Национальный вопрос и Сталин в 1917–1922 годах / А.В. Марчуков
Ю.Н. Жуков. Первое поражение Сталина. 1917–1922 годы: От Российской Империи к СССР. М., 2011
Национальный вопрос. Пожалуй, нет необходимости лишний раз напоминать о его непреходящей актуальности. И острее всего значимость национального вопроса и важность его продуманного и последовательного разрешения стоит именно перед Россией, дважды за прошедший век распадавшейся — в том числе и по причине нерешённости многих национальных проблем и неправильного их понимания правящими кругами. Как нельзя более актуален национальный вопрос для Российской Федерации. И хотя российские власти стараются не акцентировать общественное внимание на связанных с ним проблемах, последние от этого не только не исчезают, но, напротив, загоняемые под спуд, делаются лишь запутаннее и взрывоопаснее.
К противоречиям, доставшимся от СССР, современная Россия приобрела и ряд собственных. А главное, нынешняя российская политическая «элита» в практически неизменном виде унаследовала прежний большевистско-советский взгляд на сущность и способы разрешения национального вопроса в России. К тому же дополнив всё это превращёнными в догму западными концепциями мультикультурализма, приоритетности интересов меньшинств перед интересами большинства и основанной на них миграционной политикой. Всё это делает крайне насущным непредвзятое изучение современного состояния национального вопроса и его истории.
Вот почему можно только приветствовать появление монографии Ю. Н. Жукова, посвящённой одному из аспектов этого вопроса и попыткам его разрешения в наиболее сложный и переломный период отечественной истории — в 1917–1922 гг. К тому же аспекту, имеющему самое прямое отношение к проблемам дня сегодняшнего и судьбе России вообще. Книга посвящена проблеме распада Российской империи, поиску форм собирания этого «построссийского» пространства и его практическому осуществлению, в итоге закончившемуся образованием в 1922 г. СССР. Проблеме образования СССР и осуществлению «ленинской национальной политики» в предшествующей историографии уделялось значительное внимание. Но, несмотря на это, работа Ю. Жукова не только не затеряется в ней, но благодаря широте поднимаемых автором проблем и глубине их анализа (основанного на привлечении большого массива источников) станет заметным вкладом в изучение множества крайне запутанных и политизированных вопросов. Вопросы эти лежат как бы на стыке нескольких исторических направлений.
Изучая проблему воссоединения распавшегося российского пространства и становления советской федерации (национально-территориальный вопрос, как характеризует предмет своего исследования он сам), автор обращается к национальной проблематике. К проявлениям национализма и сепаратизма в Российской Империи, межэтническим отношениям в её различных регионах (от Финляндии и Прибалтики до Закавказья и Средней Азии); к тому, как национальный вопрос понимался различными политическими игроками в Центре и на местах (Временным правительством, большевиками, деятелями национальных движений); к особенностям территориального устройства страны и т. д.
Также справедливо будет сказать, что данная монография посвящена изучению революции и Гражданской войны в их национально-политическом аспекте: ведь хронологически она охватывает период с 1917 по 1922 гг., и даже доходя до 1924 г. Обращение к указанному периоду ценно уже само по себе, поскольку и революция, и Гражданская война в последнее время не так часто привлекают внимание отечественных исследователей. К числу несомненных плюсов монографии следует отнести и то, что изучаемую проблему автор рассматривает в широком внутри- и внешнеполитическом контексте. Особое внимание Ю. Жуков уделяет внешнеполитическим проблемам, поскольку они оказывали далеко не последнее влияние на решение национального вопроса и ход интеграционно-дезинтеграционных процессов на просторах бывшей Российской империи.
Наконец, в монографии подробно изучена позиция И. В. Сталина: его понимание национального вопроса, его видение того, каким надлежало быть единству Советской страны. Именно фигура Сталина является соединяющим моментом всей работы, придаёт ей цельность и динамизм. И дело не столько в приверженности автора этой, действительно великой, исторической фигуре. К национальному вопросу Сталин начал обращаться ещё до 1917 г., а после революции стал им заниматься серьёзно: и на теоретическом уровне, и на практике. И потому понять историю осмысления национального вопроса и попыток его решения в нашей стране в ХХ в., не обратившись к фигуре Сталина, невозможно.
