Мятеж генерала Корнилова и цензура Временного правительства / А.В. Мартынов

Очерк. Полный текст: OSTKRAFT. История. №20. М., 2023

В апреле 1917 года Владимир Ленин, характеризуя деятельность своего политического противника – Временного правительства, признавал, что оно превратило Россию в «самую свободную страну в мире из всех воюющих стран», отличающуюся «отсутствием насилия над массами». Насколько подобная оценка соответствовала действительности?

Следует отметить, что некоторые практики новой власти в дальнейшем переняло руководство большевиков. Например, объявленную 25 марта «хлебную монополию», предполагавшую твердые цены на закупку зерна, продразверстку. Также в условиях двоевластия с возникшим параллельно с Временным правительством Петроградским советом рабочих и солдатских депутатов ограничивались в правах офицеры (приказ №1 от 1 марта).

Несмотря на отмену цензуры, de facto она продолжала существовать, по крайней мере, в отношении консервативной периодики, стремившейся защитить национальные интересы страны, а потому оппозиционной, как Временному правительству, так и Петросовету.

Одним из ее проявлений стал запрет публикаций, объективно освещающих корниловское выступление 27 августа (9 сентября) – 30 августа (12 сентября) 1917 г.. В частности цензура коснулась страниц популярной газеты «Утро России», издававшейся партией прогрессистов и ориентировавшейся на торгово-промышленные круги (лидеры Александр Коновалов, Иван Ефремов, братья Рябушинские).

Первоначально 27 августа, до того, как были получены сведения о произошедшем предыдущим вечером заседании правительства, на котором его глава министр-председатель Александр Керенский характеризовал требования Верховного главнокомандующего Генерального штаба генерала от инфантерии Лавра Корнилова, как преступные, а также до появления официального заявления («объявления») премьера (телеграмма № 4163), оценки лидера выступления оставались положительными. В номер вошли две статьи, так или иначе связанных с мятежом. В первой, не подписанной и не имеющей названия, отмечалось, что кризис, в котором оказалась русская государственность, вызван слабостью Временного правительства: «отсутствием единой, общепризнанной и авторитетной власти». Поэтому «все ждут, что эта власть примет, наконец, те меры, которых требует от нее во имя спасения России и ее свободы Корнилов. А, между тем, о принятии этих мер ничего не слышно, шествие по неверному, ведущему в пропасть пути, продолжается». Во второй – генерала называли «честным солдатом и глубоко преданным родине гражданином», стремящимся возродить армию, а «всякий выпад против него является преступлением против родины».

На следующий день под общим заголовком «Борьба за верховную власть», который затем использовался и в дальнейшем вышел экстренный одностраничный номер. В нем были опубликованы упомянутое «объявление» Керенского и информация о правительственных решениях, направленных против выступления, статьи о попытках переговоров с генералом. Излагались известные на тот момент планы мятежников и состав их сил, реакция на произошедшее в войсках и в Петрограде, а также связанные с ним резолюции партий и общественных деятелей. Не все в номере соответствовало действительности. Например, ошибочно сообщалось об аресте Корниловым комиссара Временного правительства при Ставке Верховного главнокомандующего штабс-капитана Максимилиана Филоненко.

29 августа «Утро России» констатировало, что «Гражданская война началась: еще неясен ее исход, еще трудно учесть ее последствия для фронта и тыла». Редакция выделяла две противоборствующие силы в лице Временного правительства и военных: «наметился раскол не только социально-политический, а национально-политический. Один лагерь ставил своей задачей спасение нации и того исторического наследия, которое она создала – великого государства. Другой, не отрицая этой задачи, подчинял ее интересам классовым». Причиной выступления объявлялось неисполнение принятой гражданской властью программы Корнилова. «Быть может, Керенский лично и готов был пойти вместе с генералом (…), быть может, Савинков и вполне ему сочувствовал, но “круги” Временного правительства – Советы этому возможному и желанному союзу препятствовали». При этом в поступке главнокомандующего, «как бы его ни оценивать, к каким бы последствиям он ни привел, чувствовался, прежде всего, голос патриотического отчаяния, сознание, что нет иного пути, спасти землю русскую!» Трагедия ситуации в том, что «у Корнилова та же цель, что и у Керенского – довести народ путем победы над врагом до Учредительного собрания».

Одновременно републиковалось «объявление» министра-председателя и излагались распоряжения Временного правительства за 27 и 28 августа, которое «рассматривает действия генерала Корнилова как открытый мятеж».

Редакция сообщала и о действиях корниловцев под Петроградом, приводила ссылку на телеграмму в поддержку выступления командованием Западного и Юго-западного фронтов (генералов Петра Балуева и Антона Деникина) и писала о лояльности правительству казаков. Корреспонденты кратко фиксировали настроения на других участках фронта, а также в Петрограде (неприятие Керенского юнкерами Константиновского училища и напротив пассировка премьера Царскосельским гарнизоном), Москве и Киеве. Появилась информация о реакции на мятеж и со стороны различных партий. В частности, о расколе в рядах Совета рабочих и солдатских депутатов. Если большая часть членов исполкома Совета готова была помочь властям в борьбе с мятежниками, то входившие в его состав большевики с осуждением от голосования воздержались. По свидетельству корреспондента, «речь представителя большевистской фракции (Федора Раскольникова – А. М.) направлена больше против Временного правительства, чем против генерала Корнилова».

