Казем-Бек — «серый кардинал» митрополита Никодима, учителя патриарха Кирилла / Станислав Стремидловский

Актуальность некоторых книг проверяется только со временем. В 2010 году перед российским читателем предстало исследование французской славистки Мирей Массип, посвященное одному из загадочных персонажей русской эмиграции — Александру Львовичу Казем-Беку (2 (15) февраля 1902, Казань — 21 февраля 1977, Москва — лидер движения «младороссов», белоэмигрант, публицист, педагог, церковный журналист, богослов). Издательство «Языки славянской культуры» выпустило перевод биографии Казем-Бека: Мирей Массип. Истина — дочь времени. Александр Казем-Бек и русская эмиграция на Западе [1999] / Пер. с фр. Н. М. Сперанской. М., 2010.

Казем-Бек прожил свою долгую жизнь в двух империях, Российской и Советской, неоднократно пересекал континенты, встречался с необычными людьми, был под прицелом нескольких разведок, начинал как светский политик, но окончил свои дни чиновником Московской патриархии. На его церковную деятельность мы и хотели бы обратить внимание, так как одна из глав исследования Массип носит название «“Серый кардинал” митрополита Никодима».

Дело в том, что митрополит Никодим (Ротов), занимавший с 1960 по 1972 год пост председателя Отдела внешних церковных сношений Русской православной церкви, являлся наставником нынешнего патриарха Московского и всея Руси Кирилла. И с митрополитом Никодимом связывают курс РПЦ на развитие отношений РПЦ с Римско-католической церковью, ярким продолжением которого стала встреча между патриархом Кириллом и папой Римским Франциском на Кубе в феврале 2016 года, первая в истории встреча православного епископа Москвы и католического епископа Рима. Как замечает в предисловии Массип, «с 1956 года до своей смерти в 1977 году Александр Казем-Бек сотрудничал в Отделе внешних сношений Московской патриархии, посвятив себя экуменическому движению. Эта работа, оставшаяся в тени, составляет, на мой взгляд, самый позитивный и интересный вклад в возрождение России этого «возвращенца», который не был мыслителем, но прежде всего политиком и публицистом… Переговоры в Ватикане и Московской патриархии дали мне возможность лучше понять ход его мыслей и последний период его жизни».

Но прежде пару слов о происхождении нашего героя. Обращение к фигуре его предка, Мирзы Магомет Али Бека (будущего профессора Магомета Али Бека), позволяет уловить определенные совпадения в жизни и судьбах представителей рода Беков. Магомет Али Бек был внуком феодального владетеля (хана) одной из областей между Баку и Дербентом, в Дагестане, принадлежавшем тогда Персии, замечает Массип. После Петра I долины Дагестана и Азербайджана неоднократно переходили то к Персии, то к России. По Гюлистанскому миру 1813 года Персия окончательно отдала России Дагестан с Дербентом. На фоне этой геополитической драмы, которая заставляла многих сделать выбор между Российской и Персидской империей, Магомет Али не только переходит на сторону россиян, но и меняет веру, что всегда, — если только речь не идет о корыстном расчете, — является результатом сильнейших потрясений и мистических переживаний. В Астрахани он принимает святое крещение. В записках, опубликованных в 1827 году американским Союзом воскресных школ, говорится об этом событии так:

«Вскоре миссионеры встретились с Магометом Али. Он был их давний знакомец, ибо этого молодого человека они часто встречали в Дербенте, где также побывали с миссией. Они часто беседовали с ним и подарили ему Евангелие… После того как местные власти посетили Магомеда Али у миссионеров, архиепископ Астраханский предложил взять его под покровительство греческого (православного) священника, чтобы тот дал ему надлежащие наставления для вступления в эту веру через обряд крещения… но Магомед Али написал к Императору, прося позволить ему христианское крещение от тех, кто сделался орудием его обращения».

