Два пути русского социализма / Леонид Галич (1906)

I. 

Кажется, нигде в мире социализм — как настроение и идея — не прививается с такой легкостью, как у нас, в самодержавной России. До сих пор, собственно говоря, за исключением кружка англоманов и небольшой кучки сознательных мракобесов, у нас не было ни одной партии, не “зараженной” так или иначе социализмом.  Идеал социального равенства так крепко сросся с сознанием, что стал даже своего рода оселком для испытания политической порядочности. Кто спорил против этого идеала, на того в интеллигентных кружках — в наших русских политических скитах — тотчас же начинали коситься: уж не сыщик ли, кто его разберет? В литературе только то нравилось, в чем ощущался жгучий вкус социализма. Недаром даже ярым реакционерам приходилось посыпать свою проповедь поддельным социалистическим перцем. Наивный человек чувствовал, что ему язык щиплет и, успокоенный, глотал угощение. Почитайте-ка защитников византизма. У них часто не сразу и разберешь, чего им хочется — социалистической фаланстеры или новой казармы для городовых. То и дело с умилением говорится, что идеал старого строя — водворить полное равенство, правда под надзором начальства, но зато без социальных противоречий. Грех Европы в том и усматривался, что там произошло расслоение, появились нищета и богатство, горсть хозяев и армия пролетариев. С каким огнем святого народолюбия, с какой грустью о “разваливающейся” Европе изображает этот грех Достоевский!

На Западе с идеями социализма, немедленно по их появлении, столкнулись интересы имущих. Идеал социального равенства выступил на политическую арену не в качестве бесплотной мечты, а в осязательном костюме бойца. Его встретили с такими же чувствами, как если бы столкнулись с разбойником. До сих пор в уме широких слоев еще не стерся отпечаток испуга, и социализм не отделяется от разбоя. Не будь этой роковой встречи, несомненно, что социалистические идеи не встречали бы даже до настоящего времени такого стойкого и тупого противодействия. Потому что:

Leicht bei einander wohnen die Gedanken

Doch hart im Raume stossen sich die Sachen.

Заблуждение никогда не бывает столь цепким, как реальные житейские интересы.

У нас, до прошлого года, не было и не могло быть той встречи, которая так испугала Европу. Социализм к нам донесся в виде идеи и очень скоро прососался в наше сознание. Просачивание социалистических настроений, быть может, продолжалось бы и впредь столь же успешно, если бы не злополучная тактика наших русских социалистических партий, сразу пробудившая к жизни дремавшие житейские интересы и заставившая их чутко насторожиться.

Европейский политический социализм, несмотря на свой революционный костюм, давно уже перестал быть страшилищем. У него свирепый язык, но очень незлобивое поведение. Прежде всего, западный социализм давно уже отвык от манеры приставлять нож к горлу имущих, хотя бы даже и в фигуральнейшем смысле. Когда он говорит об экспроприации, о захвате средств производства, к которому прибегнет пролетариат — всем известно, что это “музыка будущего”, что никого грабить не собираются, а говорят о сложном процессе, о будущих законодательных мерах, никому не угрожающих разорением. Революционнейший из революционных писателей, правоверный социал-демократ Каутский, и тот красноречиво подчеркивает, что экспроприация произойдет путем выкупа. Говорится это в брошюре с необычайно грозным заглавием “О социальной революции”. Естественно, что такого рода переворот, к тому же отодвинутый в будущее и изображаемый, как конечный этап грандиозного процесса развития, — неспособен никого напугать.

В настоящем же поведение социалистов еще более невинного свойства. Они — верные защитники демократии, упорные борцы за свободу. Одна из главных заслуг германской социал-демократии — ее борьба с правительственной реакцией. Недаром Моммзен заметил, что в Германии социалистическая партия — единственная защитница либерализма. В тех округах, где им не провести своих кандидатов, социалисты голосуют за либералов — свободомыслящую народную партию и союз свободомыслящих, — хотя эти две немецкие копии левой части союза 17 октября предпочитают голосовать за консерваторов, только бы не пропустить социалиста.

Что касается экономической области, то здесь тактика социалистов не уклоняется от тактики демократов, заслуживающих такого названия. Отстаивать в пределах возможного интерес рабочего класса — таков руководящий девиз. Социалисты борются за все меры, улучшающие положение рабочих: за сокращение рабочего дня, за законодательную охрану рабочих, за пенсии, за государственное страхование. Всем известна щепетильная осторожность, с какой западные рабочие прибегают за последнее время к забастовкам. И тут социалистические партии стараются идти рука об руку с могущественными профессиональными союзами, которые не слишком-то склонны рисковать зря, не взвесив всех шансов.