В годы перестройки и после того, как распался СССР, известными политическими и общественными кругами ответственность за этот распад и межнациональную обстановку в стране вообще во многом (если не целиком) была возложена именно на Стали[1]на. Однако, как убедительно продемонстрировал Ю. Жуков, за такую форму государственного устройства, которая была создана в 1922 г. и в 1990–1991 гг. привела Советский Союз к развалу, Сталин был «ответственен» в меньшей степени, чем другие партийные вожди. Такие, как В. И. Ленин, Л. Д. Троцкий или Л. Б. Каменев (который как раз и был автором разрушительной формулы о «праве выхода» республик из состава Союза), или некоторые представители компартий Украины и Грузии (не говоря уже о ряде руководителей КПСС времён перестройки).
В отличие от них, выдвинувших и продавивших принятие конфедеративного принципа объединения республик (причём именно как национальных, а не просто советско-территориальных образований), Сталин последовательно, насколько это было возможно в тех внутри- и внешнеполитических условиях, отстаивал именно федеративный принцип восстановления разорванного российского пространства и вхождение советских республик в состав РСФСР.
И, как показывает автор, конечной целью видел не национальную федерацию, а такую, в основу которой был бы положен сугубо территориально-экономический принцип. Понятно, что если такой федерации и угрожал бы распад, то в гораздо меньшей степени. Автором была изучена не только позиция самого Сталина, но и весь ход обсуждения и решения проблемы национального и государственного устройства России в указанный период (Временным правительством, кадетами, меньшевиками, а также в большевистской партийной и советской среде), рассмотрено влияние на этот процесс целого комплекса внутренних и внешних факторов.
Обстоятельно проанализировано развитие «финляндского вопроса», запустившего процесс дезинтеграции Российской Империи, ситуация в Кавказском регионе и Прибалтике, «башкирский вопрос» и положение на Украине. Следует отметить, что Ю. Жуков, пожалуй, впервые в отечественной историографии, посвящённой революции и «образованию СССР», столь пристальное внимание уделяет украинским сюжетам и их влиянию на ход дезинтеграционно-интеграционных процессов. Он совершенно справедливо подчёркивает ту особую роль, которую сыграла Украина и «украинский фактор» сначала в развале Российской империи, а после — в объединении советских республик (причём именно в той форме, в какой оно и произошло). Впрочем, правильнее тут говорить не об «Украине», а о конкретных политических силах и личностях, действовавших в том регионе: сначала о националистически-сепаратистском украинском движении и его лидерах, а после о ряде деятелей компартии Украины (таких, как Х. Г. Раковский, М. В. Фрунзе, Н. А. Скрыпник и некоторых других). Из материала книги (и анализа русско-украинского национального вопроса вообще) можно сделать важный вывод. Одной из «мин замедленного действия», заложенной под политическое и национально-культурное единство Советской страны, стала как раз специфика понимания большевиками (и всей либеральной и левой российской общественностью) «украинского вопроса».
Не как внутрирусской национальной проблемы (каковой она во многом и является), а как, образно говоря, «инородческой», и помещение его в один ряд с прочими национальными вопросами — кавказским, финляндским, прибалтийским, тюркско-мусульманским и т. п.
По сути, это подразумевало признание ими «украинцев» (а фактически, малороссов) такой же нерусской народностью, как башкиры, финны, грузины и т. д., для которой Россия, русская культура, язык — не свои, а чужие. К тому же народностью, «угнетённой царизмом».
Не будь этого «равноправия в нерусскости», не загнали бы себя большевики (в том числе те из них, кто был больше склонен не к идеологическим проектам, а к отстаиванию интересов России) в логический тупик, не было бы потворствования требованиям украинских националистов, а после и украинской партийно-советской этнократической номенклатуре. Проще было бы идти на тактические уступки другим республикам. К примеру, той же Грузии, ставшей камнем преткновения на пути сталинского проекта и, ко всему прочему, сорвавшей мирное урегулирование ряда внутрикавказских конфликтов, в первую очередь карабахского, почти что разрешённого Сталиным и его соратниками (о чём подробно рассказывается в книге). Идти на уступки, не попадая в зависимость от позиции их руководителей, настаивавших на менее тесных связях с РСФСР.
Ибо для единства и мощи страны менее прочные связи с той же Грузией были не так важны, как характер взаимоотношений с УССР, выделившейся из тела России и вобравшей в себя важные в экономическом и стратегическом отношении регионы (многие из которых к тому же исторически «Украиной», и даже «Малороссией», не являлись).
По прочтении монографии становится очевидной правота автора, утверждающего, что все разговоры о федерации свободных народов или республик и попытки их федеративного объединения в итоге закончились созданием конфедерации, лишь до поры до времени, пока были крепки партия и государство, позволявшей стране сохранять единство.
