Югославия и французские планы открытия балканского фронта в 1939–1940 гг. / Далибор Денда

В период после Первой мировой войны Франция превратилась в главную континентальную военную силу и вместе с Великобританией стала гарантом европейской системы безопасности, основанной на результатах Парижской мирной конференции (1919–1920). Как государство, возникшее в результате создания так называемой Версальской системы, Королевство Сербов, Хорватов и Словенцев (с 1929 г. Королевство Югославия) долгие годы видело во Франции главную внешнеполитическую опору и защитника, хотя между двумя странами не существовало никакого формального союзного договора. Главной причиной этого были натянутые югославско-итальянские отношения, которые в течение всего межвоенного периода осложняли внешнюю политику и вопросы безопасности югославского государства.

Италия, как одна из европейских стран, противостоящая немецким интересам в Центральной Европе, была более полезным союзником Франции в реализации ее политики держания Германии в ежовых рукавицах, чем молодое югославское королевство. Однако, Королевство СХС/Югославия, входившее в союз «Малая Антанта» с Чехословакией и Румынией более близкими Франции, было частью «французской системы безопасности» в Центральной Европе, и Франция периодически прилагала усилия к тому, чтобы поддержать укрепление военной мощи Королевства Югославии. Первым шагом в этом направлении было одобрение французского военного займа в объеме 300 млн франков в конце 1923 г., после чего последовал югославско-французский Пакт о дружбе 1927 г., содержавший и тайную военную конвенцию о сотрудничестве в области разведки.

Вскоре после этого последовала реформа югославских вооруженных сил в соответствии с французской доктриной, которую с 1928 по 1936 г. поддерживали и французские офицеры-инструкторы, находившиеся в югославской армии. На опоре в военном плане на Францию особенно настаивал югославский король Александр I Карагеоргиевич и военные круги вокруг генерала Петра Живковича, доминировавшие в югославской армии вплоть до 1936 г.

До небольшого охлаждения югославской внешней политики в отношении Франции дело дошло в начале 1934 г., когда после прихода национал-социалистов к власти в Германии новый французский министр иностранных дел Луи Барту (Louis Barthou) начал искать главную поддержку в деле обуздания Германии у СССР и Италии. Идея сотрудничества с Муссолини и Сталиным как стержня новой французской внешней политики совсем не понравилась югославскому королю, считавшему новых союзников французов своими главными врагами. Позиции двух стран осложнялись на фоне того, что после неудачной попытки югославского короля решить спорные вопросы с Италией в ходе переговоров в 1932 г., он начал проявлять все больший интерес к установлению близких связей с Гитлером, который в сложившихся внешнеполитических условиях казался ему возможной опорой Югославии в международной политике и защитником от итальянской экспансии.

Договор Лаваля — Муссолини, подписанный 7 января 1935 г. с целью сохранения независимости Австрии и нерушимости югославско-венгерской и румынско-венгерской границ через сотрудничество Италии и Франции в Подунавье, дополнительно ослаблял югославские позиции в отношении Италии. Она стала, таким образом, главным французским союзником в борьбе с германской экспансией, и ее интересы во французской политике стояли важнее югославских.

Югославское доверие к Франции дополнительно ослабло и с началом Абиссинского кризиса, ознаменованного итальянской агрессией против Эфиопии в 1935 г. Югославия поменяла внешнеполитический курс и начала, вместо Франции, искать опору в Великобритании, с которой ее объединяли одинаковые антиитальянские интересы. Королевство все больше координировало свою политику с Великобританией, которая поддерживала ее сближение с Германией, вызванное, помимо политических, и экономическими причинами. Однако Югославия и далее поддерживала довольно корректные отношения с Францией, в чем особенно важен был военный фактор.

В связи с этим договор с Францией был продлен в 1933 и 1937 гг. и был в силе к моменту начала Второй мировой войны.