Главное орудие социалистов — неутомимая идейная пропаганда и идейное “революционизирование” народа. Постоянно повторяется лозунг, что высшая задача социал-демократии “произвести резолюцию в умах”, укоренить в народном сознании понимание и симпатии к социализму.

Ортодоксальные марксисты уверены, что никто, за исключением пролетариев, не способен восприять эти симпатии, потому-де, что “идеология класса определяется его интересами”. Но действительность не соглашается с догмой. Она — неисправимая еретичка. В рядах социалистических партий чрезвычайно много не пролетариев. Например, в германской социал-демократии таких непролетарских “товарищей”, по-видимому, около половины. Не говоря уже о “буржуазной интеллигенции”, здесь фигурируют разнообразнейшие слои, от крестьян до крупных промышленников. Под красным знаменем германского социализма, очевидно, объединяются все те, кто сочувствуют развитию общественности в сторону социализации производства при растущей демократизации государства. По отношению к подобной настроенности, несомненно, вся партия однородна. И несомненно, что у кого есть эта настроенность, тот с полным правом может считать себя и считаться вполне хорошим “товарищем”, т. е. членом социал-демократической партии.

Разногласия в среде социалистов и постоянные перекоры на партейтагах лучший довод в пользу того, что немецкая социал-демократия — развивающийся живой организм, а не застывший катехизис марксизма. Но если бы теоретические посылки и остались во всей своей неприкосновенности, то все же жизнь партии — в ее воздействиях на общественное сознание, в тех толчках, которые она дает обществу в сторону социализации и демократизации.

Скажу тут же, забегая вперед, что такой социалистической партии в России до сих пор нет. У нас есть бланкистское настроение в сомнительном марксистском костюме. Такова наша русская социал-демократия.

II.

Об ошибках русского социализма, об его тактических промахах уже много писалось и говорилось. Мне не хотелось бы повторять уже сказанного. Перехожу прямо к тому, что считаю существом дела, основной исходной ошибкой. Наши русские социалистические партии нанесли удар социализму, психологически его изолировав. Между ним и всенародным сознанием они поставили высокий барьер и этим задержали процесс, который раньше протекал беспрепятственно. В атмосфере, уже пропитанной настроениями, чрезвычайно благоприятными для того, чтобы социализм укоренялся и рос, они вызвали глубокое возмущение и искусственно добились того, что так долго заглаживалось на Западе: испуга крупных групп населения и недоверия к тенденциям социализма.

Вся задача политических партий — укоренить в психике масс тяготение к определенным идеям. Это делается не так просто, как кажется. Завоевать доверие населения, срастить его с своим идеалом, произвести не поверхностную только, но глубокую, захватывающую всю душу, резолюцию в народном сознании — задача несравненно труднейшая, чем сагитировать сто тысяч людей и увлечь их зажигающим лозунгом. Для того, чтобы создать настроение, которое срослось бы с инстинктами — необходимы годы работы, нужна долгая серьезная школа, длительный процесс всасывания — и не только отвлеченных идей, но и конкретных волевых навыков. Потребна, как выражается Плеханов, предметная система обучения.

“Я хорошо знаю — пишет Плеханов[1] — что предметные уроки несравненно полезнее всяких других. Это значит вот что. Народ имеет политический предрассудок... Как разрушить этот предрассудок? Посредством предметного урока, путем наглядного обучения. “Ты думаешь, что это так? Испробуй предмет твоей веры на деле. Ты увидишь, что ты ошибался”. Как убедить тянущегося к огню ребенка в том, что огонь жжется? Дайте ему прикоснуться к огню, и он поймет вас в одно мгновение. Вот то же и в политике, то же и там, где дело идет о разрушении политических предрассудков народа”.

Надо воспитать веру, что предрассудок, действительно, предрассудок, что он гибелен для интересов народа и что, напротив, идеал партии всегда толкает туда, где находится прирост благоденствия. Допустим, что марксизм прав. Допустим, что социальная психология всегда определяется интересами, что искренно впитать социализм может только пролетарий, наймит. Даже и в таком случае русский социализм заблудился. Поссорив пролетариат с массами, политически его изолировав, увлекши в непосильные схватки и проведя сквозь ряд поражений, он подорвал веру в себя даже в пролетарских слоях. Тактикой угроз и набегов, затронувших широкие интересы и потому вызвавших подавления, он сыграл в руку реакционным тенденциям. Самим же увлекаемым пролетариям он дал чувствительный “наглядный урок” — но только не в желаемом смысле, а, к сожалению, в совершенно противоположном. Рабочие на своей спине испытали, что их социалистические вожди заставляют их обжигаться. Немудрено, что после каждого поражения росли “черные сотни”.