О том, что СССР по форме и юридически как раз и был конфедерацией, автор заявляет прямо. Это утверждение даже было вынесено им в заглавие рукописи («От Российской империи к Советской конфедерации»). Остаётся лишь сожалеть, что это название, как нельзя лучше отражающее суть и результат всех национально-территориальных процессов того периода, автор заменил на другое («От Российской империи к СССР»), пойдя навстречу пожеланиям некоторых уважаемых (и автором, и рецензентом) коллег. Новое название звучит нейтрально, да и по сути верно. Но на самом деле этот пример наглядно демонстрирует, с одной стороны, живучесть мифологии (десятилетиями людям твердили об СССР как о «советской федерации»), а с другой — нежелание воспринимать действительность такой, какой она есть, и проистекающие из этого попытки дезавуировать её, подменив привычными и удобными мифологемами уже на уровне терминологии. (Как тут не вспомнить восторжествовавшую на Западе, а теперь и у нас «стыдливую» и, на первый взгляд, мягкую, но на деле очень жёсткую и неумолимую цензуру — «политкорректность» с её хорошо известными языковыми и понятийными «табу».) Но главное, что содержание работы осталось неизменным.
Факты — вещь упрямая, и читатель сможет самостоятельно разобраться, чем же по сути являлась та форма государственного устройства, что скрывалась под аббревиатурой «СССР». А правильное понимание характера объединения советских республик представляется делом не только давно назревшим с точки зрения соблюдения исторической объективности, но и необходимым для понимания настоящего федерализма.
Среди положительных моментов надо отметить то, что автор периодически напоминает читателю эволюцию отношения партийно-советских органов к проблеме объединения. Учитывая большой объём монографии (672 стр.), это позволяет не упускать смысловую нить. К сожалению, в книге отсутствуют именной и географический указатели, которые в таком объёмном и информационно насыщенном издании просто необходимы.
Как и любое другое исследование, монография содержит моменты, которые заслуживают более развёрнутого изложения. Так, она несомненно выиграла, если бы «национальный контекст» революции и политики большевиков, который напрямую сказывался на проблеме создания советской федерации, был очерчен более подробно. Речь о т. н. «великодержавном шовинизме», а если брать шире — об отношении большевиков к проблеме «национального» вообще, к России, мировой революции и «русскому вопросу». Автор время от времени касается этих проблем, особенно в тех разделах, где речь идёт о завершающей стадии борьбы за объединение и 1922 г., когда жупел «великодержавного шовинизма» то и дело всплывал в речах ряда деятелей большевистской партии — борцов с этим «шовинизмом» (а по «странному» стечению обстоятельств — и противников сталинского видения советской федерации). Но делает это вскользь. «Русский вопрос» — это основной национальный вопрос в нашей стране, и с течением времени он становится всё острей и очевидней. Поэтому бытующее отношение к нацвопросу лишь как взаимоотношениям других народов (Кавказа, Поволжья и т. д.) между собой и с российским государством (или же стремление его толковать именно так) не может претендовать на полное понимание всей сложности национальной проблемы, а значит, и не способствует поиску путей её решения. Тематика монографии позволяет оставить этот аспект в стороне. И тем не менее он проходит по книге пунктиром, присутствуя в виде фона драматических событий тех лет: скажем, когда речь заходит о борьбе с «великодержавным шовинизмом», о взаимоотношениях башкир, горцев и киргизов с русскими (казаками и крестьянами) или же упоминается проблема «русской республики».
Стоит отметить, казалось бы, малозначащий эпизод. На проходившем в сентябре 1917 г. в Петрограде Демократическом совещании один из лидеров грузинских меньшевиков А. И. Чхенкели выразил сожаление, что среди выступавших по национальному вопросу не оказалось русских. А сожалел он потому, что считал, что перед страной стоит «не только старый национальный вопрос о так называемых инородцах, а вопрос о русской нации», и потому воля и национальное чувство русских тоже должны быть выражены (с. 109). Почему и предложил русским «задуматься о собственном самоопределении». Наверное, сказано это было не из большой любви к русским и России. Скорее, так грузинский меньшевик добивался иного: самоопределение русских в тех условиях могло бы подстегнуть дезинтеграцию Российской Империи и, соответственно, обретение Грузией самостоятельности. Однако Чхенкели как человек, смотрящий на проблему, в общем, со стороны, вольно или невольно поставил национальный вопрос во всей его подлинной полноте. Его речь является подтверждением того, что русский вопрос возник вовсе не сегодня и не является «идеологической спекуляцией», а уже в начале ХХ в. нуждался в общественном и государственном внимании. А кроме того, грузинский делегат поднял и такую, на первый взгляд (но лишь на первый!) невероятную проблему, как соотнесение интересов русских как народа-нации и интересов государства (будь то, в меньшей степени, Российская империя или, в большей, — СССР и Российская Федерация), которые далеко не всегда тождественны.
