Русский социал-либерализм: А.С. Изгоев. О буржуазности (1917)
Одним из серьезных средств политической борьбы в демократических странах является приклеивание своим противникам кличек, с которыми у широких масс связывалось бы представление о чем-то предосудительном. Чем страна темнее и невежественнее, тем сильнее бывает действие таких аргументов.
На наших глазах социал-демократы выковывают себе подобное оружие из слова “буржуазия”, “буржуазный”. В широкие массы слово это пущено в виде термина “буржуй”. Из того, как оно ходит, как применяется, ясно видны демагогические цели всей этой работы. Прислушайтесь внимательно к уличным митингам, и вы поймете, что слово “буржуй” приклеивается к каждому, кто чисто одет, кто носит крахмальный воротник и манжеты. Студент, беганьем по урокам зарабатывающий 50-60 рублей в месяц, слышит упрек в буржуйстве от рабочего, получающего в три или в пять раз больше. Тут говорят, конечно, вовсе не классовые противоречия, как их понимал Маркс, а простая черносотенная ненависть темного человека ко всякому, кто отличается от него одеждой, языком, обликом, вежливостью. Социал-демократы распространением в массе клички “буржуй” на всех интеллигентных людей, дают новые силы черносотенным страстям, которые весьма скоро обратятся против них самих.
Массовые агитаторы идут по следам своих литературных вождей. В литературной полемике слово “буржуазный” употребляется с тем же отсутствием смысла и ясного содержания, как и в уличных спорах. Кто и кого только не упрекает в буржуазности!
Социалисты-революционеры находят “буржуазными” трудовиков и народных социалистов. Социал-демократы решительно причисляют к лагерю мелкой буржуазии не только трудовиков и народных социалистов, но и самых социалистов-революционеров. Однако и в среде самой социал-демократии далеко не благополучно. Меньшевики и большевики обвиняют в буржуазности социал-патриотов плехановского толка. Большевики валят в общую буржуазную кучу и меньшевиков, как проводников “буржуазного влияния” на рабочих. А меньшевики обстоятельно, по Марксу, изобличают мелко-буржуазный характер радикализма большевиков. Затем приходят анархисты и с разных точек зрения уличают в “буржуазности” всех социалистов, а наши родные махаевцы худшими буржуями объявляют тех, кто получил какое-нибудь серьезное образование. Если прибавить к тому, что даже “Биржевые Ведомости” не отказывали себе в удовольствии уязвить “буржуазию” и посмеяться над “буржуазностью”, то картина начетчиковской тупости и демагогического цинизма в этой области предстанет в законченном виде.
Странна и причудлива судьба слов, особенно слова “буржуазия”. В сущности, по буквальному своему смыслу “буржуазия” означает горожан, городское население в противоположность сельскому, вилланам. Слово это до такой степени потеряло свой смысл, что теперь городской рабочий, буквально несомненный буржуа, с презрением говорит, как о буржуа, о мелком крестьянине-собственнике.
На постепенное изменение смысла слова воздействовала сначала Французская Революция, а затем социализм, как учение, предусматривающее новые начала общежития. Если отвлечься поэтому от исторических изысканий и взять слово в его нынешнем настоящем смысле, в частности в приложении к политическим партиям, то термин “буржуазный” получает конкретное содержание только в зависимости от взглядов партии на роль частной собственности в жизни общества.
Те лица, те общественные слои, которые в основу общественных или политических прав кладут начало собственности, являются несомненно буржуазными. Для них человек в общественно-политическом смысле не является самоценным и равноправным. Он ценен и наделяется правами лишь в зависимости от владения собственностью. Это — начало “буржуазное” и все партии, стоящие за имущественный ценз на политических выборах, могут и должны называться “буржуазными”. Тут нет ни похвалы, ни порицания, тут есть констатирование факта, придание термину реального значения и содержания. В этом смысле слово “буржуазный” противополагается термину “демократический”. Сочетание слов буржуазно-демократический с этой точки зрения бессмысленно. Демократия подразумевает политические права за всеми гражданами, буржуазия выделяет особые категории по цензу собственности, хотя бы и ничтожному. Но буржуазия, по точному смыслу слова, не может признаваться равнозначащей демократии. Если в демократии сохраняется буржуазия и существует частная собственность, то это объясняется тем, что громадное большинство демократии признает в данное время ее необходимость. Если бы большинство демократии признало необходимым отмену частной собственности, формально никто и ничто не могли бы ему в этом воспрепятствовать. Понятие демократии покрывает, объемлет собою все виды отношений к имуществу.
Тут мы подходим ко второму, уже отрицательному признаку, входящему в определение слова “буржуазный”, а именно к противоположению его слову “социалистический”. Социализм понятие тоже не вполне ясное. Если одни подразумевают под социализмом общественный строй, основанный на обобществлении средств производства и самого производства при сохранении частной собственности в области потребления, то другие признают необходимой все бóльшую и бóльшую регламентацию потребления вплоть до полного коммунизма, до исключения права собственности на какие бы то ни было вещи, кроме разве надетого в данную минуту платья.
Но как ни понимать социализм, ясно, что немного найдется теперь разумных и ответственных членов социалистических партий, которые бы решились отрицать эволюционный, постепенный характер перехода общества к социалистическому строю. И в этом смысле партия народной свободы также стоит на почве социализма, как социал-демократы и социалисты-революционеры. Из частной собственности она не делает фетиша. Она допускает самую широкую регламентацию труда государством, она признает за рабочими право участия в предприятии, она высказывается за принудительное отчуждение государством имущества частных лиц, когда это вызывается нуждами государства и требованиями большинства населения. Идеал социалистический близок огромному большинству членов партии народной свободы. От партий социал-демократов и социал-революционеров их отделяет не идеал, а отношение к насилию, которое можно употребить для осуществления этого идеала. Партия народной свободы самым решительным образом отвергает как социал-демократическую “диктатуру пролетариата”, так и “временную диктатуру рабочего класса, объединенного в социал-революционную партию” социалистов-революционеров. Но она признает все социальные реформы, осуществляемые законным путем по воле большинства населения, хотя бы реформы шли вплоть до установления строя, основанного на обобществлении созревших для этого средств производства.
Конечно, партия не может поддакивать невежественным и глупым людям, не может скрывать от русских граждан, что экономическая жизнь отдельной страны находится в тесной связи и с ее историей, и с социально-экономическим строем всего мира. Мы не можем отгородиться от всего мира и заняться у себя производством опытов моментального переустройства экономического строя. Об этом могут говорить ленивцы, но ни один серьезный социалист, к какой бы партии он ни принадлежал, повторять таких глупостей не станет. Ленин, признавший возможным ныне же, в апреле или мае 1917 г. “объединение всех банков в один банк” (мечта Калигулы, пришедшая на смену откровенному и простому желанию разграбить все банки), пожалуй, и может именовать “буржуазными” все стоящие правее его партии. Но когда некритическим приклеиванием этого термина к людям других партий занимаются социалисты — не ленивцы, то они либо не могут удержаться от соблазна использовать популярное демагогическое оружие, либо действительно не отдают себе отчета в употребляемых терминах.
В частности, партия народной свободы ни по отношению своему к человеческой личности, ни по отношению к социалистическому идеалу, ни по отношению к духовной жизни человека (это, впрочем, тема особая) не может считаться “буржуазной”, если придавать этому слову определенный смысл, а не употреблять его как ходкое партийно-полемическое ругательство.
Вестник партии народной свободы, № 1. 1917