Конец царской армии: февраль — декабрь 1917 / Джон У. Стейнберг

Преждевременный выход России из Первой мировой войны в результате захвата власти большевиками в октябре 1917 г. изменил и сам ход войны (поскольку в настоящей статье освещаются исключительно события 1917 г., все даты приводятся по старому стилю). В то время как проявившееся зимой 1917– 1918 гг. стремление русских добиваться мира являлось следствием революции и свержения династии Романовых, трудно усомниться в том, что к преждевременному выходу России из войны привел произошедший в ходе войны крах императорской армии как боеспособной военной организации.

История развала императорской армии хорошо известна… она широко освещалась уже в самом ее процессе и изучалась в ряде ранних работ по историографии революции. Однако никто толком не рассматривал события, совместно представлявшие собой вехи этого исторически беспрецедентного распада военной машины в современную эпоху — восстание в армии в феврале 1917 г., Приказ №1, Июньское наступление Керенского, действия немцев под Ригой в августе 1917 г., Корниловский мятеж, — с точки зрения того, каким образом они повлияли на ход войны.

Это может показаться странным, но с учетом того, что Россия оказалась в грандиозном политическом вакууме, возникшем в результате отречения Николая II и краха 304-летнего романовского режима, при составлении истории этого периода вопрос о способности армии к дальнейшему участию в войне был не столь важен, как анализ революционной политики и социальных последствий революции. Вне зависимости от того, какие бы усилия ни прилагали историки при изучении политической и социальной истории русской революции, идет ли речь о политических центрах империи или ее обширной периферии, понимание роли, сыгранной армией во время этих событий, в конечном счете, необходимо, если мы хотим разобраться, каким образом большевикам удалось прийти к власти и в итоге удержать ее. К моменту революции отмобилизованная Россия уже 30 месяцев сражалась против Центральных держав.

На протяжении этого периода война сказалась на всех аспектах русского общества — от производства боеприпасов и полевых работ с последующим сбором урожая и его перевозкой до пополнения новобранцами армии, уже понесшей многомиллионные потери. По причине тотальной мобилизации русского общества во время Первой мировой войны роль армии и ход военных действий в 1917 г. сильнейшим образом сказались на том, как развивались события этого революционного года. Соответственно, роль солдат — их надежды, желания и чаяния, — является неотъемлемой частью истории России в 1917 г. Однако при изучении этого сюжета нередко забывается о том, что Первая мировая война продолжалась, по-прежнему оказывая сильное влияние на течение событий в России. Собственно говоря, вопрос о мире играл ключевую роль на первом этапе взаимоотношений между Временным правительством и Советом рабочих и солдатских депутатов. Более того, сползание к левому краю политического спектра набрало сильный импульс после Апрельского кризиса, когда Временное правительство попыталось твердо заявить о своем желании продолжать войну.

Таким образом, исторические события происходили на протяжении всего 1917 г., а так как мысли всех их участников занимал вопрос о том, как быть с мировой войной, то голоса солдат — и в первую очередь их мнение об их роли в зарождавшемся новом политическом раскладе — приобрели первоочередное значение в глазах как тогдашних наблюдателей, так и историков, изучавших с тех пор революцию. Несомненно, по мере того, как отдалялось отречение царя и приближался захват власти большевиками, боеспособность армии в конечном счете определялась новым статусом, полученным солдатами. Поэтому роль солдат в 1917 г. должна быть учтена в любой работе о влиянии революции на способность России продолжать войну. Однако цель настоящей статьи заключается в том, чтобы в первую очередь изучить статус России и ее отношения с союзниками по Антанте при планировании ими военных операций на 1917 г.

Далее, рассматривая ход военных действий в условиях, когда революционная политика диктовала стремительные изменения в армии, защищавшей Россию от врагов, со второй половины 1915 г. оккупировавших ее западные приграничные территории, мы постараемся глубже вникнуть не только в причины, но и в последствия беспрецедентного краха военной машины России в разгар глобального конфликта.

Изучение военных неудач 1917 г. поможет понять влияние Первой мировой войны на развал русской армии как эффективной военной организации к декабрю 1917 г.

Снабжение и планирование

К тому моменту, когда в воюющую Европу пришел 1917 год, все стороны конфликта страдали от крайнего изнурения, вызванного доблестными усилиями 1916 года, особенно под Верденом, на Сомме и во время Брусиловского прорыва. Хотя русская армия продемонстрировала свою способность одержать верх над австро-венграми в Галиции, все плоды Брусиловского прорыва были утрачены к концу лета, когда немцы пришли на выручку своим союзникам. После года ожесточенных сражений ситуация на фронтах почти не изменилась. Соответственно, когда во Франции в Шантильи состоялась очередная межсоюзническая конференция с участием главным образом военных лидеров, и одновременно в Париже в начале ноября 1916 г. прошла очередная встреча политических лидеров — заявленной целью обоих мероприятий являлась координация операций на 1917 год, — никто не торопился брать на себя обязательства по проведению каких-либо конкретных мероприятий, помимо оказания друг другу взаимной поддержки при проведении операций, намеченных на следующий год. Однако русские покидали оба совещания с чувством досады, поскольку генералы Хейг и Жоффр оставались зациклены на Западном фронте как на главном фронте войны. Они призывали начать в феврале зимнее наступление на всех фронтах и предлагали русским обратить всю мощь их армий против Болгарии со стратегической целью перерастания этого наступления в более крупную операцию, направленную на вывод Османской империи из войны. У русских вызывало раздражение то, что вся польза этих совещаний сводилась для них к полученному в Париже от политиков признания того, что в Россию необходимо поставлять больше военных материалов более высокого качества.

Вопрос военных поставок был принципиально важен для России. При этом первоочередное значение имели поставки артиллерийских орудий и снарядов к ним. Как сокрушительные поражения 1915 г., так и ограниченный успех Брусиловского прорыва имели своей причиной неспособность императорской армии адекватно отвечать на артиллерийский огонь Центральных держав. Благодаря планировавшейся постройке узкоколейной линии от Мурманска к фронту перед императорской армией впервые с начала войны открывалась потенциальная возможность получать достаточное количество вооружений и боеприпасов — особенно в сфере тяжелой артиллерии, что позволяло ей сравняться с огневой мощью Центральных держав на Восточном фронте и даже превзойти ее. Но зимой 1916–1917 гг. все это были умозрительные рассуждения, так как по всей России наблюдалась нехватка всевозможных предметов потребления — в первую очередь продовольствия. Более того, британцы, которые к этому моменту войны ввели контроль над производством, доставкой и оплатой большинства российских заказов, выражались менее чем определенно в отношении того, что именно и в каких количествах они собирались отправлять в Мурманск.