Поэтому не совсем верной представляется реакция Ю. Жукова, назвавшего предложение Чхенкели неожиданным, странным и провокационным. Как и его восклицание (по-человечески вполне понятное), что подталкивание русских к самоопределению означало бы первый «шаг на пути к (их. — А. М.) отделению от… собственной страны!». Всё было гораздо сложнее.
Проблема «русскости» Российской империи, взаимоотношения русских как народа и российского государства была поставлена ещё в первые десятилетия XIX в. декабристами. Но по известным причинам их идеи были надолго забыты. Поэтому вновь к этой проблеме русское общество вернулось уже ближе к концу XIX в. — в иную эпоху и в иных условиях. Причём одним из средств нормализации и гармонизации этих отношений рядом представителей общества действительно назывался добровольный отказ от ряда чужих по духу и культуре регионов (прежде всего Польши и ряда азиатских территорий).
Однако самоопределение русских вовсе не означало и не означает необходимости и неизбежности отделения — их самих или кого-то другого — от страны. Речь — о праве и возможности осознания русскими себя как нации, как самостоятельного исторического лица, а не придатка своего (а с течением времени — уже и «своего») государства.
Эти прорывающиеся сквозь текст «хвостики» русского вопроса (напрямую связанные и с проблемой федерации, и с проблемой национально-территориального устройства СССР и нынешней России) заслуживают самого пристального внимания. Пускай не здесь (хотя упоминание о его наличии и связи с данными проблемами было бы желательно). А вот внимание к упомянутому выше «национальному контексту» революции позволило бы внести ясность и в то, чем было вызвано и кому выгодно «удаление» Сталина из Москвы на фронты Гражданской войны в 1919 г. То есть, фактически, его временное отстранение от решения важнейших государственных вопросов, в том числе — касавшихся объединения республик (автор по этому поводу лишь делает скупые намёки).
Есть в данной монографии и моменты, с которыми можно поспорить или уточнить. Например, не вполне исторически корректным является утверждение автора, что национализм в Российской империи стал «неизбежной реакцией на многовековую политику самодержавия». Если это и была реакция (и то лучше сказать на политику не самодержавия, а государства как такового), то лишь отчасти. Национализмы (ибо у разных народов они были различны по целям, формам и проявлениям) были самостоятельными явлениями, порождёнными внутренними закономерностями развития самих этносов и страны в целом, а также целым комплексом разнообразных внешних идейных и прочих воздействий. И это, кстати, подтверждается даже материалом монографии: ведь после падения самодержавия и крушения старой государственности националистические движения никуда не исчезли и лишь получили больший размах; сохранились национализмы и при советском строе, проникая даже в интер- или антинациональную (как она сама себя стремилась преподнести) партию большевиков. Классический пример — украинский национализм. Непреложным фактом является его характер как самостоятельного феномена, вызванного к жизни, особенно на ранних этапах, совершенно другими причинами, нежели политика российского государства (кстати, совместного детища и великороссов, и малороссов). Более того. Политика властей в отношении украинского движения являлась именно ответной мерой. А русский национализм, который адепты украинства любят изображать причиной появления национализма украинского, на самом деле — явление более позднее, чем этот последний (и куда менее оформленное и структурированное). И возник русский национализм отчасти как реакция на национализм украинский.
Есть некоторые замечания и в отношении характеристики Ю. Жуковым политики Сталина. Так, можно согласиться с автором, что Ленин (как и Каменев, одно время фактически ведавший осуществлением национальной политики), в отличие от Сталина, в нацвопросе разбирался слабее и был больше оторван от реальной действительности. Что тут было причиной — в данном случае не столь важно. Однако невольно оттеняя и оправдывая линию «главного героя» — Сталина, автор иногда склонен отказывать в правоте его оппонентам (когда ближе к истине оказывались они). Скажем, оценка отношения крестьян украинских губерний к вопросу о языке и проблеме «сливания Украины с Россией» (весна 1919 г.) Каменевым, да и Лениным, полагавшими, что крестьяне национальным и языковым вопросом интересуются в последнюю очередь и что националистическое движение не пустило глубоко свои корни, была в целом правильной. Прочность советской власти на селе зависела не столько от национальной, сколько от социально-экономической политики. Поражение красных на Украине весной 1919 г., крестьянские восстания и т. п. объясняются попыткой большевиков спешно и насильственно коммунизировать село, а вовсе не тем, что они не занимались украинизацией (отношение крестьян к которой нередко было отрицательным или настороженным). Настаивали на национальной подоплёке всего и вся, помимо деятелей украинского движения, как раз те украинские коммунисты, которые отчасти сами были выходцами из этой среды, а отчасти испытывали на себе её влияние. Тем более, что дальше сам автор верно объясняет слабость Директории (то же можно сказать и о прочих украинско-националистических режимах времён Гражданской войны) тем, что народ за ней не пошёл (c. 270).