***

Когда Германия напала на Польшу, Югославия заявила о своем нейтралитете, однако уже 2 сентября 1939 г. в ней началась частичная мобилизация. В кризисный момент в сентябре 1939 г. было мобилизовано около 500 тыс. человек. Новое военное положение требовало от страны и сотрудничества с Францией в области разведки: во время правления правительства М. Cтоядиновича (июнь 1935 — февраль 1939 гг.) Югославия продлила Пакт о дружбе 1927 г., содержавший и тайную военную конвенцию, согласно которой два генштаба должны были изменить взгляд на техническое сотрудничество в случае вынужденного необходимости защиты при неспровоцированном нападении на одну из сторон или и в связи с решениями Лиги наций. Согласно конвенции, для поддержания связи и обмена разведданными с французским „Вторым бюро“ во время немецкого нападения на Польшу осенью 1939 г. был основан разведцентр в Берне (Швейцария). Уже 11 сентября югославский Генштаб доставил первую информацию французам о передвижении военных транспортов с военными грузами на линии Братислава — Вена, мобилизационных мерах в Венгрии, поставках военных грузов для Болгарии, задержанных в Югославии, и о развитии югославских военных приготовлений. В отношениях с югославами французское Верховное командование однако не остановилось только на оговоренном сотрудничестве в области разведки. А именно, в первые месяцы войны союзники, прежде всего французы, начали разрабатывать планы союзной высадки на Балканах.

Французский генерал М. Вейган (Maxime Weygand) намеревался послать корпус из Сирии в Фессалоники, но только если бы Греция это разрешила и нейтральная Италия этому не воспротивилась. Этот план Вейгана сталкивался с сильным сопротивлением британцев. Английское министерство иностранных дел считало, что итальянский нейтралитет полезен для Великобритании и Франции и поэтому не следует предпринимать на Балканах ничего, что могло бы спровоцировать Италию изменить свою позицию.

Французские военные круги выдвигали идеи открытия фронта на Балканах, чтобы вынудить Гитлера оттянуть часть сил с западного фронта. В связи с этим французский генерал Вейган, ранее направленный в Сирию, встретился 10 сентября с представителем греческого генштаба и заявил, что важная роль в войне должна принадлежать Балканам. Он считал, что союзники будут вынуждены напасть на немцев с юга, потому что пробить немецкую „Западную стену“ было затруднительно. Вейган продемонстрировал и большой интерес к району Фессалоник и просил о предоставлении различной информации. Греческий представитель подполковник Довас, узнав о том, что французы в Сирии располагают только одной дивизией и ожидаемое усиление составит не больше двух дивизий, заявил французскому генералу, что грекам такая помощь не нужна, так как они сами располагают 20 дивизиями, которым не хватает только более качественного вооружения и особенно авиации.

Для организации линии обороны в Фессалониках Франция должна была направить туда прежде всего серьезные военно-воздушные соединения. Столкнувшись с отказом Греции, Вейган развернулся в сторону югославов и озвучил аналогичные соображения югославскому представителю Илии Шуменковичу на ужине у французского посла в Анкаре 11 сентября. Он заявил, что, как военный, не доверяет Италии и ее нейтралитету и думает, что нельзя допустить ее внезапных военных предприятий на Балканах и в Средиземноморье, поскольку они могли создать бы трудности для Великобритании и Франции. При этом он особенно имел в виду внезапный захват Италией Фессолоник. Он также считал, что греческая армия недостаточно подготовлена в отношении авиации и обороны против моторизованных сил. Захват итальянцами Фессалоник лишил бы Англию и Францию возможности иметь на Балканах удобную базу. Согласно Вейгану, Италия, удерживая Фессалоники и линию Додеканес — Киренаика, имела бы возможность осуществлять успешные наступательные акции в Средиземном море, особенно в его восточной части. Он сказал и то, что ради обеспечения восточного Средиземноморья он постоянно посылает силы в Сирию и постоянно помышляет о создании Фессалоникского фронта. Вейган представил все это Шуменковичу как личную идею и подчеркнул, что окончательное решение должны принять политики. При этом генерал упомянул о том, что по сообщению французского посла в Риме итальянское правительство разделено и часть министров выступает за вступление в войну на стороне Германии, в другая часть во главе с министром иностранных дел графом Галеацо Чиано выступает за сохранение нейтралитета. Вейган напомнил, что, по его мнению, балканские государства, которые будут вынуждены вступить в войну, должны сделать это как можно быстрее. Шуменковичу, как и Довасу, Вейган повторил, что исхода войны трудно ожидать на западном фронте, но его можно найти на Балканах.

