то разговаривал. Минут через 10-15 бледный Баранников буквально заскакивает ко мне в кабинет, не доходя до стола, говорит: «Влипли, Руслан Имранович, — плохо дело, мэрию взяли».

— Какую мэрию? — спрашиваю.

— Как какую, в Москве одна мэрия, — отвечает Баранников.

— Вы что, с ума сошли? Кто взял? Зачем?

— Александр Владимирович приказал. Сразу же после вашего ухода с балкона «Белого дома».

— Но ведь мы никогда не обсуждали никаких планов по «захвату» мэрии, — кто надоумил вас? Это ведь очень мощный предлог для того, чтобы нас уничтожить.

— Да, это так. Со мной тоже не советовались. Правда, оттуда постоянно стреляли. […] Руцкой вышел из себя, узнав, что выстрелами из мэрии убиты 6 демонстрантов. Теперь вот такое дело». Якобы после этого в 16.00 к Р. И. Хасбулатову пришёл В. Г. Уражцев, и лишь затем спикера парламента уговорили выступить с балкона Белого дома. Тогда о каком уходе спикера с балкона говорил В. П. Баранников? А. В. Островский установил, что В. Г. Уражцев пришёл к спикеру в 15.40, а начал выступать с балкона ДС спикер в 15.52. Во всяком случае, Р. И. Хасбулатов признал, что «выступал очень плохо, эмоционально». Главная деталь его выступления - призыв к войскам перейти на сторону Дома Советов и штурмом взять Кремль. Но было и согласие с призывом А. В. Руцкого. Вспоминая о допросе в «Лефортово», Р. И. Хасбулатов пересказывает:

«В вашем выступлении на балконе «Белого дома» имеются следующие слова: «Я прошу организоваться для того, чтобы взять мэрию и «Останкино». Что вы по этому поводу можете пояснить?

Ответ: — Когда меня попросили выступить на балконе «Белого дома» после 16 часов 3.10.1993 года, как я ранее уже говорил, мне сообщили, что взяты здание московской мэрии и «Останкино». И поэтому смысл моего выступления заключался в том, чтобы установить контроль законных властей — Верховного Совета, аппарата Руцкого. Кстати, это подтверждается тем, что мне во время, указанное мной в показаниях, предлагали немедленно выступить по телевидению с обращением к народу. Я согласился и даже стал готовиться к выезду в «Останкино». Всё это было до моего выступления на балконе парламентского дворца. Поэтому взятие мэрии и расстрел мирных людей, осуществлённый по приказу Ельцина-Ерина у «Останкино», не связаны и не могут быть связаны с моим выступлением на балконе «Белого дома» после 16 часов (а точнее — в 17 часов)».

Почему Р. И. Хасбулатов упрямо переносит время выступления с 16 на 17 часов? Мэрию взяли около 16.25 (см. выше). А что же В. П. Баранников? Когда он сообщил Р. И. Хасбулатову о взятии мэрии - до (как выходит по Р. И. Хасбулатову) или после её взятия? На мой взгляд, начало диалога слишком естественно, чтобы быть выдумкой. Не случайно в мемуарах 2011 г. Р. И. Хасбулатов его сократил. В таком случае В. П. Баранников пришёл к спикеру в пятом часу дня, когда уже прозвучал призыв А. В. Руцкого ко взятию мэрии, т.к. найти место для визита В. П. Баранникова между 15.30 и 15.52 почти невозможно, а нарушение хронологической последовательности у Р. И. Хасбулатова – обычное дело.

Тогда чему удивился Р. И. Хасбулатов? Если разбираться в его словах, выходит, что он считал призыв А. В. Руцкого (поддержанный им) демагогией и был потрясён его исполнением. Далее Р. И. Хасбулатов заявляет, что «тогда же» ему сообщили о взятии «Останкино». «По-моему, это опять сообщил Баранников». Такая новость и вправду пришла, но позже, и спикер ей поверил.

Как свидетельствует Хасбулатов, у следователей была задача: «Доказать версию относительно того, что Хасбулатов выступил до (!) событий в мэрии и Останкино с призывом штурмовать их, а заодно и Кремль». Конечно, он выступил после начала событий в мэрии, но до её взятия. Что до «Останкино», то Хасбулатов выступил не только «до начала событий», но и до похода от ДС к телецентру. Именно за это ухватилось обвинение, и поэтому спикер так настойчиво поправлял хронологию и даже заявил, что его пресс-конференция 3 октября закончилась в 16 часов, тогда как она была прервана появлением Руцкого в 15.30, что Хасбулатову потом пришлось признать. Телекомпания CNN во время прямого репортажа от ДС 3 октября показала надпись «3. 51 pm in Moscow» (15. 51 в Москве), а потом сразу передала речь Хасбулатова с синхронным переводом на английский. Т. е. спикер в 15.53 – 15.54 произнёс «Я <также> прошу организоваться для того, чтобы взять мэрию и «Останкино», это гнездо преступников […]». Далее следовали не слишком разборчивые, но столь же нелестные характеристики.

Насчёт В. П. Баранникова достоверно известна его реакция на стрельбу у мэрии около 16.10: «Это катастрофа». Если именно он дезинформировал Р. И. Хасбулатова о взятии «Останкино», это в который раз заставляет спросить о его роли в конфликте, что и сделал А. В. Островский. Можно предположить, что многие в ДС рассчитывали на беспрепятственное занятие «Останкино», но для работника госбезопасности такой оптимизм маловероятен.

А может, Р. И. Хасбулатов 3 октября выступал с балкона ДС неоднократно? Так считает В. И. Скурлатов. По его рассказу, во время стрельбы у «Останкино» (около 21 часа?) у Дома Советов «продолжался митинг. Руцкой и Хасбулатов вещали в режиме «нон-стоп» с балкона второго этажа». Р. И. Хасбулатов, напротив, подчеркнул: «И на этой мысли – о том, что военные должны установить свой контроль над мятежным Кремлём, где засел узурпатор, закончил последнее своё выступление на балконе здания Верховного Совета». А. В. Островский склонен поверить спикеру ВС.

А. В. Крючков удивился призыву А. В. Руцкого взять «Останкино» и предложил ему свой план развития восстания. Но Крючкову пришлось обходиться своими силами. Взятие мэрии А. В. Крючков одобрял и впоследствии.

По словам А. М. Макашова, после выступления А. В. Руцкой поставил перед ним задачу: «Надо развивать успех! Взять мэрию, Кремль, Останкино». Согласно А. В. Фёдорову, второе слово было не «Кремль», а «Мир», т. е. А. В. Руцкой не забыл про гостиницу. А. М. Макашов в грубой форме указал на нехватку сил, но услышал: «Приказ!» и почему-то подчинился. Есть свидетельство, что генерал в грубой форме сказал: «Ну теперь нам конец!» Л. Г. Прошкин подчеркнул: Макашов брать мэрию не хотел, т. к. он профессионал. С со словами неверия в успех взятия мэрии Макашов обращался к своему охраннику Штукатурову. Обычно точное агентство «Постфактум» приводит поразительное уточнение А. В. Руцкого около 16 часов: если не удастся сегодня взять «Останкино» и мэрию, сделаем это завтра. Либо он верил, что к обороняющимся не придёт подкрепление,либо дезинформировал противника.

С. А. Полозков примерно в то же время слышал из уст А. В. Руцкого: «Никаких штурмов Кремля – это провокация». Слова были обращены к человеку в камуфляжной форме. Видимо, это можно считать критикой выступления Хасбулатова.

Мэрию штурмовали своеобразно. «Тем не менее через минуту-другую после ухода построившихся на мэрию, (пунктуация автора - А. З.) раздался категорический приказ Руцкого и Ачалова: «Огонь ни в коем случае не открывать!» […] Cрочно довести этот приказ до Макашова Ачалов с ходу приказал мне». Как мы помним, первый этаж мэрии первыми заняли боевики РНЕ, сделавшие-таки несколько выстрелов; за ними последовал А. М. Макашов с охраной. Генерал поднялся на второй этаж с мегафоном и предлагал всем сдаться. А. В. Островский (не он первый) резонно спрашивает: А. В. Руцкой нарочно посылал людей на убой или предвидел, что сопротивления не будет? Если приказ А. В. Руцкого подтвердил В. А. Ачалов, не склонный к авантюризму, то скорее второе. Предшествовавшее поведение милиции могло казаться тому гарантией. Та же линия проводилась и далее: «Перед этим, когда выносили оружие из мэрии, я к генералу этому (видимо, А. М. Макашову – А. З.) подошёл, представился. «Народ вооружать будете?». А он: «Да ты - провокатор! Мы тут сами разберёмся».

Поход на «Останкино» казался логичным развитием восстания не только Е. Т. Гайдару, заинтересованному в доказательстве заговора со стороны Дома Советов. А. С. Куликов почти сразу заявил: «У нас есть документы […] где жирным шрифтом подчёркивается: надо любой ценой захватить «Останкино», выйти в эфир. В крайнем случае – вывести телецентр из строя». «И. Иванов» считает, что поход был «предопределён самим ходом событий». После его провала предприятие подверглось критике с разных сторон. Ответственность А. В. Руцкого очевидна. В мемуарах он представил свой приказ актом отчаяния, вызванным отсутствием реальной поддержки Дому Советов. «Кто же из нас знал, что нас там уже ждали?» В следующем абзаце мемуарист, опровергая себя, говорит: я, и как только я это сообразил, сразу же отменил приказ, но народ было не удержать. На следующей странице читаем: «Мой приказ идти в «Останкино» только после специальной команды был проигнорирован». «И. Иванов» не помнит такого приказа: «Люди на улице скандировали: «В «Останкино»! В «Останкино»!» Отменять приказ Руцкого о выезде демонстрантов в телецентр нам, конечно, и в голову бы не пришло, тем не менее вместе с Макашовым мы задержали её отправку до подтверждения приказа Руцкого (на выдвижение в «Останкино»). По эфиру нам подтвердили, что за время штурма мэрии новых приказов Руцкого или отмены старых не поступало». В 2018 г. Руцкой вспомнил нечто новое: якобы узнав про засаду у телецентра, он успел запретить Макашову двигаться в Останкино. Макашов якобы отказал, сославшись на приказ Хасбулатова (!) ему идти в Останкино. Комментируя такое, следует помнить о неприязненном отношении Руцкого к Хасбулатову и Макашову, проявившемуся в его отзывах об их показаниях в тюрьме. Макашов же неоднократно вспоминал об импульсивности Руцкого, критически отзывался и о Хасбулатове. Последний 20 лет спустя сетовал: «Я б не полагался ни на исполняющего обязанности президента, ни на его никудышных министров. Надо было действовать жёстче, очень жёстко, учитывая действия, которые предпринимала та сторона», критиковал и Макашова за «Останкино». Руцкой не остался в долгу: «Хасбулатов, сегодня выступая в интервью, как бы укоряет меня, Дунаева, Баранникова, что были люди, которые хотели нас поддержать… Ну и что, Сталинградскую битву устроить в Москве?».