По причине фронтовых потребностей и вопросов по поводу поставок русские в ноябре 1916 г. отбыли из Франции, недовольные тем приемом, который им оказали союзники по Антанте. В конце концов, Россия была для них верным союзником, о чем свидетельствовало русское вторжение 1914 г. в Восточную Пруссию, предпринятое в рамках союзных обязательств и оказавшее существенное влияние на немецкие операции во Франции, несмотря на свои катастрофические результаты. Более того, никто не пришел русским на помощь в 1915 г., но они все же сумели выстоять, а в июне 1916 г. еще и осуществить Брусиловский прорыв в ответ на отчаянные мольбы французов. И все же в ноябре 1916 г. они покидали Шантильи и Париж, мало удовлетворенные тем, что французская и британская делегация признали их потребности в поставках и их стратегические проблемы. Попросту говоря, русские уезжали из Франции, пребывая в уверенности, что их союзники по Антанте считают Россию младшим партнером, не заслуживающим равноправных отношений. Может быть, русские смирились с этой ситуацией, потому что у них не было выбора? Впрочем, более вероятно то, что русские отбывали из Франции с намерением выработать свои оперативные планы на 1917 г. на серии совещаний, которые предполагалось провести в декабре в Могилеве, где размещалась Ставка — штаб-квартира верховного главнокомандования. На первом из этих совещаний, прошедшем 17 декабря 1916 г. под председательством царя, присутствовали все командующие фронтами. К сожалению, генерал М. В. Алексеев, начальник штаба, фактически командовавший армией с того момента, когда Николай II в августе 1915 г. объявил себя главнокомандующим, находился в Крыму, куда отбыл в отпуск по состоянию здоровья, и потому пропустил это ключевое, последнее в истории императорской армии совещание, на котором обсуждались оперативно-стратегические вопросы. Генерал Б. В. Гурко, исполнявший обязанности начальника штаба, выступил со своей точкой зрения на итоги переговоров, прошедших в предыдущем месяце во Франции. Что самое важное, идея зимнего наступления с общего согласия была признана бессмысленной по причине климатических условий и проблем со снабжением. По словам Гурко, планировать генеральное наступление имело смысл не ранее чем на середину мая, да и то если будут получены обещанные Великобританией артиллерийские орудия и снаряды к ним.

Идея нападения на Болгарию была немедленно отклонена как очередной пример того, что западные военные и политические лидеры опять не удосужились вникнуть в ситуацию на Восточном фронте. Предложение о наступлении на Болгарию полностью игнорировало ситуацию в Румынии, которую немцы, используя силы своих балканских союзников, почти полностью оккупировали осенью 1916 г. Румынский фронт полностью связал руки русским, которые не могли помыслить о том, чтобы открыть дальше к югу еще один фронт, который немцы могли бы снабжать без всякого труда. Однако в отсутствие Алексеева и после внезапного отъезда царя сразу после начала совещания — скорее всего, из-за убийства Распутина, — окончательных решений о весеннем наступлении, к большой досаде всех присутствующих, так и не удалось принять.

Между тем британцы в конце января 1917 г. отправили в Петроград миссию, которая вела переговоры с русскими до конца февраля, когда разразилась революция. Целью этой британской делегации под общим руководством лорда Милнера было выяснить, в чем реально нуждается русская армия для проведения успешной кампании в 1917 г. Выводы, которые при этом были сделаны, не пылали оптимизмом в отношении дальнейшего хода войны. Прежде всего Милнер и его делегация не представляли себе, как закрыть разрыв между реальностью и, по видимости, бесконечными требованиями России в плане военных поставок. Но, может быть, более неприятной была слабая работоспособность каких бы то ни было структур, призванных управлять приемом поставок в перегруженных российских портах и их доставкой на фронт. Вдобавок к этому британцев в конечном счете беспокоило недостаточное понимание русскими того, как пользоваться некоторыми системами оружия, затребованными ими в Англии. Собственно говоря, британские военные представители считали, что дальнейшие военные поставки в Россию должны осуществляться в сопровождении военных советников, которые бы обучали русских тому, как пользоваться современными видами оружия, которые те желали получить для использования на фронте. Таким образом, британцы хотели получить полную уверенность в том, что присылаемые ими военные материалы не будут впустую израсходованы или вовсе останутся без употребления из-за того, что никто в России не знает, как с ними обращаться.

В итоге Милнер пришел к выводу об отчаянной ситуации в России и о том, что британцам в 1917 г. не следует многого ждать от своих союзников на Восточном фронте. Таким образом, союзники регулярно совещались с ноября 1916 г. до Февральской революции, рассматривая и пытаясь решить вопросы большой стратегии, планируя операции на 1917 г. и занимаясь проблемами снабжения русской армии. Эти встречи мало что дали в плане решения существующих вопросов. Хотя предложение напасть на Болгарию демонстрировало, что союзники все еще способны к мышлению в терминах большой стратегии, русские оставались тверды в своем убеждении, что еще один мощный удар, нанесенный их войсками, позволит нанести поражение Австро-Венгрии. Таким образом, вне зависимости от того, кому принадлежала власть в 1917 г., вооруженные силы России планировали и в итоге провели свою последнюю крупную наступательную операцию, выбрав для нее тот же участок, где годом ранее состоялся Брусиловский прорыв. Открытым оставался вопрос снабжения. Британцы, не желая оставлять союзника без помощи, тем не менее со все меньшей и меньшей охотой отправляли военные материалы в Россию, опасаясь того, что те либо не попадут на фронт, либо — хуже того — русские не сумеют правильно их использовать, даже если те будут им своевременно доставлены. Антанта не могла себе позволить, чтобы хотя бы одна пуля или снаряд были потрачены впустую. Если жизненно важные военные материалы было невозможно использовать с максимальной отдачей на Восточном фронте, то они подлежали использованию на Западном фронте. Такая точка зрения укреплялась на протяжении 1917 г., по мере того, как вопрос о том, станет ли вообще Россия продолжать войну после свержения Романовых, приобретал решающее значение и для Антанты, и вообще для исхода Первой мировой войны.