Сходным образом думали в правительственных кругах и генштабе в Белграде, откуда писали в Лондон, что союзники совершили непоправимую ошибку, не начав войну с Италией. Эта позиция объяснялась тем, что война на западном фронте могла принять статический характер, и в этом случае лучшим способом облегчить положение Польши можно было, лишь заставив немцев отозвать с польского фронта силы, необходимые для укрепления Италии. Но даже с этой военной помощью, считали в югославском генштабе, Италия очень скоро бы сдалась или из-за военного поражения, или из-за внутренней революции. Ее поражение имело бы депрессивное моральное влияние на Германию и вдохновляющее на балканские государства. После поражения Италии они были бы в лучшей ситуации, чтобы сопротивляться экспансии на Балканах, которое германское руководство должно было бы предпринять, как только Польша будет разбита.

Такую же аргументацию выдвигали и французы британскому послу в Париже, так что, судя по всему, речь шла о скоординированных франко-югославских действиях в отношении англичан. В то же время начальник югославского Генштаба генерал Душан Симович сообщил германскому военному атташе, что Югославия будет и при помощи оружия защищать нейтралитет в отношении Франции и Великобритании.

С другой стороны, французский военный атташе в Белграде уже 13 сентября сообщил, что принц-регент Павел Карагеоргиевич недоволен работой полковника Драгутина Савича, который как югославский военный атташе в Париже поддерживал связь с французским Генштабом, и намерен послать генералу Морису Гамелену (Mourice Gamelin) командира конной дивизии в Загребе и бывшего военного атташе в Париже генерала Димитрия Предича. Гамелен уже на следующий день ответил, что князь направил к нему одно очень важное доверенное лицо, данные о котором он не может сообщить, но речь идет не о генерале Предиче.

В сентябре 1939 г. во французский Генштаб был направлен для поддержания связи генерал Емило Белич. Немецкий военный атташе истолковал это так, что генерал Белич ради неотложного вопроса закупки вооружений направляется в Испанию, Францию, Бельгию и Голландию.

Идея о фессалоникском фронте отпала после того, как советские войска 17 сентября заняли восточные районы Польши и было неизвестно, вступят ли они в Румынию. Британское правительство 6 октября решило в отношении Фессалоник ничего не предпринимать.

Главной проблемой для Югославии становился отказ союзников продать ей оружие. 5 октября 1939 г. был подписан договор с немцами об обмене вооружений на сырье, и Югославия использовала этот договор для давления на союзников. Правительство приняло Закон об образовании Комиссариата руд и металлов при Инспекции государственной обороны, который контролировал поставки рудно-литейной продукции в стране и заграницу (рудники Бор и Трепча). Целью было использование стратегического сырья как главного средства обмена для закупки вооружений. Узнав об этих шагах, лорд Галифакс (Earl of Halifax) пригласил в Форин Офис югославского посланника Субботича и выразил обеспокоенность тем, что продукция рудников, которые эксплуатируют англичане, большей частью отправятся в Германию, с которой Великобритания находится в состоянии войны. Эти шаги вызвали резкие протесты Британии и Франции, на что князь Павел и Александр Цинцар-Маркович ответили требованием поставить оружие. После этого начальник югославского Генштаба генерал Душан Симович в октябре и ноябре 1939 г. вел в Белграде переговоры с представителями французского Верховного командования и британского Императорского генштаба, основной целью которых было получить от союзников необходимое вооружение, а особенно артиллерию для противовоздушной и противотанковой обороны, боевые бронемашины (танки) и моторизованные единицы, самолеты, тяжелую артиллерию и грузовики для транспортировки амуниции и питания.

Переговоры касались и темы открытия балканского фронта.

В октябре французский военный атташе генерал Марсон надеялся, что события все таки вынудят Югославию вступить в войну на стороне Франции. Так как англичане были главными скептиками в вопросе открытия балканского фронта, князь Павел в ноябре 1939 г. инициировал более близкое сотрудничество с французами и просил одобрения послать военную миссию в Париж. Со своей стороны Вейган хотел послать офицера ВВС в Белград для осуществления тайных контактов с югославским, румынским и греческим верховным командованием, не втягивая в это англичан.