Разумеется, А. В. Руцкой отдаёт инициативу народу. «Призывы идти в «Останкино» доносились из толпы демонстрантов задолго до того, как я отдал аналогичный приказ». Днём 3 октября он так же объяснил своё решение И. В. Константинову: « Народ требует – пойдём в Останкино». На том же стоит А. М. Макашов: «И когда шесть месяцев в Лефортово у меня все время следователи допрашивали: «Кто вас в мэрию послал? Кто вас послал в Останкино?», - я ничего не отвечал, кроме того, что нас послал народ». В. А. Ачалов объяснял Р. И. Хасбулатову, что «люди, после взятия мэрии, сами решили «разобраться», помчались туда. Откуда-то появились автобусы, предлагали подвезти. Пришлось Макашову идти вдогонку, чтобы взять инициативу на себя». Впрочем, если верить Хасбулатову, то в 20 часов Ачалов солгал ему, что Макашов был послан для оказания помощи демонстрантам, которых расстреливали.

Версия о провокационности призывов к походу на «Останкино» напрашивается: «Как только мэрию взяли, так тут же в толпе провокаторы заговорили про «Останкино», возле Руцкого тоже появился человек, подталкивающий к походу на «Останкино». «Замечу, что на подходе к мэрии пожилой толстяк, обращаясь ко мне, заявил: « - Значит так: разблокируем Белый дом, а затем идём на Останкино». Далее М. Н. Белянчикова уверяет, что немедленно оценила обстановку: «Проходим к Белому дому и стоим. Только так». […] – «Что вы провоцируете? Не провоцируйте!» - «Это вы провоцируете!». Также во второй колонне демонстрантов, подошедшей к Новому Арбату по следам первой сразу после взятия мэрии (см. ниже), «раздались призывы идти на «Останкино». […] «Отставить! Это провокация! Надо идти к Белому Дому и определиться!», но в итоге пошли к телецентру. А. Л. Головин в 2018 г. тоже приписал призывы провокаторам.

Однако тот же А. Н. Грешневиков признаёт идею похода на «Останкино» всеобщей. Свидетельства митингующих разнятся не сильно. «Большая часть собравшихся восприняла призыв Руцкого с энтузиазмом. Раздавались крики идти штурмовать не только мэрию и «Останкино», но и Кремль […] Митингующие всё так же бесцельно бродили перед мэрией и мостом, ожидая указаний к дальнейшим действиям. […] С разных сторон слышались призывы идти в Останкино […] Люди бурно приветствовали Макашова. После его выступления в толпе опять стали раздаваться призывы идти в Останкино».

«Народ скандировал: «На мэрию! На Останкино! На Кремль!» И тогда Руцкой дал команду штурмовать мэрию. […] Тем временем вернулись на площадь наши бойцы, штурмовавшие мэрию, и, опьянённые лёгкой победой, стали требовать штурма Останкино и Кремля».

«Выступающие с балкона говорили вразнобой. Более или менее разумно высказался Руслан Хасбулатов - сначала взять мэрию, а затем Кремль. Кто-то высказал (очевидно, А. В. Крючков – А. З.) тоже разумную мысль, что по дороге надо брать Генштаб и Министерство обороны. Но в толпе раздавались также крики «Останкино!», и Александр Руцкой пошёл на поводу низовых настроений, в его речи тоже замелькало слово «Останкино». Так никто и не понял, что делать после взятия мэрии - идти в центр Москвы брать Кремль или сдвигаться на окраину Москвы брать телецентр в Останкино. А времени на обсуждения и принятие твёрдых разумных решений не было, потому что брать мэрию следовало немедленно. [После взятия мэрии автор] помчался в Белый Дом, надеясь повлиять на принятие дальнейших решений. Оказалось - уже поздно. Уже кругом раздавались крики – «В Останкино!». Уже наполнялись автобусы и грузовики с людьми, готовыми ехать на штурм Останкино. Признаться, мне страшно не нравился такой вариант. Мы, как Антей, отрывались от земли - от прибывающей массы людей, готовых по нашему приказу брать под контроль центр столицы. Мы теряли темп и давали противнику время на перегруппировку». Но он поехал в Останкино.

«Снаружи стояла бензиновая вонь, народ кричал: «На Останкино!». На Останкино!.. Что так влекло туда всех на погибель? Никто не кричал «на Кремль!» (эпизод выступления Хасбулатова с этим призывом так и остался эпизодом), или «на Моссовет!», - нет, отправились зачем-то огромной пешей толпой на другой конец города. Скажут: ну, это ясно, зачем - захватить главное средство коммуникации и информации, это же азы теории революции, напичканы, слава Богу. То есть вполне холодный расчёт. Однако есть все основания утверждать, что в этом походе было гораздо более эмоций, чем расчёта.

Холодный расчёт показал бы, что Останкино - стратегический объект, управляемый из Центра, выйти в эфир всё равно бы не удалось. Понятно, почему наплевали на возможное сопротивление: думали, как и в мэрии, шапками закидаем. Но отпускать на эту затею столько времени и сил, в то время как неподалёку (я бы не сказал. – А. З.) находилась Шаболовка, станция местного значения без центрального, по-видимому, подключения... - в общем, всё говорит о том, что это был стихийный, эмоциональный порыв. Более того, вопреки распространённому в демпрессе мнению о «коварном замысле», смею утверждать, что в действиях сторонников ВС с самого начала торжествовала стихия».

«В этот миг (после взятия мэрии, около 16.45 – А. З.) все подумали об одном - Останкино! Выйти в эфир, сказать правду стране, неужели же нас не поддержат!

Телевизионщик: Зря вы рвётесь туда. Останкино в случае чего просто отключат, перейдут на резервные студии, их тут много. Где? Э, нет - мы нейтральны!

Инженер: Так что я знал, что не видать нам эфира, если те сами его не дадут. Но вдруг всё же сдадутся - и дадут? Мы же видели, как откатывались все их войска. Может, это подействует там, в Останкино?

Говорят, мы заранее планировали Останкино. Снова ложь. На моих глазах генерал-лейтенант (очевидно, Б. В. Тарасов – А. З.) спрашивал людей:

- Ну так что, Останкино или Шаболовка?

- Останкино! - ибо само имя это уже ненавистно всем честным людям. Слишком много лжи...».

Генералы А. М. Макашов и Б. В. Тарасов, похоже, предпочли бы другой вариант. «Да, конечно, Останкино... Некоторые говорили о Шаболовке. Но я был на государственной службе. Мне отдали приказ […] Пришёл туда хотя бы один батальон, одна рота со знаменем и полевой кухней пришла бы — и «Останкино» было бы наше. А получить эфир на полчаса — этого бы хватило, чтобы поднять Москву и Россию. И не осмелился бы режим Ельцина на бойню». Правда, Б. В. Тарасов попытался опровергнуть слух о противоречиях в руководстве ДС: «Раздались призывы идти на Шаболовку. Я их отверг не потому, что я якобы имел приказ А. Руцкого идти в Останкино (никаких приказов я не получал, а с А. Руцким в тот день вообще контактов не имел)». Но это неправдоподобно. И в самом деле: «Появился генерал (Б. В. Тарасов – А. З.) с мегафоном. Сказал, что есть приказ Руцкого идти к «Останкино» и добиться передачи на всю страну обращения парламента к гражданам России. В ответ ребята предложили не уходить далеко от «Белого дома» и идти к более близкому телецентру – на Шаболовку. Несмотря на то, что к этому предложению присоединились и другие, оно было сразу отвергнуто генералом: «Приказ!» […] Этот генерал выходил на улицу из 24-го подъезда через штаб Ачалова и шёл с довольно-таки унылым выражением лица. По словам видевшего его тогда Дмитрия, на предложение Ачалова остаться тот ответил, что это невозможно – у него личный приказ Руцкого». Ю. Д. Петухов хвастается, что это он уговорил Б. В. Тарасова идти в Останкино, а не на Шаболовку, но доверять в его рассказе можно лишь высказанному им предпочтению немедленного штурма ТТЦ «Останкино». Жаль, В. А. Васильев не обратил внимания, унывал ли Б. В. Тарасов, передавая ему приказ. Год спустя генерал утверждал, что сам был против похода на Шаболовку, потому что там только студия, её легко отключить.

В связи с вышеизложенным можно поставить под сомнение слова анонимно собеседника «Огонька» о том, что в восстании 3 октября инициаторами стали «Макашов, Тарасов, командир рижского ОМОНа (очевидно, Чеслав Млынник. В книге «И. Иванова» он выведен под псевдонимом Веслав – А. З.), командир «Днестра»». На наш взгляд, все они, не исключая А. М. Макашова, оказались лишь втянутыми в события, подготовленные другими. Это не означает, что они не желали такого развития ситуации. Макашов, например, с начала конфликта был за восстание.

Оппозиция плану Руцкого, как видим, существовала: «Против решения Руцкого идти на телецентр возражали и народные депутаты (в их числе Андрей Головин), и некоторые военные руководители (например, Баранников)». Поэтому выглядит дезинформацией сообщение анонимного информатора журнала «Огонёк», будто «на «Останкино» пошли батальон «Днестр» и Баранников». Биограф В. Г. Уражцева пишет, что и он был против. А. В. Крючков впоследствии назвал призыв идти на «Останкино» потерей темпа и растягиванием коммуникаций. И. В. Константинов подчеркнул: «Нет, единодушия <в желании идти в Останкино> не было. Были призывы идти на Кремль». Я спросил: «И на Шаболовку?» - «И на Шаболовку». Но единой точки зрения: стоять ли у Дома Советов, идти ли брать Кремль, министерства, телецентр на Шаболовке, - противники плана Руцкого не имели. А ведь только согласованными выступлениями можно было переломить настроение толпы, уже готовой к походу на «Останкино». Правда, А. В. Крючков утверждает, что имел конкретный план: оставив около 50 тысяч людей у Белого дома, «направить основные силы по Калининскому проспекту в сторону Кремля, по дороге заблокировать Министерство обороны, туда направить назначенного министром обороны Ачалова, подойти к Кремлю, выставить там кордон, невдалеке буквально в полкилометра находилось знаменитое в кавычках «Эхо Москвы», взять его», поскольку там 3 человека охраны, пусть с автоматами. За полчаса убедились, что серьёзной охраны у здания МО нет. Ачалов одобрил план: Крючков направляет к МО примерно 500 человек, «через полчаса-час Ачалов подтягивается к министерству обороны, и мы пытаемся туда пройти». Подсчёты Э. З. Махайского противоречат оценке Крючкова: по мнению Махайского, у ДС в тот момент было 20-22 тысячи человек, а одномоментно на улицы Москвы могли выйти не более 35 тысяч сторонников ДС. Сводка МВД даёт 15 тыс. человек у БД на 17.05.