Февральская революция и Приказ №1

Разумеется, февральское свержение царского режима поставило под вопрос все прежние военные планы на 1917 г. Хотя последствия этих событий едва осознавались в то время, нет сомнений в том, что началом конца старой русской армии стал мятеж войск петроградского гарнизона 27 февраля 1917 г. Затем, сразу же после состоявшегося 1 марта 1917 г. отречения Николая II, был брошен вызов власти и авторитету офицерского корпуса, на протяжении революционного года постепенно распространившийся на всю армию. После того, как власть Романовых была сметена и на смену самодержавию пришли Временное правительство и Совет рабочих и солдатских депутатов, на свободу вырвались эмоции. В самом ли деле настала заря новой эпохи демократии и всеобщего равенства в России? Одной из первых серьезных попыток действовать в этой новой дивной реальности стал Приказ №1 Петроградского совета, изданный 1 марта 1917 г. для солдат Петроградского военного округа. Этот приказ, замышлявшийся как средство положить конец тому, что русские офицеры бесконечно помыкают солдатами, в итоге привел к подрыву авторитета офицерского корпуса в императорской армии. Офицеры получали право командовать, присягнув на верность царю, но так как царя больше не было, то, следовательно, командиры лишились права от давать приказы солдатам как на поле боя, так и где-либо еще. Однако в Приказе №1 не содержалось требования о том, чтобы солдаты сами выбирали себе офицеров! При тщательном прочтении этого документа выясняется, что в нем говорилось лишь, чтобы солдаты каждой петроградской части выбрали делегатов в Совет рабочих и солдатских депутатов. И все же, несмотря на немедленное отступление Совета, издавшего Приказ №2, в котором недвусмысленно указывалось, что воинские части не вправе производить выборы офицеров, это поветрие в первые месяцы революции охватило всю армию. Кроме того, хотя Приказ №1 касался лишь петроградского гарнизона, на протяжении марта и апреля почти во всех частях армии, будь то дивизии, полки, батальоны или роты, почти бесконтрольно создавались солдатские комитеты. В разгар революционных событий никто не пытался упорядочить эту практику, и в результате некоторые солдатские комитеты включали в свой состав офицеров, а другие — нет. Демократизация армейской жизни вполне могла казаться привлекательной в свете зарождения идеи о «солдате-гражданине», защищающем Россию в пору политических преобразований, но в то же время она оказала вредное, если не губительное воздействие на боеспособность армии.

По мере дальнейшего развития революции становилось ясно, что Приказ №1 медленно, но верно уничтожает дисциплину в рядах армии. Хотя цель Приказа №1 состояла в том, чтобы сделать солдат подотчетными Совету, вследствие его принятия солдаты перестали признавать над собой какую-либо власть, помимо власти своего собственного солдатского комитета и в конечном счете выбранных ими офицеров. Вместо того, чтобы заниматься военной подготовкой и выполнять свои обязанности военного времени, солдаты старой царской армии потратили весь март, апрель и май сперва на создание комитетов, а затем и на обсуждение злободневных политических вопросов — от прекращения войны и построения прочного мира до земельного передела. В тот момент, когда западные окраины страны были оккупированы армиями Центральных держав, русские солдаты желали вести дебаты по всей политической повестке дня, самые важные пункты которой вращались вокруг вопроса о мире и выхода из Первой мировой войны либо при содействии союзников России, либо в его отсутствие.

Несмотря на оккупацию значительных частей российской территории вражеской армией, еще более злободневным весной 1917 г. был вопрос о том, кто реально командует бывшей царской армией. Источник власти следовало искать в непростых взаимоотношениях между Временным правительством и советами. Положение прежнего царского офицерского корпуса летом 1917 г. становилось все более нестерпимым по мере медленного разрушения его авторитета. Солдаты в большинстве своем выполняли приказы советов, в то время как офицерам вне зависимости от их чинов и должностей приходилось выбирать, кому им подчиняться — Временному правительству или советам. Таким образом, как и в случае политической системы в России, система управления армии оказалась расколотой и в итоге уже не подлежала восстановлению. Пока солдаты спорили о своем будущем, военная дисциплина день ото дня ухудшалась. Первая мировая война продолжалась, и Россия, несмотря на происходившие в ней драматические политические события, оставалась ее активной участницей. Многие тревожные признаки уже зимой 1916–1917 гг. указывали на ограниченный боевой потенциал солдат императорской армии. Как отмечали современники, боевой дух падал среди солдат и на Юго-западном, и на Северном фронтах по причине широко распространенного убеждения в безнадежности дальнейшего ведения войны вне зависимости от ситуации со снабжением.

Современная историография поднимает сюжет об агонии старой армии на более высокий уровень, начало чему положило принадлежащее перу Аллана Уайлдмена классическое описание того, как профессиональная императорская армия мирного времени на протяжении войны превращалась в призывную армию, к зиме 1916–1917 гг. вследствие предшествовавших военных действий понесшую тяжелые потери как на человеческом, так и на материальном уровне. В более свежих работах показывается, что как минимум один пехотный полк усомнился в разумности приказов своих офицеров и в итоге взбунтовался осенью 1916 г. и что в январе 1917 г. на Северном фронте под Ригой другие части отказывались идти в бой из-за охватившей солдат уверенности в невозможности победы и, следовательно, в бессмысленности дальнейшего кровопролития. Таким образом, еще до Февральской революции были налицо очевидные тревожные признаки, заставлявшие всех наблюдателей задуматься над тем, насколько можно полагаться на русскую армию в кампаниях 1917 года.

Несмотря на то, что ситуацию с воинским духом армии в лучшем случае можно было назвать плачевной, и несмотря на всеобщий призыв к миру, исходивший от всех элементов общества, члены Временного правительства были полны решимости сохранить за Россией ее место в международных делах. Соответственно, они старались убедить британцев, французов и американцев в том, что намереваются остаться их партнерами в их противостоянии с Центральными державами. Кульминационным моментом этого политического курса стал апрель, когда министр иностранных дел Павел Милюков спровоцировал так называемый Апрельский кризис, дав гарантии державам Антанты, что Россия останется активной участницей Первой мировой войны. Это заявление вызвало возмущение, потому что никто из членов Временного правительства не пытался заручиться одобрением со стороны Совета рабочих и солдатских депутатов. К моменту, когда улеглась пыль, поднятая заявлением Милюкова, он уже лишился своей должности, а над революционным горизонтом начала восхождение звезда Александра Керенского, в мае 1917 г. назначенного военным министром в составе Временного правительства. Именно в этот момент Керенский начал агитацию за военное наступление, призванное сплотить всех россиян под знаменем выполнения их патриотического долга — защиты революции от ее внешних врагов. Таким образом, Керенский пытался убедить и солдат, и офицеров в том, что самый быстрый способ покончить с войной — продемонстрировать, что Россия по-прежнему намерена выполнять свои обязательства перед союзниками. Такая политика в одно и то же время бросала вызов всеобщему призыву к миру и, что более важно, требовала решения вопроса о власти в армии в качестве необходимой предпосылки, без которой ни одна армия не могла вести наступательных операций.