Однако в итоге Магомет Али принял православие. В православной традиции был воспитан и его правнук Александр, религиозность которого проявилась еще в Царскосельской гимназии. В молодости у него происходят встречи, которые дадут знать о себе спустя десятилетия. Как отмечает Массип, в 1924–1925 годах началось движение сближения между различными христианскими конфессиями, стало развиваться экуменическое движение, возникшее в Эдинбурге в 1910 году. Взаимное тяготение возросло после войны со всех сторон, особенно у протестантов — благодаря Джону Моту, затем А. А. Виссерт-Хуфту (с которым Казем-Бек будет неоднократно встречаться)… В случае с Католической церковью на тот момент возобладала концепция — в отношении русских эмигрантов — обратить каждого отдельного православного в католичество, для чего был создан Восточный институт. Следует упомянуть имена двух католических священников, отцов Жана-Кристофа Дюмона и Поля Майе, которые сыграли виднейшую роль в этой организации, а позднее оба имели прямые контакты с Александром Казем-Беком. Взгляды этих двух священников развивались в сторону все большей открытости экуменизму. Но это позже.

А пока Александр Казем-Бек, отправившийся в эмиграцию, в Париже посещает занятия Религиозно-философской академии, которой руководил Николай Бердяев, с 1931 по 1932 годы его можно было увидеть в парижском Православном богословском институте.

В начале 1930-х годов происходит раскол в православном сообществе в Западной Европе. В 1927 году митрополит Сергий (Страгородский), будущий патриарх, издает так называемую декларацию, в которой среди прочего заграничному духовенству предлагается сделать выбор и дать подписку о политической лояльности советскому правительству. В январе 1931 года митрополит Евлогий с большей частью паствы переходит в юрисдикцию Константинопольского патриархата. Верным Московской патриархии остается епископ Вениамин (Федченков), с которым остается и Казем-Бек. Загадка: почему Казем-Бек предпочел «советскую церковь» так называемой «белой»? Покинув Европу и отправившись в 1941 году в США, Казем-Бек снова встречает здесь Федченкова, уже экзарха Московской патриархии в США. Экзарх принимает участие в работе «Комитета помощи России», куда Казем-Бек вступил сразу по приезде. Он принимает самое активное участие в жизни местной православной церкви, поддерживает контакт с митрополитом Вениамином. Характеризуя религиозную ситуацию в Советском Союзе, в записке в Военный департамент в Сан-Франциско Казем-Бек напишет: «Несмотря на преследования двадцатых и тридцатых годов, церковная жизнь не была полностью уничтожена, напротив, она стала интенсивнее, хотя и священнослужителей, и прихожан стало меньше… С начала войны Православная церковь играет все более важную роль в обороне страны».

20 февраля 1947 года он выступает с лекцией «Религия в России». Обрисовав историю западной и восточной ветвей христианства, докладчик закончил мыслью о «необходимости скорейшего объединения Восточных, Западных и Протестантских церквей». В подтверждение того, что такая работа уже ведется, цитирует документы женевского Всемирного совета церквей. Следует отметить, что Казем-Бек, в принципе, после окончания Второй мировой войны переориентировался на сугубо церковно-политические вопросы, отходя от светской политической деятельности.

Причем наблюдаются интересные пересечения его интересов с линией, которую в это время ведет Кремль. Сталин, восстановивший Русскую церковь, готовит Всеправославное совещание, преследуя цель вынудить тем или иным способом глав Поместных церквей признать Московскую патриархию главной в православном мире. Однако эту операцию срывает Константинопольский патриархат. После чего с 1948 года Сталин резко охладевает к Русской церкви, начинается новый период ее гонений. Казем-Бек, будучи в США, тем не менее активен в церковной среде. Его биограф объясняет это тем, что в одном из парижских журналов Казем-Бека привлекла фраза в декабрьском номере 1947 года: «“Религии” стали в наше время крупными политическими силами, может быть единственно реальными». Не здесь ли находилось то новое поле битвы, где он, завершивший свою политическую активность в 1939 году, мог бы сыграть роль переговорщика, если не миротворца? Тем более что он поддерживал контакты и со Всемирным советом церквей, и с Московской патриархией? И нельзя ли было возобновить связи с Римом, где до войны он получил аудиенцию у папы Пия XI?

Казем-Бек представлял определенный интерес для Московской патриархии, а значит, для советской внешней политики. Он был известен среди духовенства США и ряда западных стран, был знаком со многими иерархами западных церквей — и с их слабыми местами. Он мог бы стать ценным источником сведений для Отдела внешних сношений Московской патриархии, работавшей над сближением с зарубежными Церквями и желавшей вернуть в свое лоно — а заодно в сферу советского влияния — отколовшиеся или подчиняющиеся Константинопольскому патриархату общины. В это же время он приходит к мысли покинуть США. По версии Массип — и это одно из самых слабых мест ее аргументации — будто бы по причине психологических расстройств и депрессии.