Единственно верное решение – не поддаваться на дальнейшие провокации и стоять – всерьёз не рассматривалось из-за всеобщего ликования. Отличился победными заявлениями И. В. Константинов. С. Н. Бабурин, по слухам, сказал, что народ теперь обойдётся без помощи силовиков; впрочем, это требует проверки. Ю. М. Воронин «после захвата мэрии» (не слишком точная датировка) не сомневался в падении режима, а на переговорах озвучил предложение совещания субъектов федерации к Ельцину сложить полномочия. Правда, ночью он уже считал иначе: «Ведь мы на переговорах в Свято-Даниловом монастыре уже были на пороге наилучшей развязки развития кризиса. (Не соглашусь. – А. З.) Зачем же бросились на мэрию и Останкинский телецентр?». Поэтому следует рассматривать не только правильность выбора телецентра «Останкино» в качестве цели, но и прежде всего подготовленность операции. Она никуда не годилась. О походе оповестили весь свет задолго до штурма мэрии, что заметила Т. И. Денисенко. При желании колонну можно было попытаться остановить, но около 16.45 солдат охранения «Останкино» сказал поэтессе Н. В. Карташёвой: «Банда Руцкого в шесть часов будет здесь!», т. е. знал, что никто не будет останавливать восставших, если они поедут к телецентру. Многие участники похода сомневались в его необходимости. И. И. Андронов критикует Руцкого и Макашова за то, что последний не взял с собой отнятую у МВД походную радиостанцию, так что отозвать его было невозможно; но, во-первых, связь с ДС была, а во-вторых, ни А. В. Руцкой, ни В. А. Ачалов отзывать Макашова не собирались. Планировался не штурм, а переговоры, - это разумно. А переговорщиком от ВС поехал всё тот же И. В. Константинов; по наблюдениям Э. З. Махайского, отъезд случился не ранее 16.57; по сводке МВД, в 17.10. С. А. Чарный пишет, что Макашов своим выступлением с призывом ехать к телецентру затянул отъезд на полчаса; на наш взгляд, это преувеличение. Как можно было ехать, не зачистив мэрию и «Мир»? Из слов А. В. Руцкого «Там уже есть люди» (см. ниже) Константинов понял, что туда поехали народные депутаты. Правда, конкретно Руцкой лишь сказал, что послал туда Макашова. По словам арестованного после подавления восстания В. А. Юрикова, «начала формироваться колонна […] имея цель требовать предоставление эфира народным депутатам во главе с вице-президентом Руцким». Ю. Д. Петухов с сожалением отметил, что в её состав не вошли участники прорыва к БД, а только осаждённые. Помимо основной колонны к телецентру приехали несколько автомобилей во главе со «стареньким генерал-лейтенантом». Юрий Николаевич Калинин, увы, не был народным депутатом, а только «членом штаба по обороне Дома Советов». Он обратился к охранникам телецентра как уполномоченный президента (так! – А. З.) Руцкого, предъявил мандат. Майор ему ответил, что всё начальство в здании напротив (видимо, Калинин пришёл ко входу в АСК-3). По словам Ю. Голубицкого, к моменту их прибытия на ул. Академика Королёва шёл «вялый перманентный митинг «Трудовой России»». А. В. Островский полагает со слов Ю. Н. Калинина, что тот мог прибыть к телецентру раньше А. М. Макашова. Ю. Голубицкий с этим не согласен. Он утверждает, будто отряд боевиков во главе с Макашовым отправился к телецентру «более двух часов назад», что неправдоподобно. Более точно его наблюдение, что в пути солнце село, т. е. Ю. Н. Калинин ехал в «Останкино» в седьмом часу пополудни, когда Макашов уже был на месте.

А. В. Руцкой утверждает, что дневной митинг у телецентра состоял из 1-2 тыс. человек, прибывших с Октябрьской площади до всех событий, но он явно преувеличивает его численность, а также называет невероятный отправной пункт. Требование пикетирующих – «предоставить эфир народным депутатам и низложенному вице-президенту». По мнению А. В. Островского, к приезду основной колонны «тот пикет, который появился здесь в 14.30 – 15.00, видимо, разогнали», следовательно, Ю. Голубицкий видел уже новый митинг во главе с Анпиловым.

Тем временем на Калужской площади оставались сторонники Анпилова и блокирующая их милиция. По мнению журнала «Век ХХ и мир», митингующих было около 3 тысяч. В. И. Анпилов вернулся гораздо раньше заявленного им в мемуарах срока в 17 часов и повёл людей по Садовому кольцу. «В 16-05, когда находился под тоннелем на Садовом кольце, услышал сообщение по рации у рядом стоявшего оперативника о том, что митинговавшие на Калужской (Октябрьской) площади снялись оттуда и следуют в направлении «Белого дома» (когда уходил с Октябрьской, их оставалось не более 4 тыс. человек)». Оценка Э. З. Махайского подтверждается фрагментом радиоперехвата около 16.30: «Пять тысяч Крымский мост, Анпилов ведёт». Анпилов даёт нереальные 50 тысяч, оценка Левого информцентра – не более 10 тысяч – также должна быть завышена. Депутат Октябрьского райсовета Москвы Д. Крымов свидетельствует, что в колонне из 4-5 тысяч человек под руководством Анпилова, беспрепятственно шедшей по Садовому кольцу, новости о бегстве милиции вызвали эйфорию, и люди предпочли вместо Дома Советов сразу идти в Останкино. А. А. Марков сетует: «Это сильно нарушало наши планы. Мы полагали, что основные силы демонстрантов прикроют Дом Советов». Сам Анпилов с пафосом пишет о том, как его буквально забросили в машину к И. В. Константинову, направлявшуюся в Останкино. По версии Кремля, на импровизированном митинге у телецентра Анпилов призвал демонстрантов не расходиться; возможно, обращение было направлено к членам «Трудовой России», митинговавшим уже несколько часов, иначе оно нелогично – люди от ДС ехали в Останкино не для того, чтобы расходиться. С другой стороны, «И. Иванов» в 17.45 не видел никого больше у телецентра, кроме группы Макашова.

Прибыв к телецентру, Константинов увидел известных личностей вроде Э. В. Лимонова (Савенко), но «как раз депутатов-то там и не оказалось». И. И. Андронов комментирует: «Остальные депутаты воздержались от явного безрассудства», но так успеха не добиться. Попытка И. В. Константинова добиться эфира для А. В. Руцкого была встречена в штыки охраной, по-видимому, после получения указаний от начальства. Дальнейшие переговоры проводил А. М. Макашов; по впечатлению И. В. Константинова, охрана АСК-1 повела себя с генералом точно так же. В. И. Брагин же тянул время, наконец, по словам Анпилова, около 18. 30 спустился на 1-й этаж АСК-1, заявил, что не уполномочен решать вопрос о предоставлении прямого эфира для выступления Руцкого (так! – А. З.), и ушёл. Более никто не подтверждает появления Брагина перед демонстрантами, так что Островский с оправданной осторожностью пишет «если исходить из воспоминаний Анпилова». Сам В. И. Брагин описал свою линию поведения довольно странно: якобы он послал своего первого заместителя Игнатьева на переговоры с Макашовым, «но Игнатьев с Макашовым не встретился. Переговоры вёл начальник охраны». Разве мог заместитель саботировать указание прямого начальника? Очевидно, у всех в АСК-1 был приказ более высокого начальства: в контакт с восставшими не вступать. К. Б. Игнатьев впоследствии ничего о якобы задания шефа провести переговоры с восставшими не сказал, но сообщил, что в 17 часов для охраны телецентра прибыли 250 бойцов дивизии Дзержинского. Демонстрантов было ещё мало, но примерно тогда же, в 17 ч., приехал А. М. Макашов с примерно 3 тысячами человек (преувеличение – А. З.) и попытался навести среди них порядок. Генпрокуратура тоже пришла к выводу, что Макашов приехал около 17 часов, но А. В. Островский доверяет сведениям «И. Иванова», что в 17.45. К тому же первое мнение не согласуется с наблюдением всегда точного Э. З. Махайского, что колонна с Константиновым и Макашовым в 17 часов только начала отъезжать от ДС. Анпилов критикует Макашова за то, что при виде параллельно движущейся армейской колонны бронетехники тот не приказал солдатам остановиться и оставил их в своём тылу. Как известно, армейская бронетехника 3 октября в район Останкино не входила; возможно, Анпилов перепутал её с бронетехникой отряда «Витязь», который уж точно не послушался бы Макашова.

Брагин заявил для печати, будто Макашов потребовал эвакуации АСК-1, «обещал не брать пленных. Дал три минуты». Это неправдоподобно. Кто же тогда обеспечит прямой эфир демонстрантам? Возможно, председатель компании «Останкино» переместил во времени более поздние заявления Макашова перед АСК-3. Далее генерал вместо штурма затребовал камеру и журналиста. Брагин якобы согласился: «снимайте его хоть до утра», «всё равно мы ни одного кадра в эфир не пропустим», но ни к чему это не привело, а сторонники Ельцина выиграли время. Заместитель начальника отдела управления вневедомственной охраны по охране (!) телерадиокомплекса «Останкино» Е. В. Поповичев, в отличие от Брагина, говорил с Макашовым и сообщает о его уверенности в победе: «[…] Все свергнуты. Вы остались последние […] Здесь лучшие люди страны, запускай нас в телецентр». Поповичев утверждает, что уговорил Макашова дождаться съёмочной группы, которая выведет его на улице в прямой эфир. Но он умолчал о важном замечании генерала. Согласно расследованию Генпрокуратуры, Макашов требовал «сдать телецентр, выделить оператора и предоставить возможность руководителям Верховного Совета и оппозиции выйти в прямой эфир». Предшествовавший эпизод с Константиновым свидетели из АСК-1 вообще опускают. Судя по всему, они не придали ему никакого значения. Н. А. Абраменков так передаёт смысл слов генерала: не собираемся воевать с охраной, «сменилась власть, к телецентру пришёл народ, чтобы дали им выступить в «прямом эфире» и они сразу уйдут (кассета с записью имеется в Генеральной прокуратуре Российской Федерации)». Итак, Макашов требовал прямого эфира для восставших, и съёмка на улице не могла его удовлетворить. По версии «И. Иванова», Макашов потребовал немедленно пригласить Брагина. Через стекло ответили, что Брагин скоро спустится, и в ожидании прошло два часа (на самом деле меньше часа – А. З.).

То, что в отсутствие профессионалов беседовать с руководством ТТЦ придётся генералу, легко было предвидеть. Ю. Д. Петухов приписывает себе слова: «Поехало очень мало. Макашов не президент, его могут и не пустить внутрь. Поддержка нужна». В. И. Анпилов, мягко говоря, был непопулярен у тележурналистов после блокады телецентра в 1992 году. А. М. Макашов терпеть его не мог. Мнение: «Кроме того, Анпилов, как бывший работник Гостелерадио, мог достаточно быстро наладить работу студий», основано на гипотезе о сотрудничестве В. И. Анпилова с А. В. Руцким, что неочевидно. В. А. Котов указывает и на другую проблему восставших: когда офицеров, охранявших телецентр, уговаривали уйти по примеру их коллег у мэрии, те якобы «начали колебаться и позвали кого-либо из старших руководителей от защитников Дома Советов. Но никого не оказалось […]».