Александр Керенский, влияние солдатских комитетов и Июньское наступление

Революционное «оборончество» становилось главной темой дня по мере того, как Керенский неустанно подталкивал Россию к наступлению, с которого бы возобновилось ее участие в Первой мировой войне. Его логика основывалась на том соображении, что успешная военная кампания вдохнет новые силы в нацию, которая окажет поддержку лично ему, Временному правительству и всему, что последует за этим. Более того, он намеревался удовлетворить требования своего электората, продемонстрировав державам Антанты, что они могут рассчитывать на демократическую Россию в своей борьбе с Центральными державами.

Главнокомандующий армией М. В. Алексеев поддерживал призыв Керенского к проведению военной кампании по более прагматическим причинам. Прежде всего Алексеева беспокоило то, что немцы могут воспользоваться российскими неурядицами и вывести Россию из войны решительным ударом, который лишит Временное правительство, Совет или кого бы то ни было шансов заключить мир на благоприятных или хотя бы нейтральных условиях.

Однако, как уже отмечалось, причины для серьезных сомнений в боеспособности армии существовали еще до того, как февральские события перевернули мир Российской империи с ног на голову. Тем не менее Алексеев, как и большинство представителей старого офицерского корпуса, не представлял себе, как восстановить дисциплину в условиях существования солдатских комитетов. Растущей и слабо обозначенной проблемой оставалось дезертирство. С самого момента революции солдаты бросали фронт в намерении удостовериться, что дома все в порядке. Оставался открытым вопрос о том, вернется ли хоть кто-нибудь из них в армию в том случае, если они будут там нужны25. Однако к маю стало ясно, что комитеты представляют собой постоянную черту революционного пейзажа — и более того, что любой офицер, неспособный работать в рамках системы, включавшей «демократическую» структуру командования, недолго пробудет офицером. В итоге Алексеев пришел к выводу о том, что армия недолго сохранит способность перейти в наступление и что чем дольше революционная политика будет влиять на армию, тем меньше окажется вероятность того, что она сможет сделать хоть что-нибудь. Более того, впервые с начала войны в руках русской армии и генерала Алексеева наконец оказалась артиллерия, способная обрушить на немцев такой же огонь, какой испытала на себе императорская армия в 1915 г. во время своего «Великого отступления». По иронии судьбы Алексеев наконец имел военные материалы, необходимые для того, чтобы хотя бы сравняться с врагами, если не получить превосходство над ними — и это произошло одновременно с крахом дисциплины и воинского духа в самой русской армии. Выводы, к которым пришел Алексеев в отношении армии, требовали ускоренными темпами готовиться к наступательной операции.

Заручившись поддержкой со стороны руководства армии, к чему бы такая поддержка ни сводилась в тот момент революционного года, Керенский за месяц до начала наступления, намеченного на 18 июня 1917 г., начал свою собственную кампанию. Соответственно, военный министр ездил по стране с выступлениями — преимущественно перед фронтовыми войсками, которым он пытался внушить веру в то, что скорейший путь к миру, способному принести престиж и легитимность новой демократической России и тем самым обеспечить всему ее населению счастливое и свободное будущее, заключается в разгроме Центральных держав посредством решающей военной операции, призванной нанести смертельный удар Габсбургам и показать немцам, что победа на Восточном фронте для них недостижима. Более того, Алексеев и российское верховное командование (то, что от него осталось) имели оперативный план, впервые обрисованный в письме, отправленном Алексеевым Николаю II в начале января 1917 г., после совещаний, прошедших в Могилеве в декабре 1916 г.

Больной Алексеев своим письмом, посланным из Крыма, показывает, почему он был начальником штаба старой армии. По той причине, что русская армия лучше всего проявила себя в сражениях с австро-венгерской армией, идеальной местностью для запланированного летнего наступления назывался участок прошлогоднего Брусиловского прорыва. Придя к этому выводу, Алексеев рассудил, что из-за бедственного состояния транспортной сети — включая как безрельсовые, так и железные дороги, — сложившегося после двух с половиной лет военных действий на западных окраинах России, немцы не смогут быстро доставить подкрепления своим союзникам. Таким образом, Алексеев замышлял военную операцию, которая могла принести победу русским, а также, возможно, оказать стратегическое влияние на ход войны, если его идея окажется удачной и с участием австро-венгров в конфликте будет покончено. Однако Алексеева, несмотря на все его планы, за несколько недель до начала наступления — возможно, по причине его тесных связей с Николаем II и со старым режимом, а может быть, вследствие его слабого здоровья, — сменил в должности главнокомандующего генерал Брусилов, а 8-ю армию, прежде подчинявшуюся Брусилову, возглавил генерал Корнилов.