Хотя все выглядит так, что метания Казем-Бека, его публичные срывы были тщательно подготовленной и грамотной операцией отхода. В СССР он улетает 7 июня 1956 года. Как позже говорила его жена Светлана, «я знаю, что Александр встречался в Нью-Йорке с митрополитом Николаем, но он никогда не говорил мне, что собирается поехать в Россию… Он заказал немалое количество книг для своих лекций и пишущую машинку, которую мне пришлось потом оплатить. Я видела, как перед отъездом Александр уничтожал какие-то бумаги…».

По приезде в Москву Казем-Бек три месяца живет в гостинице, без работы, а потом ему предлагают работу в «Журнале Московской патриархии» с месячным жалованием в 300 рублей (значительная сумма по тем временам, подчеркивает Массип). Она считает, что Казем-Бек был «заложником». Но этот «заложник» попадает в привилегированные условия. В письме (1974 года) он пишет: «...в июне 1957 года, когда заканчивалось строительство комплекса домов на Фрунзенской набережной, я получил квартиру из двух жилых комнат и подсобных помещений в нынешнем здании №38/1 (квартира 389) и был прописан в ней постоянно. После ряда переговоров с представителями нашей государственной власти было решено, что я буду приносить самую значительную пользу, работая в Русской православной церкви (так как за последние годы во Франции и все 15 лет пребывания в Америке приобрел значительный опыт в экзархатах Московского патриархата)».

Возвращение Казем-Бека совпадает с изменением советской политики в отношении к Ватикану. Святой престол при Сталине был чуть ли не «исчадьем ада», который проклинали как в коммунистической печати, так и церковной. Приход же Хрущёва совпадает (или это было не просто совпадение?) с резким креном Ватикана в пользу открытости к христианам-некатоликам. 9 октября 1958 год умер папа Пий XII. Неожиданно для всех Московское радио одобрило послание, с которым выступил сменивший его Иоанн XXIII. А в декабре 1959 года небольшая делегация Всемирного совета во главе с Виссерт-Хуфтом была принята патриархом в Загорске… Делегацию повсюду сопровождали пять клириков во главе с молодым архимандритом Никодимом (Борисом Григорьевичем Ротовым), который «забрасывал» Виссерт-Хуфта вопросами о других церквях и об экуменическом движении.

Так в биографию Казем-Бека автор вводит нового персонажа. Она дает характеристику Никодиму, который в июле 1960 года занимает место председателя ОВЦС. Американцы и европейцы, как священники, так и миряне, неизменно подпадали под его обаяние, но «как у всех советских» у него была «теневая сторона, какое-то неизвестное, интригующее», вспоминал Лабуле, советник французского посольства в Москве с 1962 по 1965 годы. Когда Никодим возглавил ОВЦС, Казем-Бек был назначен начальником пресс-службы патриархии, а через два месяца вызван в качестве переводчика в ОВЦС. Оба — Казем-Бек и Никодим — считали, что Русская церковь могла выжить только в союзе с другими христианскими конфессиями, пишет Массип. В высоких сферах «Секретариата Единства» считали, что Казем-Бек если не воспитал Никодима, то несомненно помог ему сформироваться, открыв ему широкие горизонты знаний. Оставшийся в Европе Всеволод Кривошеин — епископ Василий — полагал, что увлечение Никодима Католической церковью, «весьма иррациональное… но усилившееся с годами… было следствием влияния на него А. Л. Казем-Бека».