В ходе переговоров, проходивших в начале ноября, французский военный атташе сообщал, что югославский начальник Генштаба Симович проявляет признаки растущего доверия, и можно ожидать скорых необходимых мер для улучшения пропускной способности железной дороги в направлении Фессалоник. В беседе с французским посланником Брижером (Raymond Brugere) Симович подчеркнул, что торговые переговоры, которые должны были начаться 27 ноября, окажутся полезными. Брижер считал, что эти переговоры, имевшие исключительное значение как для интересов союзников в Югославии, так и для усиления блокады Германии, завершатся успешно только в случае, если союзники согласятся предоставить Югославии военные ресурсы, которые ей были безусловно необходимы. Брижер просил французское правительство оценить, оправдана ли польза от усиления блокады Германии настолько, чтобы заслуживала предоставления Югославии небольшой части союзнического резерва военных запасов.

Эдуард Деладье (Édouard Daladier) уже 10 ноября писал Гамелену, что он согласен с тем, чтобы предоставить Югославии новое французское вооружение. Протокол со списком вооружений и боеприпасов, полученных из Франции взамен на поставку меди, был подписан 24 декабря 1939 г.

Британско-югославский договор был подписан 20 декабря 1939 г., а новые договоры — в январе 1940 г. После этого Югославии до апреля 1940 г., помимо прочего, был доставлен скомплектованный батальон из 54 танков, которые в то время были одним из самых видов современных боевых машин в своей категории.

Французский военный атташе сообщал 23 ноября из Белграда о желании князя и югославского Генштаба установить более близкие контакты с французским военным представителем, а также о просьбе Министерства армии и Флота разрешить направить югославскую военную миссию во Францию. В связи с этим генерал Гамелен решил послать одного офицера из французского Генштаба в Белград для установления близких связей и необходимых контактов с «сербским» Верховным командованием. Он также придерживался мысли, что отправка югославской военной миссии во Францию могла принести только пользу, и предложил французскому премьеру Э. Даладье согласится на отправку миссии.

Гамелен послал в Белград майора Кароле (Carolet). Вейган в начале декабря сообщал из Сирии о своей убежденности в том, что балканская акция может быть успешной. Британское правительство окончательно согласилось на французские предложения и само предложило Франции провести военные переговоры с Югославией, Румынией и Грецией. Югославский министр обороны генерал Милан Недич принял Кароле в декабре и просил о более тесных контактах. Разговоры проходили с глазу на глаз и и не записывались, так что с их содержанием с французской стороны были знакомы только военный атташе генерал Мерсон и майор Кароле, который уехал во Францию 19 декабря.

По воспоминаниям генерала Симовича в этот период югославы сотрудничали с Вейганом в разработке плана открытия фронта на Дунае со стороны сил Балканского договора (Румынии, Югославии, Греции и Турции).

На встрече британских и французских генералов во французском Верховном командовании 11 декабря 1939 г. Гамелен требовал обороны Балкан и уверял, что Югославия уже ведет переговоры с Францией. Британские представители считали, что не следует ничего предпринимать без ведома Италии, в то время как Вейган предложил готовиться к обороне на Балканах и к возможному союзническому десанту. После полученного одобрения со стороны западных союзников в конце 1939 г. начальник Главного генштаба генерал Душан Симович принял решение послать на западный фронт в Великобританию, Францию и Испанию в качестве неофициального наблюдателя отставного капитана второго ранга Божидара Мажуранича. Но при этом не забывались и конктакты с немцами, и с тем же неофициальным заданием в Германию был направлен бригадный генерал Иван Прпич.

В конце 1939 года первый адъютант короля дивизионный генерал Никола Христич, сопровождавший князя Павла во время его визита в Берлин, направил через немецкое посольство новогодние поздравления генерал-фельдмаршалу Герингу и генерал-майору Боденшацу. Гамелен в январе 1940 г. выступал за тесные связи с генштабами Югославии, Румынии и Греции.

На белградской конференции Постоянного совета Балканского договора, состоявшейся 2–4 февраля, Греция и Турция подняли вопрос совместной обороне от агрессии какой-либо небалканской страны. Это расширение взаимных обязанностей было принято, прежде всего, из-за уверенности в том, что непосредственного нападения со стороны Германии ожидать не стоит.