Заслуживает более детального объяснения и позиция наркома иностранных дел Г. В. Чичерина, сыгравшего не последнюю роль при определении формы взаимоотношений между советскими республиками. Не до конца ясно, почему в 1920 г. он решительно выступал против идеи их федеративного объединения в рамках РСФСР, хотя уже в 1921-м поддержал её и, по выражению Ю. Жукова, «счёл себя обязанным защищать, отстаивать национальные интересы России» (c. 526–527).
Трудно согласиться и с утверждением, что созданные большевиками Башкирская и Татарская АССР и в начале 1920-х за счёт присоединённых районов, населённых русскими и другими народами Поволжья, превращённые ими в многонациональные республики, стали территориальными образованиями, национальными только по названию (c. 372). Есть и ряд мелких неточностей, но все они (как и досадные опечатки) при повторном издании легко устранимы и на качество работы не влияют.
Хочется надеяться, что в новом издании будет устранено ещё одно небольшое недоразумение. В монографии указано, что она «рекомендована к печати Учёным советом Института Российской истории РАН», но, к сожалению, не упомянуты рецензенты (д. и. н. В. Н. Земсков и к. и. н. А. В. Марчуков), собственно, и давшие книге «путёвку в жизнь» на этом Совете. Мелочь, конечно, но с организационной (да и не только) точки зрения сделать это следовало бы.
Автор подробно, чуть ли не по дням и даже часам прослеживает развернувшуюся борьбу вокруг сталинского проекта, настойчивые, но, в конечном счёте, неудачные попытки Сталина отстоять своё мнение и восстановить единство страны на тех принципах, которые он считал более надёжными (и, объективно, более подходящими для страны). Победу одержали его оппоненты, сталинский проект партийной верхушкой был отвергнут.
И не случайно, что свою книгу Ю. Жуков назвал «Первое поражение Сталина». После того, как победил санкционированный и продавленный Лениным курс на конфедерализацию, Сталин смирился и стал столь же последовательно проводить новую политическую линию. Не отказался он от неё и позже, в конце 1930–1940 гг., хотя до этого упорно, невзирая на трудности и сопротивление, пытался провести в жизнь свою. Почему так произошло? Этот вопрос возникает после прочтения книги Ю. Жукова. Книги глубокой, вдумчивой, не оставляющей читателя равнодушным, книги, заслуживающей самого пристального внимания. И притом очень интересной. И хотелось бы, чтобы автор сделал ещё маленький шажок — и ответил на этот вопрос. Нет, без этого работа не потеряла своего значения или научной законченности. Она лишь получила бы то, чего ждёт от неё читатель. Ответа, почему произошло так, а не иначе. Только ли Сталин потерпел тогда поражение. Что стало причиной наших национальных катастроф в 1917 и 1991 гг. (в том числе из-за национального вопроса и специфики территориального устройства страны). И кто за это ответственен. И дело тут не в сведении счётов и выяснении «кто виноват». Хотя, повторюсь, автор доказывает, что Сталин «виноват» в этом меньше многих других.
Вопрос в том, «что делать». Что делать, чтобы Российская Федерация не разделила участи Российской Империи и СССР. Как разрешать национальный вопрос так, чтобы в России всем жилось хорошо и все народы были бы подлинно равноправными, чтобы проблемы одних не решались за счёт интересов других — пока что более многочисленных. Как сделать так, чтобы её территориальное устройство не взращивало этнократические и в основе своей сепаратистские и русофобские региональные режимы и не таило в себе опасности нового Беловежья, а способствовало укреплению государственного и гражданского единства России. Вот этому поиску и осмыслению (научному и практическому), без сомнения, и послужит данная монография. Именно так, надо думать, понимает её задачи и сам автор. Иначе не поставил бы он в качестве эпиграфа к ней слова О. Конта: «Знать — чтобы предвидеть, предвидеть — чтобы избегать».