Однако наибольшую тревогу вызывали прибывавшие в Ставку с фронта донесения о моральном состоянии и надежности солдат. Такие генералы, как А. М. Драгомиров, Б. В. Гурко, А. А. Брусилов и Д. Г. Щербачев, докладывали об отсутствии заметного боевого духа у солдат, которых главным образом волновало то, что ими пожертвуют для занятия территории, за которую они уже сражались, захватив ее и снова потеряв в 1916 г. Революционное «оборончество», или поддержка западных союзников, теряла привлекательность в глазах солдат, столкнувшихся с перспективой стать очередными жертвами мировой войны в разгар русской революции. Несмотря на агитацию среди солдат, политиканство и откровенно бунтарские настроения в войсках, те русские офицеры, которые по большей части находились не на фронте, сохраняли осторожную убежденность в том, что крупная военная операция имеет шансы на успех в том случае, если, как надеялся Алексеев, она состоится в не слишком отдаленном будущем. Возможно, все — от Алексеева до младших командиров, — кто считал, что их армия способна на победу в битве, были наивны, думая, что солдаты подчинятся приказам и пойдут в бой. Но скорее всего, ожесточенные представители офицерского корпуса хотели верить в то, что германская угроза вдохнет в войска патриотический дух, которого хватит для того, чтобы мысль о защите отечества возобладала в них над революционными настроениями на время, достаточное для достижения победы. Поскольку судьба революционной России в период, предшествовавший Июньскому наступлению, зависела от решений и действий солдат по всей стране, значительная часть новейших исследований на тему Восточного фронта Первой мировой войны посвящена опыту солдатского существования; эти исследования, не изменяя наших принципиальных представлений о войне, углубляют понимание мотивов, двигавших солдатами, и их настроений на протяжении войны. Как утверждает А. Б. Асташов, к концу 1916 г. ситуация со снабжением позволяла солдатам отправлять членам своих семей посылки с чаем, мылом и в первую очередь с сахаром. Согласно Асташову, самым важным было то, что в месяцы, предшествовавшие Февральской революции, солдат больше беспокоило влияние военной инфляции на способность их семей сводить концы с концами, чем тяготы, с которыми сталкивались они сами. Положение в глубине страны продолжало волновать их и после Февральской революции, когда солдаты неоднократно выражали озабоченность ситуацией в тылу, где наряду с проблемами снабжения наблюдалась нехватка рабочей силы, необходимой для полевых работ и сбора урожая. По иронии судьбы, солдаты не проявляли беспокойства по поводу снабжения на фронте, поскольку полагали, что наконец получили все необходимое для ведения современной войны. В том, что касается фронта, их больше волновал крах армейской сплоченности, являвшийся непосредственным следствием высоких потерь, понесенных императорской армией. Асташов указывает, что начиная с периода Брусиловского прорыва офицеры начали выказывать больше ответственности по отношению к солдатам, все чаще отказывавшимся подвергать риску свои жизни, и старались убедить их умереть за царя и родину, объясняя, зачем это нужно. Асташов делает проницательный вывод о том, что война на истощение сильно проредила кадры профессиональной довоенной армии. Вызванная этим нехватка ветеранов и профессиональных офицеров, особенно на оперативном уровне, именно там, где они в конечном счете взаимодействовали с рядовыми бойцами, подорвала жизненно важную солидарность, объединяющую армию на поле боя. Соответственно, недостаточное доверие к способностям офицеров военного времени и новобранцев внесло огромный вклад в повсеместный развал армейской дисциплины зимой 1916–1917 гг. Вообще говоря, обширный труд Асташова значительно углубляет наши знания о русских солдатах времен Первой мировой войны, что, в свою очередь, позволяет нам лучше понять их поведение весной и летом 1917 г.

Вне зависимости от того, насколько хорошо офицеры разбирались в настроениях своих солдат и осознавали их боеспособность, утром 18 июня более 1300 орудий обрушили свой огонь на австрийцев на 6,5-километровом участке русского Юго-западного фронта. Несомненно, за предыдущие месяцы русские сумели накопить достаточно вооружений и боеприпасов для такой канонады, и в итоге Восточный фронт увидел самую мощную с начала войны русскую бомбардировку. После 48-часовой артподготовки, производившейся главным образом в дневные часы, примерно 170 тыс. русских солдат из состава 11-й и 7-й армий поднялись из окопов, тем самым приняв участие в защите революции и в сражении, целью которого являлся прорыв к Львову, или к Лембергу, как был известен этот город в Австрийской империи. Непосредственной зоной наступления являлась восточная Галиция, где русские накопили трехкратное преимущество в живой силе и двукратное — в артиллерии, но согласно плану в операции участвовала также русская 8-я армия под командованием генерала Корнилова, которая должна была связать боями 3-ю австрийскую армию на севере и по возможности взять Калуш. Предполагалось, что впоследствии, уже в начале июля, к наступательным действиям перейдут и три других фронта, подчинявшихся Временному правительству — еще два на севере и один в Румынии. Из донесений, первоначально поступавших к Керенскому, ожидавшему результатов в штабе фронта в Тарнополе, складывалась позитивная картина, внушавшая немалый оптимизм. Самым важным было известие о том, что ударные отряды из состава финских и сибирских частей прорвали три линии вражеских траншей и захватили Конюхи — ключевую точку, лежавшую на стыке австрийской и германской армий. К концу дня русские заняли высоты над рекой Золотая липа и захватили около 4 тыс. пленных, в то время как потери у противника составляли не менее 9 тыс. человек. По всем оценкам, русские пробили огромную брешь в австрийских позициях, уничтожив две австрийские дивизии. Но вскоре восторги Керенского по поводу этого успеха приутихли, так как это были последние успешные наступательные действия старой императорской армии. Уже 20 июня 11-я и 7-я русские армии отказались продолжать наступление.

Генерал И. Г. Эрдели, командовавший 11-й армией, следующим образом описывал ситуацию в донесении Керенскому: «…несмотря на победу 18 и 19 июня, которая должна была бы укрепить дух частей и наступательный прорыв, этого в большинстве полков не замечается, и в некоторых частях господствует определенное убеждение, что они свое дело сделали и вести непрерывно дальнейшее наступление не должны». Эти досадные факты привели к пониманию того, что после завершения изначальной фазы операции лучшими войсками остальная часть армии, слишком увлеченная текущей политикой, не пожелала повторять успехи 18–19 июня и что русские войска на фронте пребывают в расслабленном состоянии, променяв войну на участие в революции. Между тем, несмотря на то, что 7-я и 11-я армия остановились под Львовом, генерал Корнилов приказал своей 8-й армии 23 июня перейти в запланированное наступление. Оно замышлялось как отвлекающий маневр, который бы не позволил немцам перебросить войска к югу, на подмогу австрийцам, но в то же время укрепило его репутацию, когда 8-я армия прорвала оборону австрийцев, вынудив их покинуть свои позиции к югу от Станислава. К 30 июня части Корнилова захватили более 7 тыс. австрийцев и 48 тяжелых орудий, а к закату того же дня вышли на берега реки Ломницы. Стремясь к развитию успеха, Корнилов призывал своих людей гнать врага дальше и требовал у Брусилова подкреплений. Но войска Корнилова последовали примеру частей генерала Эрдели — после первых операций солдаты решили, что они выполнили свой долг по защите революции и что хватит с них сражений. Что вызывало еще большую тревогу, части 7-й армии, получив приказ отправиться в распоряжение Корнилова, проголосовали за то, чтобы не выполнять этот приказ и вместо этого выступить на поддержку товарищей, занимавших позиции к северу от них. В то время как солдатские комитеты в русской армии вели дебаты о том, что делать дальше, немцы незаметно отводили войска из Франции и Италии, где союзники не предприняли ничего, чтобы поддержать русское наступление.