Предполагалось, что экспансия в этой зоне не отвечала прежде всего экономическим интересам Германии. Также присутствовала уверенность, что Германия предостережет и СССР от похожих намерений. Об этом решении не сохранилось никакого письменного документа, не были установлены и точные обязанности стран-членов, которые лишь согласились с необходимостью рассмотрения совместной подготовки к обороне от возможного нападения извне. Ради этого было решено установить постоянный и непосредственный контакт между генштабами ради изучения оборонных вопросов, интересующих четыре союзнические государства. Для осуществления этих контактов необходимо было основать в Афинах совет под председательством греческого начальника Генштаба Александроса Папагоса, в который вошли бы военные представители стран-членов. Высказывая в начале марта свое видение плана открытия фронта в Скандинавии, целью которого было прекращение снабжения Германии железной рудой из Швеции, генерал Гамелен выступал за то, чтобы эти операции сочетались с открытием фронта на Балканах. Этим был бы дополнительно ослаблен немецкий военно-экономический потенциал. В военной точки зрения Гамелен считал, что действия на Балканах были бы во всем более полезны для Франции, чем действия в Скандинавии, если бы Югославия, Румыния, Греция и Турция укрепили союзные силы 100 дивизиями.

Швеция и Норвегия могли помочь всего 10 дивизиями. Сила войск, которые немцы бы были вынуждены оттянуть с западного фронта для противостояния новым действиям союзников, должна была быть, по мнению Гамелена, по крайней мере равнозначной. Ключ от успеха на Балканах, по мнению Гамелена, был у Италии.

В то же время греческий Генштаб приступил к разработке проекта совместных операций, который вместе с мнениями о ведении совместных операций 13 марта был доставлен генералу Метаксасу, а одновременно передан французскому военному атташе для доставки генералу Вейгану на Ближний Восток.

В середине марта в Югославии началась мобилизация, аналогичная той, что прошла осенью 1939 г. Она была оправдана внутриполитическими факторами и необходимостью сплочения общества, раздираемого ссорами между хорватскими и сербскими партиями, которые в свою очередь, по сведениям немецкого военного атташе полковника Рудольфа Тусена (Rudolf Toussaint), пропагандистски и финансово подпитывались западными силами и секретно Италией.

Армию необходимо было усилить до максимальной цифры в 500 000 человек, как это было и в предыдущем году. После начала немецкого нападения на Данию и Норвегию, в первой половине 1940 г. по инициативе князя Павла военный министр генерал Милан Недич разговаривал с Брижером о наилучшей форме укрепления связей между югославским и французским генштабами.

В связи с вопросом о военных аэродромах и их использования, который очень заботил генерала Вейгана, они договорились, что Недич разрешит одному сотруднику генерала Вейгана прибыть в Югославию при полной секретности и в гражданском костюме и посетить необходимые югославские военные объекты. В то же время турецкий министр иностранных дел Шукри Сараджоглу (Sukru Caracoglu) поднял вопрос организации встречи военных представителей государств Балканского союза ради рассмотрения вопроса совместной обороны от внешней агрессии.

Греческое и румынское правительство поддержали это предложение, но югославское правительство воспротивилось ему, так как ожидало крупные поставки военной амуниции из Германии в предстоящие шесть месяцев и не хотело предпринимать ничего, что могло поставить эти поставки под угрозу.

После этого югославскому военному атташе в Турции полковнику Петару Томацу его французский коллега представил планы генерала Вейгана по обороне Балкан. Вейган, согласно услышаному Томацем от французского военного атташе дивизионного генерала Дарбоно (Charles-Henri-Paul d’Arbonneau), рассматривал оборону Балкан как единое целое. Его главная идея заключалась в том, что основные силы Югославии и Румынии нужно сконцентрировать на одной укрепленной линии обороны, где они должны были дождаться прибытия войск союзников.