Были на страницах «Утра» и материалы о переговорах Керенского и Генерального штаба генерала от инфантерии Михаила Алексеева. На предложение возглавить военное министерство последний ответил отказом. Встреча происходила у лидера кадетов Павла Милюкова, который «заявил А. Ф. Керенскому, что если ему дорога честь России и он любит свою родину, то он должен достичь соглашения с ген. Корниловым. А. Ф. Керенский ответил: – Единственный путь к соглашению – подчинение Временному правительству. Несколько дней тому назад П. Н. Милюков получил приглашение от ген. Корнилова прибыть в ставку, куда он не поехал, а о приглашении известил А. Ф. Керенского». Также появились известия о возбуждении следствия в отношении Корнилова, которое начал судебный следователь 16-го участка Петроградского окружного суда Сергей (?) Шульц.

Приводила газета и цензурное решение московской городской управы, направленное ею в различные редакции. «Ввиду восстания генерала Л. Корнилова против Временного правительства, единственного носителя верховной власти в России в настоящее время, воспрещается всем газетам г. Москвы печатать какие бы то ни было извещения ген. Корнилова или исходящие от его имени. Нарушение этого распоряжения повлечет за собой закрытие газет и привлечение к уголовной ответственности редакторов».

В последний день мятежа 30 августа «Утро России» продолжило излагать точки зрения противоборствующих сил, но уже в условиях цензуры, что предопределило дисбаланс в пользу правительства Керенского. Все отклики из провинции корреспондировались с официальным взглядом на выступление военных. В номере была напечатана одна небольшая заметка о телеграмме Корнилова, «разосланной начальствующим лицам всей России». Статья не содержала конкретных аргументов, а лишь информировала, что послание генерала опровергало точку зрения премьера на мятеж. В целом же его телеграмма характеризовалась как «сбивчивая и непонятная, и производит тяжелое впечатление». Сообщалось и о другой телеграмме Корнилова, адресованной командующему московским военным округом Генерального штаба полковнику Александру Верховскому. В ней, «дабы избежать междоусобной войны и не вызвать кровопролития на улицах», предписывалось признать власть верховного. В ответном послании полковник прямо обвинил визави в начале Гражданской войны и неподчинении законной власти, вместе с тем оговорившись, что в сложившейся ситуации «можно и нужно было менять политику, но не подрывать последние силы народа» своим выступлением. Также публиковалась статья «В ставке верховного главнокомандующего», согласно которой, «с утра в ставке и на улицах города (Могилева – А. М.) все совершенно спокойно, ничто не говорит о решающих и грозных событиях (…) Многие еще не знают о происходящем, хотя еще вчера вечером по городу стал распространяться слух об уходе генерала». Большой пустой промежуток между окончанием текста и следующим в столбце свидетельствовал о явном цензурном вмешательстве в последний момент. Еще одна заметка сообщала о попытке председателя  Центрального исполнительного комитета Советов Румынского фронта, Черноморского флота и Одессы (Румчерод) Ивана Лордкипанидзе выяснить, «кто ныне главнокомандующий». На его звонок в ставку дежурный офицер ответил, что им остается Корнилов, после чего глава Румчерода повесил трубку.

Существенно больше «белых пятен» появилось в следующем номере, вышедшем уже после победы правительственных сил.

В нем был «Приказ по армии и флоту» Керенского, в котором тот констатировал, что «безумная попытка военного мятежа бывшего верховного главнокомандующего и ничтожной кучки генералов закончилась полной неудачей, и виновные в мятеже предаются военно-революционному суду», а также заявлял, что на него возложено командование всеми вооруженными силами государства.

Как следствие Корнилов, ряд поддержавших его генералов (Александр Лукомский, Антон Деникин, Сергей Марков) и товарищ (заместитель) министра путей сообщения Владимир Кисляков «отчисляются от своих должностей, с преданием суду за мятеж». До сведения читателей доводилось об аресте председателя Либеральной республиканской партии Александра Гучкова, главы Военной лиги Ивана Федорова и ряда других лиц, подозреваемых в оказании помощи главнокомандующему. Тему продолжали несколько статей, связанных с атаманом Алексеем Калединым, которого также подозревали в причастности к выступлению.

Параллельно на страницах газеты вышли очерки об «окружении корниловских войск». Военный генерал-губернатор Петрограда и управляющий военным министерством  вчерашний член боевой организации эсеров Борис Савинков с удовлетворением отмечал: «с каждым часом выясняется, что положение становится благоприятным, и что попытка ген. Корнилова обречена на полную неудачу. Не только петроградский гарнизон и войска действующей армии, но и части войск, отправленных ген. Корниловым на Петроград, от него отказываются и изъявляют верность Временному правительству».