Вследствие крайне публичного характера кампании Керенского за защиту революции путем дальнейшего участия в мировой войне немцы догадывались о летнем наступлении на своем Восточном фронте. Поэтому наступление, начавшееся 18 июня, не захватило немцев врасплох; они предвидели первоначальные потери и, в соответствии со своими принципами, методично готовились к контрудару, нанесенному ими 6 июля. После пятичасовой артиллерийской подготовки пять немецких дивизий обрушились на русскую 11-ю армию в Галиции, и та сразу же развалилась и начала отход к Тарнополю, который пришлось оставить 12 июля. Между тем 8 июля в отчаянной попытке спасти положение генерал Корнилов ушел с поста командующего 8-й армией, чтобы заменить генерала А. Е. Гутора, неудачно осуществлявшего командование всем Юго-западным фронтом. Несмотря на свою популярность, Корнилов уже давно выступал за восстановление дисциплинарных мер; теперь он взял дело в свои руки, приказав расстреливать на месте солдат, не желавших выполнять приказы во время военных операций. Это решение, принятое им в одностороннем порядке, 12 июля было одобрено Временным правительством. Как однозначно показывали последние военные операции, в отсутствие должной военной дисциплины разумно мыслящие существа переставали быть солдатами, когда им приказывали делать то, что могло привести и нередко приводило к смерти или к увечьям, и соответственно отказывались участвовать в дальнейших боевых действиях. Тревожным итогом возникновения русского солдата-гражданина стало стремительное отступление армии, которому не предвиделось конца. Офицеры царского Генерального штаба предвидели такой результат наступательных операций в условиях развала дисциплины. Попросту говоря, армия, подчинявшаяся солдатским комитетам, стала небоеспособной!

Июньское наступление, или наступление Керенского, представляло собой как кульминационный момент карьеры Александра Керенского и истории Временного правительства, так и начало их конца. Массовое неповиновение и отказ от выполнения приказов — особенно тех, которые требовали от солдат сражаться с врагом и умирать за Россию и за революцию, — приняли характер эпидемии. Типичным для тех дней был отказ целых полков от выполнения каких-либо приказов, но в первую очередь приказа об атаке на врага. Одним из итогов неудачного наступления стало бурное развитие политической ситуации, вылившееся в события, известные как «Июльские дни». Эти демонстрации в начале июля 1917 г., иногда объявляемые неудачной попыткой переворота, загнали большевиков в подполье, приведя к аресту Троцкого и бегству Ленина в Финляндию. Немедленным результатом этих политических событий стала реорганизация Временного правительства и назначение Керенского премьер-министром50. Летом 1917 г. его звезда ярче всего горела над политическим горизонтом, но как раз в те дни он достиг пика политического могущества, и ему оставалось недолго до первых шагов по пути на свалку истории. С точки зрения военных событий, происходивших в этот момент революционного года, неудача Июньского наступления, или наступления Керенского, наряду с его восхождением к должностям премьер-министра и военного министра вымостили путь к назначению генерала Корнилова главнокомандующим русской армией, состоявшемуся 18 июля 1917 г.

Действия под Ригой

Германское верховное командование на Востоке (Oberbefehlshaber der gesamten deutschen Steitkrafte im Osten, далее OberOst), после июньских и июльских военных действий в Галиции осознав крах дисциплины в русской армии, приняло решение перенести центр своих операций в Латвию. OberOst уже давно планировало занять Ригу с целью укрепить свои позиции на балтийском побережье и в то же время контролировать стратегически важный вход в Финский залив. Немцы считали, что это будет важная операция, которая не только позволит достичь давно поставленных стратегических целей, но и предоставит возможность найти более эффективные способы использования живой силы и оружия.

Части 8-й армии под командованием генерала Оскара фон Гутьера начали обучение скоординированному использованию ручных пулеметов, огнеметов и легких минометов, применив полученные навыки на практике уже 19 августа, когда они нанесли мощные удары, охватывавшие русские позиции на реках Двина и Аа. Далее, координируя свои действия с передвижениями 8-й армии, полковник Георг Брухмюллер, командовавший артиллерией фон Гутьера, произвел тщательно продуманный обстрел русских позиций, вызвавший на них смятение. Немецкие артиллеристы, используя традиционные фугасные снаряды в сочетании со снарядами, наполненными газом, целились точно по штабам, сборным пунктам, важнейшим узлам дорог и средствам коммуникации. Брухмюллер методично назначил каждому орудию конкретную цель, огонь по которой следовало вести в четко определенный момент времени. В результате все важнейшие русские позиции подверглись мощному обстрелу, кульминацией которого стал огневой вал, катившийся перед пехотой, когда она пошла в атаку. Потрясение, вызванное ударом 8-й армии по русской 12-й армии, привело к взятию Риги 21 августа 1917 г.

Более важное значение для истории Первой мировой войны и военного дела вообще имело то, что новый стиль ведения военных действий, разработанный и опробованный на практике фон Гутьером и Брухмюллером, вылился в эффективное использование штурмовых отрядов в ходе операции «Михаэль», проведенной немцами на Западном фронте в марте 1918 г.

Для генерала Корнилова не стало большим сюрпризом, что немцы атаковали под Ригой после того, как они обеспечили спокойствие на Юго-западном фронте. В стратегическом плане захват Риги и продвижение немцев вдоль балтийского побережья создавали угрозу Петрограду. Немецкие штурмовые отряды, 19 августа нанеся удар по 12-й армии генерала Д. П. Парского, сопровождавшийся мощным артобстрелом, в ходе которого артиллеристы выпустили по русским 20 тыс. газовых снарядов, выбили русских с их оборонительных позиций. Немецкое наступление на Ригу вызвало еще один военный кризис во Временном правительстве, так как поведение русской армии показало, что она неспособна сопротивляться тщательно подготовленному удару по городу-крепости, защищенному оборонительной позицией, имеющей большую глубину и оборудованной бетонными укреплениями и пулеметными гнездами. Когда последние остатки царской армии бросились в паническое бегство после того, как Парский приказал II и VI Сибирским корпусам отступить с левого берега Двины в ее нижнем течении, это показало, что армия вообще неспособна на оборонительные военные операции. Такой оборот событий вселял большую тревогу и привел к кризису не только вследствие угрозы отступления к столице, но и потому, что Парский был самым высокопоставленным из офицеров, наладивших гармоничные отношения с местными солдатскими комитетами. Тем самым бегство 12-й армии служило конкретным и тревожным доказательством того, что революционные методы управления не привели к созданию военной силы, способной к обороне родины даже в условиях, когда враг угрожал столице и, соответственно, самой революции.