Всё-таки в автоколонне мог оказаться ещё один депутат ВС – генерал Б. В. Тарасов, но он предпочёл дойти до телецентра пешком вместе с большинством демонстрантов, потеряв около 3 часов! Тарасов отказался сесть в «Волгу», заявив, что у него хватит сил дойти до Останкино вместе с людьми. Спустя год генерал оправдал свою тактику: его задачей было превратить безоружную толпу в организованное шествие. Тарасов был против отъезда отдельных грузовиков в Останкино. «Зачем везти людей малочисленными группами? Наша сила в массе». Зато в седьмом (?) часу вечера три депутата из фракции «Смена - новая политика», в том числе противник похода на телецентр А. Л. Головин, услышав на заседании Съезда о взятии «Останкино» восставшими во главе с А. М. Макашовым, бросились к А. В. Руцкому. С. И. Полозков утверждает, что в разговоре с Руцким назвал Макашова «крайним», т. е. экстремистом? Тут депутаты срочно набросали воззвание от имени А. В. Руцкого (!), «нам выписывают мандаты», и они втроём поехали в «Останкино». В 2018 году Головин вспоминал иначе: «Зашёл к Руслану Имрановичу (так! – А. З.), мне выдали мандат […] с подписью, кстати! (смех) и отправили нас в Останкино для того, чтобы мы выступили по телевидению, зачитали там… ну, в общем, всё как нужно». К сожалению, он не рассказал о том, что они должны были зачитать. Руцкой пишет, что единственным выходом было «поднимать страну на всеобщую забастовку». А. В. Фёдоров также говорит, что депутаты ехали договариваться о предоставлении эфира. Если бы А. В. Руцкой тогда хотел отозвать митингующих и если бы связи с Макашовым не было, как предположил И. И. Андронов, он бы велел депутатам мчаться к телецентру с приказом «Все назад».

Так с чем же демонстранты собирались обратиться к народу России, раз они не могли знать о миссии трёх депутатов? «За Макашовым под мощной охраной к телецентру подвели по виду недавних ведущих программы «Парламентский час»». Был ещё и Анпилов. Но выходить ко всероссийской аудитории надо было с чем-то. «Кто-то говорит, что привезена запись обращения к гражданам России исполняющего обязанности президента и Председателя Верховного Совета». Это было бы логично, однако телеобращение Р. И. Хасбулатова записали только после заседания Съезда народных депутатов, т. е. после 18.40. В сборнике «Москва. Осень-93» приведены фотокопии воззвания к народу, подписанного Хасбулатовым и Руцким, а также обращения Руцкого и Хасбулатова, никем не подписанного. Когда были составлены документы, напечатанные на машинке – неясно. Оба страдают неконкретностью (призыва к забастовке там нет). В обращении говорится о победе ДС, в воззвании – что она ещё не полная. Также А. В. Руцкой подписал отдельное обращение, «когда нам показалось, что Ельцин проиграл, что он не решится на массовые убийства сограждан», т. е. между 16.45 и 18.45? Документ призывает граждан России к отказу от самосуда и экстремизма, что очень хорошо, но не предлагает никаких мер в поддержку ДС. Электронные «Ведомости СНД РФ и ВС РФ № 39» раскрывают сложную историю этого документа: очевидно, он был подготовлен О. Г. Румянцевым 29 сентября, потом подписан Руцким, возможно, в тот же день потом в него была вписана должность Хасбулатова, потом спикер подписал его, возможно, 3 октября, отсюда беззубость обращения, не соответствующая моменту. Судя по дальнейшему, ни один из этих документов не предполагалось немедленно зачитать по электронным СМИ, иначе бы их передали к телецентру или зданию ИТАР-ТАСС (см. ниже). Вряд ли депутаты из фракции «Смена – новая политика» могли не упомянуть в рассказе, что имели на руках текст, подписанный Хасбулатовым и Руцким, или спутать обращение с воззванием.

По словам А. В. Фёдорова, А. В. Руцкой и Р. И. Хасбулатов обсуждали, поехать ли в Останкино вместе, но А. В. Руцкой отклонил идею, в том числе по соображениям безопасности. Отказ А. В. Руцкого может говорить о том, что он подозревал провокацию. «Днём 3 октября в Белом доме появились неизвестные народным депутатам люди. Они представились работниками телецентра и сообщили, что являются сторонниками парламента. «Приезжайте к нам в «Останкино», - заявили они. – Захватите нас. Мы не окажем сопротивления. Мы сразу же перейдём на вашу сторону». По некоторым данным, с подобным предложением эти «работники телецентра» обращались и к А. В. Руцкому: «Чего медлите? В Останкино все ждут вашего прихода. Приходите и выступайте». Вожди ДС договорились, что если вопрос решится положительно, то поедет один Р. И. Хасбулатов, а А. В. Руцкой останется в ДС. Если верить публикации, то на допросе 22 октября Руцкой сказал: «Должны были выступить в Останкино представители парламента». Тем не менее А. В. Руцкой убедил И. В. Константинова поехать в «Останкино» словами: «Надо добиться моего выступления по телевидению. Там уже есть люди». Также он выразил уверенность, что большая численность демонстрантов убедит руководство телецентра выполнить их требования. Однако вначале их было совсем немного, и А. М. Макашову со сторонниками оставалось только убеждать журналистов, что к телецентру идут 200 тысяч человек. Правдоподобную оценку дал А. Н. Куликов на пресс-конференции 7 октября 1993 г.: с Макашовым на ул. Академика Королёва в 17.35 прибыли 520 человек, затем «подтянулись 12 тысяч граждан и до 19.00 провели митинг». Журнал «Век ХХ и мир» говорит о 4 тысячах сторонников Руцкого. В 18.45 в выпуске «Новостей» - нападавших 1,5 – 2 тысячи. О. А. Платонов видел у телецентра не более 1,5 тысячи человек, включая корреспондентов, зевак. В. А. Котов пишет о не более чем 2-3 тысячах вместе с зеваками. Он слышал, что от центра идёт 100-200 тысяч манифестантов, но на обратном пути никого не видел, и доехал до ДС за час совершенно спокойно. В неподписанной сводке <министерства безопасности>, приведённой А. Г. Михайловым, даётся следующая оценка: «18.08. Около 10 тысяч идут от Белого Дома к Останкино. У Белого Дома никого нет». И чуть позже: «Около 3 тысяч у Останкина, народ прибывает». В сводке МВД говорилось об идущей в Останкино колонне в 50 тысяч человек. Нападения ещё не было, но очевидно, что среди митингующих абсолютное большинство не были способны участвовать в штурме, и преимущество обороняющихся стало подавляющим. Важно, что люди продолжали подходить и во время расстрела, но на соотношение сил это не влияло. А. В. Островский отмечает: «[…] Удивляет, что на протяжении почти двух часов милиция не предпринимала никаких усилий, чтобы остановить накопление сторонников парламента у Останкинского телецентра», «Неужели П. В. Голубец специально ждал, когда в Останкино соберётся побольше людей?».

По словам Р. И. Хасбулатова, уверив себя, что телецентр под контролем ВС, он хотел туда поехать. «Уговорил не ездить Юрий Мареченков – […] просил некоторое время, чтобы найти руководителей «Останкино», договориться о деталях и т. д.». Они не спешили! Хорошо ещё, поручили доставить кассету с обращением Хасбулатова в «Останкино» председателю комитета по средствам массовой информации ВС РФ В. А. Югину. В интервью газете «Невское время» в 2013 г. Югин заявил, что на кассету записали «обращение Хасбулатова и Руцкого». Но он неточен в воспоминаниях, утверждая, будто сообщение о взятии «Останкино» пришло «часов в восемь». Оно пришло в седьмом часу вечера. В 18.24 у ДС по мегафону сообщили, что взяты два этажа «Останкино». Югин мог уехать из ДС между записью обращения Хасбулатова и получением сообщения о стрельбе в Останкино, т. е. в восьмом часу вечера. «Когда приехали к телецентру, там вовсю шла стрельба […] …Останкино взять не удалось. Кассету нашу показать, стало быть, тоже. Она у меня осталась, её потом при аресте отобрали». Описывая обстановку у телецентра, Югин не упоминает ни прибытия колонны пеших демонстрантов, ни непонятно чьих БТРов, так что время его пребывания в «Останкино» установить не удаётся.

Депутаты же из фракции «Смена – новая политика» прибыли в Останкино раньше Югина, до стрельбы, т. е. около 19 часов (как они успели?) и обнаружили, что никто не брал телецентра. К тому моменту Макашов уже успел развернуться к зданию АСК-3, объявить, что демонстранты добиваются «предоставления эфира парламенту и исполняющему обязанности президента» и попытаться проникнуть в здание. И. В. Константинов потом утверждал, что был уже убеждён – эфира им не дадут, и единственно возможное – помешать трансляциям с противоположной стороны. Но прекращение трансляции как раз соответствовало планам Кремля, поскольку технической необходимости в нём не было и во время стрельбы. Пока же С. А. Полозков обратился к одному из демонстрантов с мегафоном, что приехали народные депутаты с воззванием Руцкого. Демонстрант сказал: «Давай воззвание», Полозков обратился к Головину, и тут началась стрельба. А. Л. Головин и С. А. Полозков быстро вернулись в ДС, И. Муравьёв задержался, но уцелел.

Итак, А. В. Руцкой отправил демонстрантов требовать эфира, по сути, для себя, в то же время не собираясь выступать. Это разительно напоминает поведение В. И. Анпилова несколькими часами ранее. Но тот хотя бы мог ответить, что отвлекал внимание милиции, а в конечном счёте вернулся на площадь. Относительно ситуации у телецентра Анпилов справедливо заметил: «Если телецентр в Останкино надо было взять для того, чтобы обеспечить […] Руцкому выступление в прямом эфире телевидения, то тогда первым должен был приехать сам Руцкой, а он выжидал, когда каштаны из огня вытащат для него другие».

Р. Г. Пихоя «нашёл» среди поехавших в Останкино В. Г. Уражцева. «И. Иванову» показалось, что В. Г. Уражцев там был. Такое предположение напрашивается, но почему тогда И. В. Константинов не встретил его и не потребовал объяснений по поводу дневного митинга? Да и среди выступавших выделялись Макашов, Константинов и Анпилов (призывавшие к ненасилию), но не Уражцев. А. Д. Цыганок утверждает, что В. Г. Уражцев пришёл к нему «под вечер» 3 октября. «Мы с ним были давно знакомы. Он говорит: «Толя, президент (! – А. З.) Руцкой нуждается в тебе»». А. Д. Цыганок якобы ответил, что он сторонник Ельцина, и через полгода услышал от В. Г. Уражцева: «Цыганок – предатель!». В своих воспоминаниях, как мы видели, А. Д. Цыганок искажает хронологию, но этот эпизод правдоподобен. В. Г. Уражцев ищет, как и прежде, союзников среди офицеров, и выставляет себя доверенным лицом А. В. Руцкого.

Как бы то ни было, в седьмом часу вечера превосходство защитников «Останкино» над демонстрантами было подавляющим, так что необоснованны последующие жалобы В. И. Брагина насчёт отсутствия помощи до четвёртого часа ночи и чьего-то желания уничтожить телецентр. Примерно в 18.30 невыясненные провокаторы начали перенацеливать толпу со здания АСК-1 на АСК-3. Руководство восставших поддалось на провокацию и дало предлог для открытия огня.