Парадоксально, но именно после завершения выступления было опубликовано Обязательное постановление столичного губернатора от 29 августа, воспрещавшего оглашение в печати «каких-либо распоряжений и воззваний генерала Корнилова и его штаба», а также «призывов (…) направленных к поддержке восстания».

Из других материалов интересно интервью с министром путей сообщения Петром Юреневым, в котором он, в числе прочего признавался: «В самом начале конфликта с генералом Корниловым А. Ф. Керенскому была предоставлена вся полнота власти для ликвидации конфликта. Все последние дни Временное правительство, как таковое, не существовало; были лишь совещания министров».

Не менее значимо было и коллективное письмо послов союзных держав. В нем опровергалось якобы имевшее место «выступление, имеющее целью либо поддержку, либо воспрепятствование подавлению действий ген. Корнилова». По мнению дипломатов, это противоречило бы «роли союзников по отношению к русским внутренним делам. Представители всех держав согласия ограничились, как это диктовали симпатии к великой союзной демократии, предложением своих добрых услуг для побежания кровопролития и гражданской войны».

Публикация заявления обуславливалась стремлением дистанцироваться в первую очередь от мятежников, на которых военные и дипломатические круги стран Антанты действительно возлагали надежды, связанные с восстановлением боеспособности Восточного фронта Мировой войны. В частности, в недатированной телеграмме сотрудника «Утра России» при ставке А. Ф. Дубовского сообщалось, что «иностранные члены при ставке обратились к дипломатическим представителям своих держав с просьбой поддержать требования Генерала Корнилова, как единственную возможность возрождения русской армии». В случае с «Утром России», желаниям дипломатов способствовал тот факт, что информация журналиста не была опубликована на страницах газеты.

Естественно, подобная политика не могла не вызвать протест, в том числе и среди сотрудников редакции, чьи тексты сокращались или изымались из номеров. Одним из них был писавший под псевдонимом Дубовской Александр фон Экеспарре (1884–1918). Он окончил Николаевское кавалерийское училище, служил в 5-м драгунском полку; в 1914 штаб-ротмистр 2-го лейб-уланского Курляндского Императора Александра II полка, затем подъесаул в 1-м Аргунском полку Забайкальского казачьего войска, позднее стал летчиком-наблюдателем. После революции состоял в подпольной белогвардейской организации. В ноябре 1918 г. арестован и в декабре (?) расстрелян. Помимо журналистской деятельности зарекомендовал себя спортсменом, участником скачек. Публиковался также под псевдонимами князь Шаховской, гатчинский мещанин Никодим Орг, помощник присяжного поверенного Александр Эльц, купец второй гильдии Елизар Платонович Плотников.

Заметка о поддержке военно-дипломатических кругов была не единственным материалом фон Экеспарре, который не прошел газетной цензуры. Также не напечатали репортажа, свидетельствовавшего об «уверенном настроении», как в самой ставке, так и среди местного населения, которое «воодушевленно приветствует каждое появление ген. Корнилова». По мнению корреспондента, поддержавшее генерала военное руководство видит «в своем выступлении последнюю возможность воссоздания армии». Одновременно не увидел свет очерк, в котором он отмечал готовность Верховного главнокомандующего, остающегося «поборником свободы и порядка в стране», к переговорами с посланным министром-председателем Михаилом Алексеевым, что, как подчеркивалось фон Экеспарре, не являлось отказом от первоначальных требований, а также сам ход переговоров.

Вмешательства цензуры вызвали ироничное замечание журналиста: «приветствую свободу печати, которая не позволяет вам печатать мои корреспонденции»[37].

Объективности ради, следует отметить, что фон Экеспарре не скрывал своих симпатий^[38] ни во время выступления[39], ни позднее, когда указывал на нарушения их прав в ходе следствия, проводившегося под руководством сменившего Шульца адвоката Иосифа Шабловского. Журналист обращал внимание, что «приказом Верховного главнокомандующего содержащиеся под стражей (…) генералы и офицеры лишаются всего содержания полностью, семьям их будет выдано пособие из экстраординарных сумм, находящихся в распоряжении штаба Верховного главнокомандующего.

По закону же состоящие под судом и следствием при содержании их под стражей, получают половину жалования. Распоряжение А. Ф. Керенского последовало, несмотря на заключение комиссии Шабловского , что корниловцы не могут быть признаны состоящими под следствием и судом до предъявления к ним определенного обвинения»[40] . Впрочем, подобные симпатии не мешали фон Экеспарре протестовать и против искажения Временным правительством агентской телеграммы от 29 августа, с требованием Петросовета «о передаче всей власти в руки революционной демократии». Дубовской вновь назвал это «правительственной цензурой»[41].

Позднее, с ослаблением власти Временного правительства произошло смягчение ограничений печати. Так в том же «Утре России», спустя полтора месяца после августовского выступления было опубликовано стихотворение поэта Константина Бальмонта, в котором он преклонялся перед «достойным выступлением» генерала и признавался: «С тобой душою вместе в плене я, / Но что бы ни промолвил суд, / Бойцу, я знаю, поколения / Венец лавровый принесут»[42].

Прав у поэта оказалось больше, чем у журналиста.