25 ноября 1961 года Никита Хрущев поздравил папу Иоанна XXIII с восьмидесятилетием. Это был первый официальный контакт Кремля с Ватиканом после сорокалетнего молчания. Ватикан обладал властью, которую нельзя было игнорировать. В 1962 году кардинал Иоаганн Виллебранс отправляется в Москву с необъявленным визитом. Патриарх Алексий I находился в своей одесской резиденции, и его принимает Никодим, в отношении которого монсеньор замечает: «Идея Никодима, возможно, воспринятая им от Казем-Бека, заключалась в том, что «мы — великая Православная церковь, а Рим — наш партнер». Мне он говорил: «Единственная Православная церковь, которая свободна и имеет поддержку государства, это Греческая, но для нас она не имеет никакого значения. Что действительно важно для нас — это Римско-католическая церковь». И поддержку главе Отдела внешних церковных сношений оказывал Казем-Бек, которому позволялось многое. Работавший рядом с ним отец Виталий Боровой замечал, что Казем-Бек «получал информацию из женевского агентства «Аргус» (составлявшего дайджесты западной прессы) и от меня. Он получал эти бюллетени из Совета по делам церквей и внимательно их прочитывал, что не каждому позволялось».

Судя по всему, в этот период работы Казем-Бека с середины 1950-х по середину 1960-х Ватикан принимает для себя главное решение: как относиться к советскому режиму и как к Русской церкви. Массип приводит сообщение о поездке на празднование юбилея патриарха Алексия I католического епископа Шарьера. Сопровождал его отец Дюмон, уже знакомый с Казем-Беком. По возвращении в Москву отец Дюмон направил в Ватикан следующий отчет:

«Учитывая критическое положение, в котором находится Русская православная церковь, легко представить себе, в какой мере она стремится заручиться поддержкой, дающей ей хоть какие-то шансы на выживание… После веры и упования на близость Всевышнего единственная надежда Русской православной церкви состоит в том, что рано или поздно марксистская идеология износится и обветшает, и в ожидании, что рано или поздно интересы государства будут поняты лучше и возобладают над идеологическими догматами… Представляется, что именно на этих соображениях следует основывать отношение к Русской православной церкви, одновременно принимая известные предосторожности, чтобы не быть введенными в заблуждение манипуляциями властей».

Святой престол начинает осмысление своей восточной политики, которая сопровождается максимально допустимым для Ватикана принципом лояльности к просоветским режимам. А в 1962–1965 гг. проходит Второй Ватиканский собор, куда отправляется в статусе наблюдателя делегация Московской патриархии. Еще одно свидетельство, отца Рено Гиро:

«Я встречался с Казем-Беком только один раз во время моей второй поездки в СССР в 1965 году… Говорили о Втором Ватиканском соборе (тогда заканчивалась вторая сессия). Он заявил, что очень интересуется Схемой XIII (позднее получившей название Конституция о Церкви в современном мире). У Католической церкви, сказал он, серьезные проблемы с присутствием в разных странах мира, однако Православной церкви стоит задуматься об этом еще серьезнее».

Важность роли Ватикана в современном мире, с религиозной, политической и социальной точки зрения, вполне вероятно и стала тем аргументом, которым Казем-Бек смог убедить митрополита Никодима пойти на изменение политики Русской православной церкви в отношении Святого престола. Это во многом объясняет политику Московской патриархии уже после распада Советского Союза и установления религиозной свободы. Парадокс, но, несмотря на аномалию в лице «польского» папы Иоанна Павла II, чьими стараниями был раздут костер этнофилетизма и национализма в Польше и Восточной Европе, который приложил немалые усилия, чтобы украинские униаты испортили жизнь местным православным на Украине, Русская церковь не поставила «железный занавес» перед Святым престолом. Более того, имея все возможности пойти на альянс с родственным православным Константинопольским патриархатом, курс Московской патриархии был проложен в сторону Рима. А февраль 2016 года дал начало сретенскому процессу в диалоге между Русской церковью и Римско-католической, когда буквально за год обе Церкви продвинулись друг навстречу другу гораздо ближе, чем за последние сто лет.

Немаловажную роль в этом, как можно судить, сыграл Казем-Бек. Но что именно было предпринято и как, до сих пор остается тайной. После смерти Казем-Бека американская разведка, подозревавшая его во многих грехах, так и не смогла составить ясного мнения о «случае Казем-Бека». Вот вопросы, заключающие досье — и оставшиеся без ответа: был ли Александр Казем-Бек похищен или стал перебежчиком в Россию? Являлся ли Казем-Бек когда-либо объектом расследования как иностранный шпион? Остается дождаться открытия профильных архивов Политбюро ЦК КПСС и КГБ СССР, где вопросы ответственности КаземБека до сих пор остаются секретными, и нового исследователя, который бы смог продвинуться в деле раскрытия интригующих секретов церковной политики XX века