Последней попыткой добиться своего для демонстрантов стал приход в «Останкино» группы под руководством генерал-лейтенанта Б. В. Тарасова, как указывает А. В. Островский, около 20.40. Группа офицеров, невзирая на зрелище убитых и раненых на улице, зашла в АСК-1. По словам «И. Иванова», они «объяснили, что основное требование – предоставить группе представителей Верховного Совета эфир для обращения к гражданам России». Понятное дело, никакого готового текста и у них не было, так как они ушли к телецентру задолго до составления вариантов оного в ДС. По словам «И. Иванова», спецназ в АСК-1 в конечном счёте согласился на переговоры, но потребовал покинуть здание, после чего по демонстрантам открыли огонь из АСК-3. Б. В. Тарасов вспоминает, что предъявил депутатское удостоверение (наконец-то! – А. З.) «и принялся убеждать старшего группы доложить о нашей просьбе командованию». Просьба состояла во «встрече с командованием и руководством телерадиокомпании, чтобы по крайней мере прекратить зверский расстрел ни в чем не повинных безоружных российских граждан». Похоже, о предоставлении эфира речь уже не шла. Не дождавшись ответа, офицеры вышли на улицу, и тут расстрел возобновился. Около 21.17 Макашов скомандовал отступление. Его слова передают примерно одинаково: «Штурм отменяю. Это не наши бэтээры. Я не могу бросать на них безоружных. Но мы своё дело сделали – по крайней мере вывели из строя их эфир. Жаль, что не пробились сами. Теперь уходим. Все к Дому Советов. Наша помощь нужна там. Все – за мной». «Наш штурм сорвался, но уже и нет смысла, тут всё выгорело, БТРы не наши. Мэрию мы взяли просто, а тут сил не хватило». «Мы не смогли прорваться, но мы перепортили им всё!» Он предсказал, что за 2 суток не смогут восстановить вещание. Как видим, генерал не понял двух вещей: демонстранты не могли прекратить телевещание, а создание паники в связи с его прекращением входило в планы Кремля. В. И. Анпилов относит слова Макашова: «Здесь всё кончено. Уводи людей назад, к Белому дому!» аж к первому часу ночи. Видимо, он хотел скрыть, что остался агитировать и после отъезда Макашова. А. В. Руцкой продолжал бессмысленные попытки перехватить инициативу у «Останкино» чуть ли не до полуночи, вызвав у А. В. Островского вопрос: «Что это было? Тоже крик отчаяния? Безумие? Или провокация?».

Как могло измениться течение событий, если бы А. В. Руцкой прибыл в «Останкино» или хотя бы спешно (в пятом, а не седьмом часу пополудни) послал туда несколько депутатов ВС с заранее записанным обращением к народу? Вероятно, бескровное противостояние у телецентра затянулось бы. Успех акции оставался сомнителен, но по крайней мере, восставших труднее было бы заманить в ловушку, выставив агрессорами. Впрочем, продолжительность расстрела говорит не в пользу возможности что-то изменить в поведении убийц. Также отметим, что депутатские удостоверения И. В. Константинова и Б. В. Тарасова на произвели на охрану АСК-1 никакого впечатления. Также и многочисленность демонстрантов, на которую надеялся генерал Тарасов, нисколько не смущала убийц. Вместо А. В. Руцкого инициативу мог взять на себя Р. И. Хасбулатов, но он не был посвящён в план восстания и, будучи поставлен перед фактом, не смог быстро сориентироваться. Безупречно с точки зрения логики восстания вёл себя А. Л. Головин: он был против вылазки на «Останкино», однако после того, как она совершилась, сделал необходимое для перехвата инициативы. А. Н. Тарасов считает телеобращение к народу вообще бесполезным для развития восстания, но в Кремле и телецентре так не считали.

Чем же был поход на «Останкино»? Со стороны А. В. Руцкого – давно, едва ли не с 22 сентября выношенным замыслом, для исполнения которого он 3 октября 1993 г. пошёл на союз с левыми коммунистами. «Этот вариант провокаторам предвидеть было несложно. И Руцкой, и Хасбулатов, другие народные депутаты (некоторые и с подстрекательской целью) в последнее время только и твердили о необходимости прорыва «информационной блокады»». После прихода к Дому Советов А. В. Руцкому оказалось больше не по пути с А. В. Крючковым, и и. о. президента РФ взял на себя ответственность за потакание «народной стихии». А. В. Фёдоров возражает против ответственности своего шефа за восстание, поскольку, по его мнению, в ДС у Руцкого совершенно не было времени на организацию заговора. Но на плохую организацию не нужно много времени.

Последовавшие решения руководства Дома Советов оказались бесполезными в борьбе за власть, т. к. исходили из уверенности в скорой победе. А. В. Руцкой подписал указы о воспрепятствовании выезду за границу чиновников (в списке из 19 человек не было Б. Н. Ельцина, Е. Т. Гайдара, П. С. Грачёва, В. В. Илюшина, А. Н. Шохина, Г. Э. Бурбулиса, Е. В. Савостьянова) и о замене А. Ф. Дунаева В. П. Трушиным. По словам С. Н. Бабурина, Р. И. Хасбулатов принял участие в этом увлекательном занятии сразу после митинга: «<Когда> я зашёл в кабинет Хасбулатова, то увидел, что он что-то пишет. Я спрашиваю: «Что вы пишете, Руслан Имранович?» Он отвечает: «Я составляю список тех, кого нельзя выпускать за границу». Я говорю: «Вы с ума сошли, какой список? Вы что, не понимаете, что у нас всего несколько часов? Если за эти несколько часов силовые министерства не будут выполнять законы и поддерживать Верховный Совет, то забудьте навеки о своем списке».

Р. И. Хасбулатов не возражал. Получив сведения о взятии «Останкино», он в который раз потребовал от силовых министров занять свои кабинеты. Когда он отбыл на заседание Съезда, такой приказ отдал А. В. Руцкой. В. П. Баранников, судя по всему, ничего не предпринял. А. Ф. Дунаеву прямо позвонили из МВД и сказали: В. Ф. Ерина нет на месте, занимайте кабинет. А. Ф. Дунаев счёл звонок провокацией. Меньше чем через час его сместили, вероятно, по предложению С. Н. Бабурина, в утешение назначив на непонятную должность. Сам Бабурин тем вечером побывал с депутатом И. В. Федосеевым в штабе Московского военного округа и в Министерстве безопасности, констатировал нежелание «силовиков» занять чью-либо сторону. Н. М. Голушко не было на месте. Военные только заверили его, что не применят оружия. С. В. Степашин описывал встречу иначе. Депутаты якобы спросили его: вы за белых или за красных? Он потребовал говорить по существу, без митингов. Депутаты пообещали ему отставку, он пригрозил арестом, если они не уйдут через 15 минут. Очевидно смятение власти, когда посторонние лица могут без приглашения явиться в кабинет министра безопасности (!), очевидно и нежелание чиновников заявить при свидетелях о поддержке какой-либо из сторон конфликта. М. Н. Полторанин, когда ехал в Кремль, т. е. около 21 часа, удивился малочисленности освещённых окон в здании министерства безопасности. А. В. Островский делает вывод, что там не драматизировали ситуацию. Судя по тому, что в конце поездки, у здания ГШ Бабурин чуть не столкнулся с Ельциным, на Лубянке он оказался много позже 21 часа. Правда, перед визитом в ГШ Бабурин всё же вернулся в ДС и выступил с балкона около 00.20, заявив о нейтралитете министерств обороны и безопасности.

В 18.07 начинается заседание Съезда. Р. И. Хасбулатов спокоен: «[…] Сейчас субъекты федерации должны заседать в Конституционном суде, я пригласил их сюда… Сейчас сюда движутся войска – я не знаю, по чьему приказу. Но я убеждён, что войска не станут открывать огонь по защитникам демократии… Я считаю, что сегодня надо взять Кремль. «Останкино» взято. Взята мэрия. Руководителем администрации Москвы назначен Краснов… Сейчас надо определиться, чтобы иметь план действий на ночь и до утра – до полной победы…». Какими силами брать Кремль, депутаты не понимали. Б. Д. Бабаев оценил слова спикера как благое пожелание, не больше. «У Хасбулатова нервный срыв». А. В. Островский, однако, утверждает, что в седьмом часу вечера план захвата Кремля действительно обсуждался в ДС, но его быстро отвергли из-за нереалистичности. Тем временем О. Г. Румянцев занял умы депутатов не менее увлекательным занятием, чем составление проскрипционного списка. Повидав Руцкого и Хасбулатова, он с помощниками быстро составил обращение «Не допустить экстремизма и ненависти!», а через час у его команды был готов состав правительства во главе с Ю. В. Скоковым (невзирая на критику Руцкого), где самой известной фигурой был, пожалуй, министр финансов В. С. Павлов. А. В. Островский полагает, что всё это произошло после 18.40.

А. В. Крючков всё же попытался выполнить свой первоначальный замысел, но всё заглохло у Министерства обороны. В. А. Ачалов изменил своё решение и не прибыл к министерству. В мемуарах он об этом не пишет, но сообщает, что приблизительно в восьмом часу вечера возвращался из мэрии в ДС и травмировал себя. О блокаде Министерства обороны ещё будет сказано, а до радиостанции «Эхо Москвы» сторонники Крючкова не дошли (неудивительно, поскольку в случае успеха в МО планировалась ещё блокада Кремля и лишь потом захват радиостанции). В противном случае произошёл бы скандал. Известный журналист вскоре писал, что «в течение четырёх часов» радиостанция находилась без защиты. Наконец член Президентского Совета Ю. Ф. Карякин сумел разыскать (по телефону?) С. А. Филатова, и на охрану «Эха Москвы» пришли омоновцы. Поскольку в 20.30 добровольцы отправились от Моссовета на защиту «Эха», а к 22.30 были возведены баррикады (см. ниже), «четыре часа» Щекочихина начались не ранее 17 часов. В полночь 4 октября сообщили, что охрана радиостанции «усилена», м. б. на смену добровольцам пришёл ОМОН.

Тем же вечером (по моим впечатлениям, в 20.20) прищла новость о развитии восстания. Захвачено здание ИТАР-ТАСС. Вскоре сторонники Кремля облегчённо вздохнули: ТАСС возобновил вещание. По радио «Эхо Москвы» Ю. Сизов из агентства сообщил: в 20.20 пришли полномочные представители Руцкого в сопровождении автоматчиков. Обвинили агентство в передаче «только лживой, необъективной информации». Потребовали распространить заявление, в котором выражалась точка зрения БД. На улице автоматные очереди, через несколько минут захватчики ушли, но автоматчики остаются на первом этаже. 4 октября в студии программы «Вести» Сизов дал оценку произошедшему: «Нам пришлось пережить несколько минут истинно фашистской диктатуры». По словам генерального директора агентства В. Н. Игнатенко, произошло следующее: в 18 часов в здание агентства пришли два человека, потребовали от журналистов перейти на сторону А. В. Руцкого и «начать давать правдивую информацию». Чтобы потянуть время, им ответили: это может решить только коллегия. В 20.20 те же переговорщики пришли в сопровождении вооружённых людей. Журналисты отключили вещание. Пришедшие начали на ходу составлять «заявление» - заготовленного текста у них не было. Примерно в 20.40 на улице раздались выстрелы (это стреляли милиционеры, верные Кремлю), и автоматчики покинули здание. А. В. Островский провёл детальное расследование попытки установления контроля над зданием ИТАР-ТАСС и пришёл к выводу, подтверждающему в основных чертах свидетельство В. Н. Игнатенко: посланцы ДС получили задание от А. Ф. Дунаева (уже уволенного Руцким) со ссылкой на Руцкого передать в СМИ обращение к населению России, но прибыли в здание агентства без готового текста, совсем как в Останкино. Здесь обошлось без крови: пока незадачливые переговорщики составляли текст, прибыл спецназ, которому сообщили о захвате здания чеченскими боевиками. После беседы в мирном тоне захватчики покинули ИТАР-ТАСС.