Несмотря на территориальные потери, югославская и румынская армии должны были найти самую удачную линию обороны, на которой могли выиграть время до прихода союзников и откуда вместе с ними, не истощенные, могли бы продолжать операции. Вейган особенно настаивал на том, чтобы югославская и румынская армии не вступали бы в борьбу на пограничной линии, где на менее удобном участке они подверглись бы нападению превосходящих сил противника. Он имел в виду, что это ошибочно сделали поляки. Согласно плану, который Дарбоно показал Томацу на карте Балкан масштабом 1 : 1 000 000, югославско-румынская линия обороны проходила с запада на восток по линии Шибеник — левый берег Крки — Ядовник — Лисина — гора Борья — гора Майевица — Брчко — Фрушка Гора (вдоль всего хребта) — Бегейский канал до реки Мароша — северная граница Трансильванских Альп — Галац — Дунай до его устья. На югославской стороне от Майевицы на юг был предвиден один вариант, который главным направлением шел от Травника на Сплит в случае, если было бы прорвано левое крыло югославского фронта. За главной линией обороны, опиравшейся на Фрушку Гору и Бегейский канал, была предусмотрена и вторая линия обороны (с запада на восток): левый берег Неретвы — Сараево — Белград — правая сторона Дуная — Трансильванские Альпы — Дунай до устья.

Дарбоно упомянул при этом и то, что у французского военного атташе в Белграде сложилось впечатление, что югославские военные круги хотят организовать оборону на самой границе. Об активности союзных и турецких войск Дарбоно не высказывался. У Томаца сложилось впечатление, что французская армия должна была высадиться в Фессалониках и оттуда действовать согласно с развитием ситуации. Если не возникло бы проблем с Италией и Болгарией, то эти войска должны двигаться к Белграду для соединения с югославской и румынской армией. Томац позднее узнал от начальника штаба Дарбоно, что французские войска должны были высадиться в Фессалониках, а английские — в Галлиполи, чтобы действовать во Фракии.

Что касается Турции и ее содействия в случае войны на севере Балкан, тот же источник сообщил, что существует конвенция, предусматривающая автоматическое вступление Турции в войну в случае, если нападающие армии прорвутся на границе Болгарии и Греции, однако он верит, что Турция решит вступить в войну и ранее.

Что касается Болгарии, то ей в данный момент со стороны французов был поставлен ультиматум, чтобы она пропустила турецко-союзнические войска через свою территорию. В случае, если бы она воспротивилась этому оружием, источник был уверен, что турецкие войска при помощи союзников (англичан) быстро одержали бы победу, перейдя в атаку в долине Струмы.

Можно было заключить, что помощь союзников и турок подвергшимся нападению Югославии и Румынии выражалась бы в двух направлениях: англо-турецкие войска должны были с сопротивлением или без него прорваться через Болгарию и под[1]держать румынскую армию на линии истоки Дуная—Трансильванские Альпы, а французские направились бы к Белграду. На замечание Томаца о том, что вступление Италии в войну могло нарушить все эти комбинации, особенно с учетом положения Додеканеса в отношении коммуникаций Бейрут-Фессалонники, источник в завуалированной форме ответил, что Додеканес должен быть как можно быстрее занят и что до того войска из Сирии и остальных районов Ближнего Востока, хотя и медленней, но все таки могли быть переброшены железной дорогой через Турцию. В связи с этим источник подчеркивал, что было бы лучше, чтобы союзники уже были в Фессалониках, но добавил, что этому противятся сами балканские государства. На замечания Томаца, что высадка союзников в Фессалониках обязательно бы вызвала реакцию Германии и войну на Балканах в тот момент, когда балканские страны, начиная с Турции, еще не были готовы к войне, его французский собеседник ответил, что было бы лучше дождаться осени. Томац заметил, что осенний срок совпадал с позицией турецкого министра иностранных дел, который недавно сказал посланнику Шуменковичу, что не верит в то, что союзники до осени предпримут что-нибудь, что могло бы вызвать войну на Балканах.

Тем не менее, вместе с отступлением англичан из Норвегии и поражением Франции все планы французов по высадке в Фессалониках канули в лету. После нападения немцев на Бельгию и Францию Муссолини снова активизировал подготовку к нападению на Югославию. В ответ Югославия весной 1940 г. держала под ружьем 650 000 человек. В середине апреля Верховное командование Вермахта располагало информацией о том, что князь-регент с симпатиями относился к Германии, но испытывал недоверие к Италии и СССР. В сообщении от 7 мая говорилось, что народ в Югославии открыто испытывает симпатии к Германии благодаря ее военным успехам и не хочет воевать. Югославы опасались Италии и с осторожностью относились к Венгрии. Общее мнение было против Великобритании.