Несмотря на непрерывный нажим, которому немцы подвергали Прибалтийский фронт, революционная Россия была поглощена поиском ответственных за последние военные неудачи. Этот поиск сводился к попыткам ответить на вопрос о возможной вине генерала Корнилова, не оказавшего должную поддержку войскам под Ригой, поскольку он хотел запугать всех политических лидеров России и заставить их поверить в то, что настало время для подчинения солдатских комитетов и самого правительства военному руководству, которому следует взять в свои руки контроль над революцией и государством путем установления военной диктатуры. То, что Корнилов стремится к этому, как будто бы подтвердилось несколько дней спустя, когда он при помощи верных ему войск предпринял попытку захватить власть в Петрограде, самым плачевным образом провалившуюся и тем самым вымостившую путь к краху Временного правительства и большевистскому перевороту. Между тем продолжение кампании последовало в октябре, когда германские штурмовые отряды произвели единственную за всю Первую мировую войну серию удачных десантов, высадившись на балтийские острова Эзель, Моон и Даго, что давало возможность создать около входа в Финский залив германскую военно-морскую базу, с которой мог бы действовать и угрожать русским кайзеровский флот. Немцы так и не построили такую базу только потому, что пришедшие к власти большевики под руководством В. И. Ленина начали переговоры о мире, что привело к скорому заключению перемирия.

Корниловский мятеж

В конце августа, вскоре после катастрофы, разразившейся под Ригой и впоследствии получившей продолжение на Балтике, на окраинах Петрограда состоялся последний акт в истории старой императорской армии, известный как «Корниловский мятеж». Дискуссии вокруг этих событий, и особенно вокруг мотивов, двигавших Корниловым, начались почти сразу же с того момента, когда он отдал своим войскам приказ двигаться на Петроград, и продолжаются по сей день. К августу 1917 г. генерал Лавр Корнилов имел бесспорную репутацию одного из лучших русских армейских командиров, полученную им главным образом благодаря его действиям во время Брусиловского прорыва 1916 г. После наступления Керенского Корнилов получил из его рук должность верховного главнокомандующего российской армии и стал в России наиболее решительным сторонником восстановления военной дисциплины как необходимой меры, требовавшейся для того, чтобы к армии вернулась  боеспособность. Российские консервативные круги, столкнувшиеся с волной социалистических настроений, нараставшей по мере того, как все новые и новые поражения демонстрировали крах российской армии как военной силы, к августу стали видеть в Корнилове человека, в наибольшей степени способного восстановить порядок, а затем и создать новое правительство, которое по крайней мере будет учитывать их интересы. Корнилов, у которого сложилось впечатление, что консерваторы видят в нем своего будущего лидера, вдобавок полагал, что те рядовые бойцы, которые еще подчинялись военным приказам, в достаточной мере поддерживают его для того, чтобы он мог призвать их на защиту своих — а соответственно, и российских — интересов. Но главное то, что после Риги бывшие царские офицеры окончательно прониклись нетерпимостью к солдатским комитетам, считая их причиной разложения армии, и потому одобряли идею о переменах, хотя и сомнительно, чтобы все они поддерживали Корнилова. Поэтому Корнилов летом—осенью 1917 г. как будто бы мог рассчитывать на политическую поддержку в случае превращения в своего рода военного диктатора.

Намечавшийся захват власти в итоге провалился, потому что Корнилову не хватало сторонников в армии для того, чтобы стать и военным, и политическим вождем. Более того, Керенский, сперва одобрявший планы Корнилова идти на столицу, затем передумал и отказался поддерживать генерала и его замыслы. В конце августа Корнилову для первоначального успеха прежде всего требовались лояльные лично ему войска. В то время как мотивы и намерения Керенского никогда не будут точно известны, в ночь с 27 на 28 августа он осудил Корнилова, полагая, что тот приказал войскам выступить на Петроград с целью разогнать Совет и подчинить себе Временное правительство. Опасаясь того, что Корнилов собирается совершить переворот и заменить Временное правительство военной диктатурой, что подвергло бы российскую демократию смертельной угрозе, Керенский обратился за поддержкой к Петроградскому совету и получил ее. В то же время он призвал Временное правительство наделить его чрезвычайными полномочиями, которые использовал для того, чтобы призвать железнодорожников воспрепятствовать движению к Петрограду каких-либо войск, лояльных Корнилову. Несмотря на проблемы, встававшие перед ними после начала революции и особенно начиная с июня, Керенский и Корнилов находились на противоположных концах политического спектра. Они не имели достаточного общего опыта для того, чтобы между ними установилось доверие, необходимое для совместной работы в момент смертельной угрозы, нависшей над их Россией.

Неудивительно, что в отсутствие как войск, готовых прорываться сквозь препоны, чинимые им железнодорожниками, так и решительной поддержки со стороны чего-то, похожего на крепкий офицерский корпус, выступление Корнилова провалилось, а вместе с ним и контрреволюционные силы утратили последний шанс по своему желанию направлять ход событий в Петрограде или где-либо еще в России. Крах того, что оказалось едва сплоченной когортой консервативных элементов, открыл путь к власти набиравшим силу социалистам. Не менее пагубным для хрупкой политической ситуации было то, что, как стало ясно общественности после подавления Корниловского мятежа и в ходе дальнейшего расследования, Керенский поначалу поддерживал выступление Корнилова на столицу: этот факт привел в особую ярость умеренных социалистов. В результате как они, так и общественность отказали Керенскому в своей поддержке. Таким образом, неудавшийся мятеж Корнилова скомпрометировал деятельность набирающего силу контрреволюционного движения, инициированного консерваторами, и привел к политическому краху Керенского после того, как получили широкую огласку факты, связанные с этими событиями.