Попытки взять под контроль другие объекты в Москве также описаны А. В. Островским. Они остались бесплодными. Тем не менее некоторые сторонники ДС не теряли надежды:

«Честно говоря, угроза нависшей катастрофы не ощущалась мною в те ночные часы. Обе стороны ждали армию и надеялись на неё, каждая уверенная в своей правоте. Действительно, казалось, её вступление должно быть твёрдым и спокойным и, уж конечно, справедливым. А в это время там уже формировали экипажи убийц».

А. М. Макашов, вернувшись из «Останкино», сказал С. Н. Бабурину, что всё очень плохо. Р. И. Хасбулатов якобы записал в дневник: «Демократия потерпела поражение…». Возможно, А. В. Крючков точно передал свои ощущения:

 «В результате потери темпа в конечном счёте чаша весов стала клониться потихоньку в сторону наших противников, и я почувствовал, что где-то уже к одиннадцати часам шансов на победу у нас уже не было. Было уже ясно, что расчёт на то, что на нашу сторону будут переходить какие-то воинские части, этот расчёт не оправдывался».

Вывод: вечером 3 октября в Доме Советов должны были понимать, что силовые структуры в своём большинстве сохранят нейтралитет, а активных сторонников среди них ДС, в отличие от Кремля, не имеет.

Кремль и министерства 3 октября.

В октябре 1993 г. пресса регулярно сообщала о том, что зловещие замыслы руководителей Белого дома были известны задолго до 3 октября, но на них не обращали внимания. Д. А. Волкогонов заявил, что «за 2 недели» из окружения высоких лиц в БД стало известно: в начале октября произойдёт попытка путча. «22 сентября мне позвонил один из иностранных дипломатов», якобы тот говорил по телефону с Б. В. Тарасовым и услышал, что к 3 октября (! – А. З.) они кое-что приготовили». Планирование с такой точностью на такой срок, да ещё не называя источника – очевидная байка. «Один из людей, близких к Хасбулатову, в субботу (т. е. 2 октября) позвонил в одно из управлений администрации президента и оказавшемуся у телефона сотруднику управления, якобы проговорившись, выдал план предстоящих действий», в том числе штурм мэрии, телебашни, телецентра и т. д. При этом к телебашне никто из демонстрантов 3 октября не направился. М. Н. Полторанин рассказал, как к нему приезжали люди из министерства безопасности и сообщали, что «готовится наступление на теле- и радиостанции на Шаболовке, на Ямском поле, на ИТАР-ТАСС и, естественно, что планируется наступление на Кремль». Опять же отметим, что 3 октября в ДС и его окрестностях вроде бы никто не планировал захвата студии на Ямском поле. К сожалению, передёргивает слова всегда компетентный А. В. Островский, когда цитирует заявление В. В. Огородникова о том, что замысел прорыва оцепления БД стал известен МВД ещё 29 сентября. Далее генерал МВД говорит, что целью прорыва был переезд депутатов в другое место и формирование правительства. МВД в ночь на 30 сентября усилило оцепление, и в ДС отказались от замысла. Воспоминания сторонников ДС не подтверждают этой информации. Но В. И. Панкратов также говорил о подготовке защитниками ВС вооружённого прорыва блокады». Слово «вооружённого» намекает на прорыв изнутри. 3 октября блокада была прорвана невооружёнными демонстрантами. Ю. М. Лужков на переговорах 1 октября процитировал высказывания на митингах: «Давайте забирать Останкино!». Это уже свидетельство до событий, а не сочинённое задним числом.

Утром 3 октября Б. Н. Ельцин приехал в Кремль. «Хотя был выходной, в 10.00 собрал совещание с руководителями Кабинета министров». По воспоминаниям Е. Т. Гайдара, присутствовали также «В. Черномырдин, С. Филатов, В. Шумейко, О. Лобов, С. Шахрай, ещё несколько человек». Обсуждаются итоги посещения регионов – там всё под контролем, региональные власти выборы <12 декабря> проведут. «Ситуация в Москве конкретно не обсуждается. Информацией о том, что оппозиция именно на сегодня запланировала переход к конкретным действиям, Министерство безопасности или не владеет, или решило с Президентом и правительством не делиться». А был ли на совещании Н. М. Голушко, министр безопасности по версии Кремля? В мемуарах он обходит тему своего участия в событиях осени 1993 года, но можно уверенно полагать, что утром 3 октября его в Кремле не было. Б. Н. Ельцин подтвердил: несмотря на близкое истечение срока ультиматума от 29 сентября, «в этот момент мы не стали обсуждать силовые варианты разрешения конфликта […] Cтановилось абсолютно ясно, что выборы в новый представительный орган России 12 декабря состоятся». Похоже, и вправду речь шла о выборах в Государственную Думу. Тогда зачем созывать совещание в выходной?

Сборник статей, написанных помощниками Президента РФ, даёт иную картину: Б. Н. Ельцин приехал около 10 часов, а рабочее совещание в его кабинете состоялось в 11 часов. В нём участвовали П. С. Грачёв, В. С. Черномырдин, В. Ф. Ерин, С. А. Филатов, А. В. Коржаков. Оно было посвящено обстановке вокруг Белого дома. «Совещание продолжалось недолго, так как по информации его участников в этот день ничего не вызывало серьёзных опасений». Судя по разному составу участников, прошло два совещания. На второе пригласили «силовиков» - П. С. Грачёва, В. Ф. Ерина, А. В. Коржакова, но опять-таки не Н. М. Голушко. С. А. Филатов был на обоих совещаниях, но не написал ни об одном. А. В. Коржаков, подобно С. А. Филатову, начал рассказ о событиях 3 октября с обеда. Б. Н. Ельцин, по его словам, после первого совещания «работал с документами». Выражение, вызывавшее смех в 1998-1999 годах, когда пресс-секретарь Б. Н. Ельцина этим объяснял его отсутствие на публике. Очевидно, всем участникам совещания было что скрывать.

А. В. Островский утверждает, что в беседе с ним С. А. Филатов заявил: никакого совещания утром 3 октября в Кремле не было. Это он про оба совещания или только про второе? По мнению А. В. Островского, результаты совещания стали известны А. В. Руцкому мгновенно. «Ещё до начала митинга, где-то в 11.30 ко мне пришли представители министерства безопасности и внутренних дел, - с тем чтобы (пунктуация автора - А. З.) предупредить о готовящейся серьёзной провокации. Ельцин дал указание «силовым» министрам: в течение суток покончить с Верховным Советом раз и навсегда». А. В. Руцкой – заинтересованный автор и зачастую неточен. Если же всё верно, то о сути «рабочего совещания» в Доме Советов узнали заранее (и ничем не помешали). Но доказательств недостаточно.

После «рабочего совещания» В. С. Черномырдин вернулся на Старую площадь, куда утром пригласил В. Д. Зорькина. Он сообщил председателю КС о согласии Б. Н. Ельцина на «нулевой вариант». В. Д. Зорькин предложил немедленно сообщить об этом в СМИ, так как, по его словам, 40 дней спустя, «в 14 часов начинался митинг оппозиции на Калужской площади, и надо было спешить». Вернувшись на ул. Ильинка (совсем рядом), В. Д. Зорькин, по его словам, позвонил А. В. Руцкому, Р. И. Хасбулатову и Ю. М. Воронину. Все трое якобы положительно отнеслись к известию. Только один из них в мемуарах упоминает о звонке, но как! Ю. М. Воронин цитирует интервью В. Д. Зорькина без комментариев. Напомним, что, согласно воспоминаниям В. И. Куцылло*, приблизительно в то же время А. В. Руцкой на пресс-конференции отверг «нулевой вариант» (см. выше). Возможно, всем троим неловко признавать быструю смену настроений. Позже к В. Д. Зорькину пришёл С. М. Шахрай и дал понять, что Б. Н. Ельцину неизвестно заявление, сделанное от его имени. Тем не менее он поддержал идею «нулевого варианта», но после сообщения о взятии мэрии ушёл. Я считаю В. Д. Зорькина неспособным на ложь, а значит, неправду сказал С. М. Шахрай насчёт согласия Б. Н. Ельцина на «нулевой вариант» предыдущей ночью. Неожиданное заключение к этой истории даёт Ю. М. Воронин: по его словам, во время переговоров с Свято-Даниловом монастыре днём 3 октября, т. е. после 16 часов, позвонил В. Д. Зорькин (очевидно, с совещания субъектов Российской Федерации – А. З.) и сказал, что Черномырдин и Шахрай оба за одновременные выборы президента и парламента. Просил Воронина поддержать план на Съезде. Воронин якобы согласился, но отметил, что такое решение Съезд уже принял. В мемуары он этот эпизод не включил, написав только о звонках ему Р. Г. Абдулатипова 3 октября, но подчёркивает, что до ночи рассчитывал на возобновление переговоров.

По версии А. В. Коржакова, он с О. Н. Сосковцом, М. И. Барсуковым и Ш. А. Тарпищевым собирался пообедать в Президентском клубе, и тут оперативный дежурный сообщил М. И. Барсукову о прорыве оцепления у Дома Советов и штурме здания СЭВ. «Это могло быть никак не ранее 16.10». Да, если все участники событий говорят правду, чему нет гарантий. Сосковец уехал в Дом правительства, остальные – в Кремль. Дорога от Воробьёвых гор до Кремля на автомобиле через Бережковскую набережную вряд ли заняла меньше 20 минут. Они якобы проехали через толпу восставших, но те лишь стучали по машине руками, не разбивая затемнённых стёкол. «Приехали в Кремль и сразу позвонили Борису Николаевичу на дачу». Б. Н. Ельцин уточняет: по спецсвязи звонил М. И. Барсуков. Он докладывал, в частности, об «идущем в эти секунды» штурме мэрии, который происходил, как известно, в 16.08-16.25 (см. выше). «Ельцин воспринял происходящее более или менее спокойно». После этого «примерно в половине пятого позвонил М. Н. Полторанин», т. е. звонок М. И. Барсукова последовал, очевидно, немногим ранее 16.30. Так что его сведения о штурме мэрии оказались своевременны, в отличие от сведений безвестного оперативного дежурного, несколько преждевременных.

Вопросы А. В. Островского резонны. Зачем секретность вокруг «рабочего совещания» в Кремле? Неужели ни Б. Н. Ельцин, ни его министры не смотрели новостей в 15 и 16 часов и не предупредили Б. Н. Ельцина? Куда смотрели В. Ф. Ерин и Н. М. Голушко, что оставили Б. Н. Ельцина в неведении? Почему А. В. Коржаков и М. И. Барсуков выехали в Кремль, не уточнив обстановки? Мог ли В. Ф. Ерин решиться на применение силы без санкции Б. Н. Ельцина? (На это отвечу – да. Предварительная санкция уже была). Когда подготовлен указ о введении чрезвычайного положения в Москве? Всё это ещё не доказывает заговора Кремля.