Социалисты не должны забывать, что они по преимуществу — воспитатели, что они борцы с предрассудками и насадители тенденций и навыков. Тем и могуч западный социализм, что он этого ни на минуту не забывает. Борьба его идет на два фронта; пролетариям он прививает свои идеи, а в остальных, непролетарских кругах старается ослабить тенденции, враждебные тенденциям социализма. Выражая свою мысль в такой форме, я собственно иду на уступки традиционному марксистскому пониманию. Если заглянуть глубже, то и тут, и там процесс одинаков. Идет борьба с старыми предрассудками, враждебными тенденциям социализма, и прививаются социалистические идеи — система новых навыков и сочувствий. Нет сомнения, что в пролетарской среде ассимиляция протекает успешнее. Но и в других слоях она происходит, и недоверие к тенденциям социализма, злобное противодействие им, несомненно с каждым днем убывает. Отрывая социалистически-чувствующих от всей массы прочих людей и толкая их в борьбу со всем миром — русские социалистические вожди совершают непростительную ошибку: они сами подрывают под собой почву. К сожалению, слепота их упорная. Я боюсь, что она неизлечима.

Что сделали у нас социалисты? Они забыли о том, что они — горсточка в море, что вокруг русской социалистической партии стоит многомиллионный народ, едва тронутый политическим воспитанием, с глубокими и цепкими предрассудками. Много ли сознательных прогрессистов, не говорю уже сознательных социалистов — хотя бы даже в пролетарской среде? Политическое воспитание России только-только, можно сказать, начинается. При таких условиях отрывать себя от народа, вступать в вражду с теми тенденциями, которые организуют его и борются с его предрассудками, (нападки на “буржуазный” либерализм) значит покушаться на самоубийство. Этот героический акт и был выполнен нашими социалистами. А их упорство в ослепивших их заблуждениях, к сожалению, заставляет предполагать, что и впредь наши социалистические партии не окажутся на высоте положения. Для искренних друзей социализма открывается одна только возможность — создавать новую партию, по существу аналогичную западным. Тем настойчивей такая потребность, что к чисто-политическим нуждам здесь примешиваются и нужды культурные.

III. 

Русская социал-демократия — это новая личина народничества. Снимите иностранную маску, и вы увидите знакомую физиономию. Недаром даже костюм так упрямо вязнет в традициях. Лохматая народническая грива и мятая цветная рубашка — настолько же костюм социал-демократии, как были раньше формой народничества. Только по второстепенным деталям, уловляемым лишь опытным глазом, внешность социалиста-марксиста разнится от обличья народника. Кто не мастер разбирать в петличках, не может не попасть впросак, проглядев оттенок научности — видовой признак и гордость марксиста.

Всего более роднит обе партии глубокая индифферентность в культуре, выходящей за пределы политики. Оговариваюсь: и тут есть отличия. Народник ненавидит эту культуру, марксист пренебрежительно игнорирует. Для народника философия и искусство — дрянная блажь, барские выдумки: “с жиру бесятся проклятые кровопийцы”. Для марксиста же — ведь он хоть что-нибудь да читал! — весь этот “тьфу, эстетизм”, вся эта “тьфу, философия”, как картинно выражался г. Ленин — особый вид “мещанской идеологии”, интересный не сам по себе, по своему духовному содержанию, а единственно как показатель и выразитель буржуазного душевного строя. Но недаром буржуа обречен. Вся его душевная жизнь скоро полетит к черту, рука об руку с прибавочной ценностью. К чему же уделять ей внимание, тем более, что не такое теперь время, чтобы тратить силы на “отвлеченную ерунду”, когда есть задачи более неотложные, напр., фракционные разногласия.

Русский политический социализм был всегда религией молодежи. Он расцветал на школьной скамье и осыпался после первых же заморозков. На многое из психологии социалистов и из тактики социалистических партий бросает свет эта особенность. Статистика партийных работников привела бы к примечательным результатам. Средний возраст русского социалиста вряд ли выше 20—21 года. Руководители, конечно, постарше, но кружковая эмигрантская атмосфера — лучший эликсир юности. К тому же беспощадный подбор, выбрасывавший за борт партии всякого, кто тяготел к ересям, очищал ряды социализма от слишком беспокойных умов.

Молодежь по преимуществу импульсивна. Она живет порывами воли, и только волю ценит и уважает. Не отсюда ли благоговение социалистов перед своим партийным “начальством” — людьми негнущейся воли, исключительного властолюбия и упорства, при зачастую очень дюжинном мозге.