В то время как Корниловский мятеж нередко считается финальным актом в истории старой императорской армии, по сути это был финальный акт бурных отношений между военными и гражданскими кругами на протяжении революционного периода. Таким образом, эта последняя попытка подчинить себе хоть какие-то элементы старой императорской армии не имела никакого отношения к мировой войне, продолжавшей бушевать на западных окраинах страны, зато имела самое непосредственное отношение к политической нестабильности и социальным неурядицам. После попытки Корнилова захватить власть военная ситуация в России прояснилась. Цель Приказа №1 заключалась в том, чтобы улучшить положение солдат, но в реальности он привел к уничтожению авторитета командиров и военной дисциплины. Керенский был уверен, что он в одиночку сумеет устранить это препятствие, когда призывал солдат защитить революцию, адресуясь к их великорусскому патриотизму. Алексеев, Брусилов и большинство прочих представителей русского верховного командования при всей их сильнейшей обеспокоенности крахом дисциплины полагали, что наступательная операция может оказаться успешной благодаря улучшению ситуации со снабжением и привлекательности образа новой России. Июньское наступление, или наступление Керенского четко и открыто показало, что армия неспособна к наступательным действиям и не станет эффективной военной силой до тех пор, пока в ее рядах не будет восстановлена дисциплина. Эта плачевная ситуация еще больше усугубилась после того, как вскоре после остановки русскими войсками контратаки Центральных держав в Галиции немцы нанесли удар на новом фронте, начав наступление в окрестностях Риги, вызвавшее развал русской обороны, вдобавок к чему солдаты бросали позиции и в буквальном смысле бежали, спасая жизнь. Генерал Корнилов понимал, что плачевное состояние армии делает ее неспособной на проведение не только наступательных, но и оборонительных операций. Поэтому он стремился насаждать в войсках порядок — сперва пытаясь восстановить армейскую дисциплину, а затем попытавшись захватить власть. После провала Корниловского мятежа революционная волна вынесла наверх политиков левого толка, самые радикальные из которых — большевики — имели наиболее продуманный план дальнейших действий, увенчавшийся их приходом к власти 25 октября 1917 г.

Заключение

Два с лишним десятилетия изысканий в открывшихся архивах не внесли ничего нового в историю старой императорской армии в 1917 г. В 1980-х гг. Аллан К. Уайлдмен пришел к выводу о том, что после Июньского наступления солдаты усматривали в попытках восстановить армейскую дисциплину непосредственную угрозу свободам, завоеванным сразу же после отречения Николая II. Эта трактовка не претерпела изменений, но в ходе недавних исследований, посвященных армии в 1917 г., выяснилось, что не только большевики вели среди солдат агитацию, убеждая их отказываться от выполнения приказов и дезертировать со своих боевых постов. Через солдатские комитеты на солдат обрушивался широкий диапазон идей, так как ни одна политическая партия или социальный класс не обладали монополией на информацию, а высокий темп политических и военных событий не позволял лидерам революции реагировать на них рациональным и ответственным образом. Более того, из архивных материалов следует, что самой большой угрозой и для политиков, и для военных руководителей являлось возникновение солдатских комитетов, на протяжении 1917 г. стремившихся дать ответ на все солдатские жалобы как долгосрочного, так и злободневного характера — от проблем снабжения и беспокойства солдат за свои семьи до причин, по которым им опять приходилось рисковать жизнью и здоровьем. Сразу же после отречения Николая II крах политической власти поначалу вселял большой оптимизм в новую демократическую Россию. Эти надежды на возрождение России быстро развеялись, сменившись революционным пейзажем, поскольку, помимо никуда не исчезнувшей угрозы со стороны вооруженных сил Центральных держав, солдатские комитеты наряду с советами рабочих и солдатских депутатов взяли верх над способностью офицеров сохранить свои командирские полномочия. Требования войны раскалывали политическую структуру, неспособную удовлетворить запросы солдат, и потому ей не удалось воспользоваться слишком ненадолго открывшимся окном возможностей и превратить царского солдата в солдата-гражданина.

Настроения солдат, отказывавшихся воевать в феврале 1918 г., традиционно объявлялись следствием агитации, которую большевики вели в 1917 г. среди нижних чинов. При отсутствии особых сомнений в том, что большевики сыграли немалую, а может быть, и решающую роль в развале старой императорской армии, исследования последних 20 лет показывают, что недовольство среди солдат существовало с самого начала войны и революция в этом смысле мало что изменила. Более того, большевики не могли в одиночку контролировать течение событий, поскольку солдаты находились под воздействием самых разных политических идей и среди них вели агитацию самые разные силы, стремившиеся заручиться их поддержкой. Более того, вплоть до осени 1917 г. солдаты, скорее всего, выступали за программу эсеров. Немногие из этих солдат ожидали или предвидели однопартийное решение проблем государственной власти в России, которое было дано осенью 1917 г. В конечном счете большевики сумели воспользоваться развалом армейской дисциплины, корни которого восходят к Приказу №1. Но они не несли непосредственной ответственности за крах царской армии. Неудача наступления Керенского четко показала, что происходит с воюющей армией, солдаты которой не считают необходимым подчиняться своим командирам. После провала этого наступления уже никто и ничто — ни Керенский и умеренные социалисты, ни Корнилов и его консервативные сторонники — не были в состоянии остановить процесс распада, охватившего старую императорскую армию. Изыскания в российских архивах, особенно в области военной истории, дали много новой информации по таким вопросам, как боевой дух солдат, их готовность выполнять свою роль участников Первой мировой войны и их преданность России и революциям 1917 г. Однако мало что изменилось в наших принципиальных представлениях о военной истории 1917 г. Факты сложно игнорировать — то, к чему привел год существования солдатских комитетов и революционной политики, стало ясно в феврале 1918 г., когда немцы начали наступательные операции на всем Восточном фронте.

Остатки былой армии, не сломавшейся под бременем Великого отступления 1915 г., а в 1916 г. совершившей Брусиловский прорыв, на этот раз не оказали никакого сопротивления. Немцы, без помех продвигавшиеся вперед, в марте 1918 г. продиктовали аннексионистские условия Брестского мира. В. И. Ленин, преодолев сильнейшее сопротивление со стороны своей собственной партии, заставил молодую Советскую республику смириться с драконовскими условиями мира, потому что находившиеся у власти большевики, не имея боеспособной армии, были вынуждены удовлетворить германские требования. Таким образом, большевики дали стране необходимый ей мир, но в отсутствие вооруженных сил, способных остановить немецкое наступление, начавшееся после выдвижения Троцким знаменитого лозунга «Ни мира, ни войны», заплатили за это капитуляцией перед суровыми условиями мирного договора, тем самым едва не погубив свой режим.

Перевод Николая Эдельмана