С. А. Филатов, подобно Б. Н. Ельцину, в тот день обедал дома. Он уверяет, что в 15.30 ничего не знал. Зато услышав в автомобиле о стрельбе у Белого Дома, «попытался связаться с президентом, затем с Сосковцом». С последним он связался – значит, Сосковец уехал в Дом правительства раньше, чем пишет Коржаков? Полагаю, связаться с Ельциным должно было быть легче. Не позже 16.20 С. А. Филатов приехал в Кремль. Если он дозвонился до Б. Н. Ельцина, то раньше М. И. Барсукова. Впрочем, по словам Филатова, за 10 минут он доехал от Кремля до Свято-Данилова монастыря, что невозможно. Видимо, звонок Сосковца прозвучал раньше. Вообще на точность мемуариста, написавшего, что 3 октября 1993 г. была суббота, полагаться нельзя. Дальнейший хронометраж событий в Свято-Даниловом монастыре даёт оппонент Филатова Ю. М. Воронин; по его подсчёту, переговоры прервались около 17.30. Президентская делегация тут же уехала, а парламентская осталась до 20.30. Однако в 20 часов посредники констатировали неявку сторон; скорее всего, парламентская делегация к этому времени тоже покинула монастырь. Воронин также небезупречен как мемуарист: слова Лужкова о 2 тысячах демонстрантов он приписал Филатову, не заглянув в стенограмму переговоров.

Почему Б. Н. Ельцин скрыл факт разговора с С. А. Филатовым, а С. А. Филатов – содержание разговора? Первому пришлось бы объяснять, почему он не предпринял никаких действий до разговора с М. И. Барсуковым, а если предпринял, то какие. Молчание С. А. Филатова наводит на догадки о содержании разговора. Предположим, Б. Н. Ельцин ответил: «Я в курсе происходящего и принимаю меры». Возникнет подозрение, что он не возражал против обострения обстановки в Москве. Как бы то ни было, Ельцин прилетел на вертолёте в Кремль в седьмом часу вечера. Его обращение к нации показали по телевидению только в 9 часов 4 октября, за что Ельцин подвергся резкой критике противников ДС. На наш взгляд, правильную оценку этому факту дали вечером 3 октября на совещании представителей субъектов Федерации: «Участникам совещания сообщают, что Ельцин должен был выступить по телевидению до 14 часов, чтобы предотвратить возможные столкновения. Поскольку выступления не было, то он, видно, избрал силовой вариант».

Б. Ю. Кагарлицкий готов снять долю ответственности с Б. Н. Ельцина: «Справедливости ради надо сказать, что корреспондент газеты «Сегодня» Сергей Пархоменко* (здесь и далее – признан в РФ иностранным агентом), находившийся тем же вечером в Кремле, обнаружил там сходную картину: среди членов правительства царила паника, Ельцин совершенно не контролировал ситуацию и только расспрашивал окружающих, что происходит. По словам Пархоменко*, все это напоминало «сумасшедший дом». Однако некоторое время спустя в Кремле появились «серые кардиналы» режима Геннадий Бурбулис и Михаил Полторанин. Они фактически взяли на себя управление и быстро навели порядок среди растерявшихся членов правительства. Эти двое прекрасно знали, что серьёзной угрозы нет. Судя по всему, именно они и составили сценарий «решающего сражения». Тот самый сценарий, который сейчас реализовывался во всей красе. Не исключено, что «авторы сценария» провоцировали не только Руцкого и Хасбулатова, но и собственного шефа. Впрочем, все это уже не имеет значения».

С. А. Чарный резонно возражает: «В результате <паники 3 октября> появилась масса легенд о том, что была полностью утрачена управляемость, а кто-то из видных политиков-«демократов» приехал и, взяв дело в свои руки, спас ситуацию. Однако это лишь легенда, поскольку во всех версиях «спасителями» выступают разные люди. Да к тому же ни у кого из них не было возможности лично договариваться с «силовиками» - это мог сделать только Ельцин».

А. В. Островский полагает, что и А. С. Куликов доложил Б. Н. Ельцину о выводе внутренних войск из Москвы прежде звонка М. И. Барсукова. Но приводимая им цитата противоположна по смыслу: «это решение […] так и не было сообщено президенту страны».

Е. Т. Гайдар поехал из Кремля на Старую площадь – ещё поработать в воскресенье. Как он утверждал, ему сообщили о начале штурма мэрии «часов примерно в 16».

«Ко второй половине воскресного дня, 3 октября, в Кремль стали съезжаться сотрудники Службы помощников, члены Президентского совета, пришли и некоторые сторонники Б. Ельцина. Помощник по правовым вопросам Ю. Батурин сел писать проект указа Президента о чрезвычайном положении в Москве, спичрайтеры вместе с несколькими членами Президентского совета – Обращение Б. Ельцина. Его помощник по внешнеполитическим вопросам Д. Рюриков и пресс-секретарь В. Костиков прямо в Кремле проводили брифинги для иностранных корреспондентов». «Обращаю внимание: не во второй, а «к второй половине», т. е. примерно к 14.00». Откуда такая точность - непонятно. А формулировка и вправду нечёткая. В. В. Костиков рисует иную картину: помощники Б. Н. Ельцина в субботу 2 октября отправились отдыхать и узнали о восстании 3 октября «из телевизионных репортажей, находясь кто дома в Москве, кто за городом на дачах». За ним самим служебная машина приехала в Перхушково вечером 3 октября, т. к. на даче не работал телефон «В темноте я едва разглядел, что на площади стоит вертолёт», а темнота наступила около 19 часов. И лишь через полтора часа начались брифинги в Кремле. «Все шофёры были отпущены по домам. Когда Виктор Илюшин распорядился наконец собрать помощников в Кремль, то долго пришлось разыскивать водителей». Заместитель А. В. Коржакова контр-адмирал Г. Н. Захаров, по словам В. В. Костикова, вечером 3 октября у себя на даче включил телевизор и узнал о штурме «Останкино». Но некоторые были наготове. Е. Т. Гайдар повторяет: «На вечер, на 19.30, было назначено экстренное совещание членов правительства». «На 19.30 Черномырдин назначил заседание правительства». Казалось бы, естественная реакция на беспорядки в Москве. Но вот что произошло несколькими часами раньше.

А. Н. Шохин и Г. Э. Бурбулис днём 3 октября отдыхали в Архангельском. Тем не менее Г. Э. Бурбулису «надо было где-то в 4 (пополудни) уехать в Москву», сообщает его жена, но не уточняет, зачем. Чуть позже Г. Э. Бурбулиса, «ну, может быть, в 16.15 или 16.20», уехал в Москву и А. Н. Шохин. Н. Бурбулис настаивает, что оба уехали до сообщения о взятии мэрии. Получив известия в автомобиле, А. Н. Шохин объяснил, что всё равно поедет на заседание правительства. Впоследствии Бурбулис высказал более безобидную версию: якобы он поехал в Москву из-за рассказа соседей о стрельбе в столице, но это лишь подтверждает: Бурбулису было что скрывать. Итак, либо он получил информацию о восстании и вызов в Москву, но не стал беспокоить семью, либо заседание правительства было запланировано заранее. Не слишком ли много для воскресного дня – утром совещание, вечером заседание.

А зачем поехал в Москву Г. Э. Бурбулис? Ведь в 1993 г. он уже не занимал официальных постов. Понятно, оппозиционеры склоняли его фамилию, но скорее из-за звучности. Доехал он безо всяких препятствий, но лишь в 22.15 пришло сообщение о том, что Бурбулис в Кремле. Из его позднейшего рассказа можно понять лишь то, что он чего-то ждал и поехал в Кремль после звонка Филатову. Полковник В. Н. Баранец вспоминает, что Г. Э. Бурбулис был среди лиц, звонивших в ночь на 4 октября П. С. Грачёву с требованием решительных действий. А. В. Коржаков рассказывает про предложение Бурбулиса использовать против толпы лазерное оружие М. Н. Полторанин, прибывший в Кремль раньше Бурбулиса, лишь отмечает, что его вызвал С. А. Филатов. Больше о своих действиях в начале октября 1993 г. он не пишет ничего, хотя мемуары Полторанина претендуют на обжигающую откровенность. В интервью на радиостанции «Эхо Москвы» 9 октября 1993 г. он говорил другое: когда было взято 2 этажа «Останкино» (этого не было – А. З.), позвонил Бурбулис и спросил, что происходит. Полторанин из Федерального информационного центра позвонил в Кремль, там ничего внятного не ответили, тогда поехал в Кремль сам (цит. по сборнику «Поражение цели»). Напомним, что согласно А. В. Коржакову, Полторанин впервые звонил в Кремль около 16.30 и должен был обо всём знать. Около 19.30 Полторанин звонил Брагину с требованием отключить телевещание. С. А. Филатов был в Кремле не позже 19.30, поскольку около этого времени ему звонил В. И. Брагин с вопросом, выполнять ли требования об отключении. В 3 часа ночи Полторанин вернулся в Федеральный информационный центр.

А. Б. Чубайс утром 3 октября уехал с женой в лес (куда?) По его словам, «во второй половине дня в лесу проходили мимо люди, которые сказали, что в Москве пролилась кровь». Коротко и неясно. Так можно было сказать и о столкновениях 2 октября. А. Б. Чубайс сначала вернулся на дачу, а затем на автомобиле поехал в Москву. «Часам к четырём или пяти приехал в Москву». А. В. Островский полагает, что если к четырём, значит, начал собираться в Москву до начала событий. Для меня подозрительно и нежелание А. Б. Чубайса рассказать, что и как он узнал о начале беспорядков 3 октября. Маловероятно, чтобы его, в отличие от А. Н. Шохина, не вызвали на заседание правительства.

Б. Г. Фёдоров 3 октября прилетел в Москву из-за границы. Около 17 часов он приехал домой. «На всякий случай» позвонил Е. Т. Гайдару и спросил, нужно ли приехать в правительство. Получив отрицательный ответ, лёг спать. Разбуженный женой, он приехал на Старую площадь около 22 часов, но там ему было почти нечего делать. Из мемуаров Фёдорова можно сделать вывод, что он вообще не узнавал новостей до вечернего телеобращения Е. Т. Гайдара. Едва ли это вероятно.