В тот момент от французских военных кругов в Анкаре стало известно о меморандуме, который генерал Вейган направил французскому правительству: в нем он требовал как можно скорее и детальнее прояснить вопрос военного сотрудничества с балканскими генштабами, ему нужно было знать, на что можно было бы рассчитывать в случае осложнений, и какова была бы главная линия обороны, на которой будет сконцентрирована его деятельность. Второй вопрос касался получения от греческого правительства одобрения, на основе которого военные грузы были бы размещены в Фессалониках.

В связи с этим немецкий посол в Анкаре фон Папен 8 мая посетил югославского посланника Шуменковича и сообщил ему о необходимости нейтралитета Турции и балканских стран на случай войны Италии с Францией и Англией. Он также заявил, что ни Германия, ни Италия, ни Россия не имеют никаких враждебных намерений в отношении Балкан. В Верховном командовании Вермахта 9 мая стало известно о массовых антигерманских настроениях в Югославии. Немецкий консул Франц Нойхаузен сообщил, что германский военный атташе полковник Тусен сжигает секретные документы в посольстве в Белграде, что мобилизация югославской армии в полном разгаре и что говорится о высадке французских и английских танковых соединений.

В то же время югославская сторона по ряду каналов собрать информацию о позиции союзников в отношении возможной поддержки в случае итальянского нападения. Так княгиня Ольга в Лондоне от лорда Гелифакса получила 17 мая информацию, что Британия не может помочь Югославии в случае нападения Италии. Югославское правительство в тот же день направило вопрос турецкому и греческому правительствам об их позиции в случае нападения Италии и Германии на Югославию. Такой же вопрос был направлен и Бухаресту. Турки, греки и румыны выразили готовность договорится об оказании взаимной помощи на обоюдной основе. Турция добавила, что и в этом случае поступила бы согласно позиции британского и французского правительства. Так как была получена информация, что англичане не будут вступать в войну против Италии, Шуменкович на следующий день сообщил, что снимает вопрос.

18 мая из Берлина от греческого посланника была получена информация: в начале мая немецкие круги были уверены, что англичане во второй половине мая попробуют перенести войну на Балканы, поэтому немецкие военные круги были готовы предупредить действия Великобритании и осуществить превентивное военное вторжение. Успехи большого немецкого наступления на Западе нейтрализовали к тому моменту всякую опасность от Балкан.

Высадка англичан на Балканах и германские контрмеры более не предполагались. Единственной реальной опасностью, нависавшей над Балканами, была возможная интервенция Италии в Средиземном море. Если Греция или любое другое балканское государство заняло бы враждебную позицию или хотя бы дало повод так думать, оно было бы молниеносно уничтожено. Согласно сообщению, балканские государства, сохранившие корректную и нейтральную позицию, могли бы избежать войны. Сразу после получения этой информации немецкий военный атташе полковник Тусен 20 мая, через день после выхода немецких войск к Ла Маншу, был вызван на разговор в югославский Генштаб.

На встрече югославы заявили о стремлении повлиять на прессу в интересах Германии. Он также узнал, что, по данным французского военного атташе, французские силы морально подавлены быстротой немецких ударов и, прежде всего, нападениями с воздуха, что на территории к западу от немецкой линии фронта Антверпен — Сент-Квентин находятся две армейские группы с 20 французскими и несколькими английскими дивизиями и что перемены во французском Верховном командовании являются признаком большой слабости. Югославская сторона просила Тусена помочь в умиротворении военно-политических кругов и общественности Югославии, опасавшихся возможного нападения Италии. Так неудачи союзников на западе положили конец идеям об открытии балканского фронта против Германии. Югославия и остальные просоюзнически настроенные балканские страны, столкнувшись с новой реальностью, вынуждены были найти как можно более безболезненный modus vivendi с Германией, которая после поражения Франции стала гегемоном Европы.

Перевод с сербского языка иером. Игнатия (Шестакова)