Сам стиль партийной литературы — угловатый, грубый, стремительный, стиль без оговорок и аргументов, — кричит о первенстве воли. Так пишутся приказы по армии, а не листки для агитации в массах. Люди вышли не убеждать, а сражаться. Они себя же подбадривают криками, а не стараются воздействовать на других. Так и видно, что все эти воззвания написаны с оглядкой на тех, кто уже вошел в партию или, по крайней мере, к ней тянется.

Не каждый ум доступен для доводов, а тем более умы молодые, разогретые борьбою с несправедливостью, не отягченные ни опытом, ни идеями. Им нужен безоглядный разбег — для того, чтобы отдаться ему с тою же ответною безоглядностью. Все прямо, по одной линии, и ни взгляда ни вправо, ни влево. Так, бездумно, с прямотою стрелы, устремлялись к социализму народники, — мимо переходных ступеней, мимо жизни, мимо культуры. Одна цель владела их существом, одна цель, звавшая к себе волю. Весь длинный сложный процесс, приводящий к выбору средств, все вопросы политической техники, оставались за чертою сознания. Идея равенства горела в сердцах, и в лучах этого пламени меркли все иные идеи.

П. Б. Струве однажды определил народничество, как своего рода гипертрофию совести, грозившую задушить честь. Но не одной только чести, не одному политическому сознанию угрожало это однобокое разрастание. Больная совесть народников давила всей своей тяжестью не только волю к свободе, но еще больше — волю к культуре, — тяготение души ко всем ценностям, составляющим духовную жизнь, особенно — к искусству и философии. Народник ненавидел культуру, потоку что с содроганием ощущал, что она куплена рабством, что для того, чтобы она выросла, рай первоначального коммунизма должен был развеяться прахом, уступая место чистилищу государственности. И во имя исторических предпосылок, необходимых для расцвета культуры, отвергался самый расцвет и “почтительнейше возвращался билет” в сады духа и творчества.

Казалось бы, научные социалисты, воспринявшие экономическую доктрину, осевой стержень которой — идеал наибольшей производительности, как главной предпосылки прогресса — не могли следовать за народниками в их стремлениях к толстовству и опрощению.

Но в том и наша беда, что меняются одни только маски, а сущность остается тождественной. Наши русские научные социалисты только то и вычитали из Маркса, что совпадало с их моральными импульсами, а остальное пропустили мимо внимания. Маркс живо превратился в народника, в лохматого сторонника опрощения. Самого его упростили и опростили до уровня районного агитатора. Сумели же из него вычитать, что возможна социалистическая революция, прежде чем закончилась буржуазная. Но этот политический лепет г.г. Троцких, Луначарских и проч., не более, как частный случай. Основания заложены глубже — в упрощенной психологии социалистов, перешедшей к ним от народников. Таков уже состав партии, из таких уже элементов она складывается по своего рода избирательному сродству, что существо ее нисколько не изменяется, каково бы ни было ее знамя.

Я уверен, что те группы людей, которые теперь в ядре партии, неспособны перерасти свою психологию и восприять сложность задач, стоящих перед русскими социалистами. Они теперь только и делают, что продолжают изолировать социализм. Противников пугают угрозами, а сторонников сгоняют в скиты и отделяют от всего мира крепкими сектантскими стенами — да не соблазнится единый из малых сих. Я уверен, что так будет и впредь. Современная социал-демократия, с ее резкими противокультурными тенденциями, с ее штабом доктринеров вождей играет незавидную роль своего рода разделительного барьера между рабочими, примкнувшими к партии, и широкими слоями народа, и особенно — культурной интеллигенцией.

Несомненно, что единственный выход из такого безотрадного положения — единение культурных людей, принимающих социалистический идеал, и попытка сорганизовать новую партию — по образцу, хотя бы, германской. Я поставил бы лозунгом такой партии — воспитание народной души в направлении демократизма и социализма. Наше русское рабочее движение не вошло еще в это русло, но несомненно, что оно к нему тянется, несмотря на социал- демократические попытки придать ему бланкистский характер.

В наших левых политических партиях несомненно очень много людей, видящих в процессе социализации — верный путь общественного развития. Я предложил бы этим людям сомкнуться, не выходя пока из тех партий, куда их привели нужды момента, и создать группу демократических социалистов (в отличие от социал-демократов) — ядро будущей партии. Рабочие за нами пойдут, когда увидят, что мы искренни и умелы и ведем их не к поражениям, а к победам.