О самом заседании правительства Е. Т. Гайдар пишет, что оно не началось в 19.30 и даже когда по телевидению выступил Ю. М. Лужков. Лужков записал своё выступление по ТВ ранее 19 часов (см. ниже), а когда его показали – неясно. Далее, по его словам, Гайдар «решился обратиться к москвичам за поддержкой» и позвонил С. К. Шойгу, В. Ф. Ерину, Б. Н. Ельцину, переговорил с глазу на глаз с В. С. Черномырдиным, пошёл к себе в кабинет и записал обращение для «Эха Москвы», приехал к зданию Российского телевидения, после долгих переговоров вошёл внутрь, услышал, что захвачено здание ИТАР-ТАСС, опять позвонил В. Ф. Ерину и в 20.40 вышел в эфир. А. Н. Шохин вспоминает, что он успел «помитинговать с Гайдаром и Чубайсом», прежде чем около 22 часов началось заседание правительства. Его участники следили за обстановкой в Москве по телевизору. По данным А. В. Островского, совещание продлилось с 21.30 до 22 часов, в результате был создан оперативный штаб по поддержанию порядка. Первоначальная повестка заседания остаётся невыясненной. Поэтому позволительно предположить, что она была связана с совещанием субъектов Федерации, на котором Ельцину предлагали уйти в отставку, а Черномырдину – возглавить правительство национального спасения. А. В. Островский доказывает, что обращение субъектов Федерации было составлено ещё до полудня 3 октября, а значит, оно могло заранее стать известно заинтересованным лицам. Он же отмечает стилистическое сходство Указа Президента РФ № 1575 о введение чрезвычайного положения в городе Москве с прозвучавшим в первом выпуске «Вестей» из резервной телестудии обращении Совета министров - Правительства РФ к москвичам и гражданам России и делает вывод, что оба были составлены до взятия мэрии. Так что правительству было чем заняться в воскресенье 3 октября. Многие комментаторы указывают на враждебность В. С. Черномырдина к ВС; неудивительно, что вместо ответа на предложение представителей субъектов Федерации он тянул время, а ночью «говорил своим замечательным русским языком с губернаторами (а не главами Советов – А. З.), которые его быстро понимали». Отметим также, что Указом № 1576 (по мнению С. А. Чарного, подписанным одновременно с предыдущим) Ельцин фактически назначал своим заместителем Черномырдина вместо Руцкого.

П. С. Грачёв не оставил мемуаров. В интервью Д. И. Холодову он заявил, что после введения ЧП в Москве (указ Ельцина о введении ЧП в Москве был задним числом датирован 16 часами; историю его появления и распространения реконструирует А. В. Островский) начал действовать только в 17 часов. Далее он произнёс: «ситуация усложнилась, пошли нападения на мэрию, Останкино». Бой за мэрию закончился много раньше 17 часов. По словам Б. Н. Ельцина, в телефонном разговоре, состоявшемся около 17 часов, П. С. Грачёв сообщил о проведённых переговорах с рядом командующих. Командир Таманской мотострелковой дивизии В. Г. Евневич «после 14 часов» получил сообщение: на связь вызывает П. С. Грачёв. Приехав с дачи в Генштаб, В. Г. Евневич «часов в 16» позвонил Грачёву, который отдал распоряжение привести дивизию в повышенную боеготовность. П. С. Грачёв объяснил это участившимися попытками проникнуть в здание МО, а также бродящими по Москве вооружёнными толпами. Интересно, зачем он звонил в третьем часу пополудни, когда толпы ещё не бродили? В ночь на 4 октября П. С. Грачёв демонстрировал крайнюю осторожность, так что вряд ли днём 3 октября он решился бы на переговоры с командирами без предварительной санкции Б. Н. Ельцина.

По мнению корреспондента газеты «Сегодня», коллегия Министерства обороны началась в здании на Воздвиженке в 19.30. Главком сухопутных войск Семёнов и замминистра Громов не пришли на неё якобы из-за блокады здания демонстрантами; П. С. Грачёв на встрече с корреспондентом «Комсомольской правды» 6 октября 1993 г. уточнил: Семёнов был на своём месте в штабе сухопутных войск, а Громову и вправду пришлось пробираться подземными ходами. Впоследствии выяснилось, что Б. В. Громов отказался от участия в коллегии из-за нежелания участвовать в противостоянии, так что блокада ничему не помешала. По мнению Грачёва, к зданию МО в 18 часов пришли около 500 человек и заблокировали его. Но впоследствии туда же прибыли члены Союза ветеранов Афганистана под руководством А. А. Котенёва и «разобрались». Один из пришедших вспоминал, что у здания МО увидел толпу вооружённых людей, которые жгли костры. В конечном счёте их уговорили уйти. Корреспондент «Известий» писал о каких-то людях, начавших стекаться к зданию МО «после восьми вечера». Они жгли костры и ждали приезда В. А. Ачалова. Вместо министра обороны по версии ДС к зданию около 10 часов вечера приехали более 100 членов Союза ветеранов Афганистана во главе с Котенёвым, которые очистили подступы. По подсчёту П. Фельгенгауэра, блокада началась в 19.20. А. В. Крючков рассказал следующее: «Капитан Широков во главе 500 человек заблокировал Генштаб, я где-то минут через 20 там появился». «Мне один из генерал-лейтенантов прямо сказал: «Если будет Ачалов, я буду выполнять все его распоряжения»». «Некоторые смотрели со злобой». Ачалов не появился и через 2 часа. Тогда Крючков в сопровождении 2 человек вернулся в БД, «время было уже тёмное». По словам Крючкова, Ачалов упал и расшиб колено на его глазах. «Тут же вскорости появился Макашов», который уехал от телецентра около 21.17. Очевидно, оставшихся после отъезда Крючкова демонстрантов уговорили уйти ветераны Афганистана.

План Крючкова сорвался не из-за нерешительности Ачалова, а из-за переоценки собственных сил. Один из лидеров восстания считал, что сможет выделить для захвата стратегических объектов более 50 тыс. человек (см. выше), а в итоге нашлось около 500 человек на всё. Разумеется, ни о какой блокаде Кремля и думать было нечего. Возможная харизма Ачалова вряд ли бы изменила настроение офицеров: противник силового варианта Б. В. Громов попросту не явился в ГШ, следовательно, те, кто явились, едва ли взяли бы сторону ДС.

Л. И. Сигал уверенно пишет: «По утверждению Павла Грачёва, уже 2 октября Ельцин настаивал на вводе войск в Москву, о чём прямо отдал соответствующий приказ 3 октября в 14 часов, то есть ещё до того, как сторонники Верховного Совета начали шествие по Садовому кольцу. Таким образом, представляется почти доказанным, что предпринятый 4 октября штурм Дома Советов был плановым. Другое дело, что Ельцину и Черномырдину пришлось оказывать на армию сильнейший нажим. 
 Из этого, однако, нельзя сделать однозначный вывод, была ли запланирована Кремлём предшествовавшая штурму провокация. Очевидна только заинтересованность правительства спровоцировать противостоящих на активное выступление, чтобы получить предлог для «решительных действий». Ещё в конце сентября в печати (в частности, в «Независимой газете») сообщалось об обсуждении руководством МВД плана спровоцировать «белодомовцев», используя специально выпущенных из тюрьмы уголовников». Вот только ссылки на источник, откуда он якобы почерпнул слова П. С. Грачёва, автор не даёт.

«Новая ежедневная газета» уже в октябре 1993 г. спросила: «По какой причине скрывается количество воскресных заседаний коллегии Министерства обороны?» По мнению неназванных авторов заметки, причина в том, что на первой коллегии, начавшейся в 14 часов, раздавались голоса: «Армия вне политики». На второй, начавшейся в 19.30, тоже не всё было решено, и понадобилась третья с участием Б. Н. Ельцина в 23 часа. Со своей стороны спросим: зачем созывалась коллегия в 14 часов, когда никакого шествия к ДС не было? «Литературная газета» писала, что по официальным данным 3 октября была одна коллегия Министерства обороны, продолжавшаяся с 23 до 0 часов, на ней присутствовали Ельцин и Черномырдин (на самом деле они приехали во втором часу ночи – А. З.). Неназванные офицеры Генштаба сообщили корреспонденту «ЛГ» о первом заседании коллегии МО, состоявшемся с 17 до 19 часов. На нём разделились мнения – привлекать армию к подавлению беспорядков или обойтись силами МВД? «Советская Россия», ссылаясь на столь же анонимного офицера ВС, утверждает, что члены коллегии Министерства обороны начали совещание в связи с обстановкой в Москве в 14.00 3 октября. Полный состав коллегии собрался в 17 часов и принял решение о нейтралитете. Видимо, совещания шли и в 14, и в 17, и в 19. 30, и в 23 часа.

Начальник управления МБ по Москве и Московской области Е. В. Савостьянов также рассказывает о заблаговременной готовности к произошедшему. Ещё «во вторник», т. е. 5 октября 1993 г., выступая по телевидению в программе «Взгляд», он намекнул, что был в курсе тайных замыслов Дома Советов. Позже он выразился конкретнее: «События 3 октября развивались таким образом, что было ясно: потребуется в этот день и предстоящую ночь интенсивная работа следственных бригад. Поэтому около 13.30 я вызвал из дома всех следователей. С другой стороны, ни мною, ни в мэрии (где находился штаб) не рассматривался вариант, что Руцкой призовёт к оружию. Все источники доносили: в Белом доме понимают, что оружие не нужно. Кто начнёт бойню – тот проиграет». Итак, Савостьянов, по его словам, ожидал похода демонстрантов к ДС, иначе что ему «было ясно» ранее 14 часов? Если учесть, что вскоре он сеял панику, а также его связь с делом С. Н. Терехова, рискну назвать Е. В. Савостьянова посвящённым в заговор.

В. И. Панкратов не выходил на связь с подчинённой ему московской милицией до утра 4 октября, за исключением селекторного совещания в 20 часов, где он произнёс: «Продолжить обычную службу по несению общественного порядка» и снова пропал. Зато он «хорошо взаимодействовал», обменивался информацией с дружинниками у Моссовета (см. ниже).

Есть ли непосредственные свидетельства о подготовке Кремлём провокации? В первой книге мемуаров Хасбулатов уверенно пишет о совещании у Ельцина в Завидово 2 октября, ссылаясь на некоего информатора. Он перечисляет состав приглашённых и решение: начать штурм ДС на рассвете (какая точность! – А. З.) 4 октября, причём убить Руцкого и Хасбулатова. В 2011 г. Р. И. Хасбулатов решил предать огласке упомянутый текст, якобы полученный им вечером 2 октября 1993 г. (в новом издании книги пояснение: «из переданной депутатом записки информатора с совещания»). На наш взгляд, он не выдерживает критики. Участники совещания постоянно говорят о том, какую поддержку имеет Р. И. Хасбулатов и как он близок к победе. Никаких задач на 3 и 4 октября Б. Н. Ельцин не ставит. Текст соответствует цели… мемуаров Р. И. Хасбулатова – возвысить его роль в конфликте. Кто бы ни был автором фальшивки, она не может служить доказательством заговора Кремля.

И. В. Константинов полагает: «Наложение нескольких процессов. План какой-то был Ельцина и спецслужб на провокации, но многие участники тех событий использовались втёмную». – «В том числе со стороны Кремля и МВД?» - «Да. Поэтому было много беспорядка, много непрофессионализма, много случайности».

Вывод: несмотря на отсутствие задокументированных приказов следующего содержания: «3 октября после 14 часов сторонники Дома Советов пойдут с Калужской площади к Дому Советов, надо позволить им прорвать все оцепления, а потом поощрять их нападения на ключевые объекты в городе», можно говорить как об осведомлённости сторонников Кремля насчёт разворачивающихся событий, так об их последующем нежелании её раскрывать. Для меня провокация со стороны Кремля, выражающаяся в намеренном бездействии, несомненна.

В сокращении. Полный текст статьи будет опубликован в журнале: OSTKRAFT. 2024. №21-22