Анти-Аншлюс: национальные государства СССР против лимитрофного империализма / М.А. Колеров

"Надо принять во внимание ещё одно обстоятельство, имеющее отношение к ряду национальностей СССР. Есть Украина в составе СССР. Но есть и другая Украина в составе других государств. Есть Белоруссия в составе СССР. Но есть и другая Белоруссия в составе других государств... Возьмите, далее, национальности СССР, расположенные по южной его границе, от Азербайджана до Казакстана и Бурят-Монголии. Все они находятся в том же положении, что и Украина и Белоруссия."

И.В.Сталин. Доклад на XVI съезде ВКП(б), 27 июня 1930

XIX век - "век национализма" (национализма в западном, более нейтральном смысле, и в русском, близком к шовинизму) - породил в либеральной и социалистической традициях Просвещения консенсус об идеальном праве наций на национальное самоопределение вплоть до отделения (независимости), которое каждая из традиций подчиняла ряду практических ограничений. В 1917-1919 гг. гибель Российской империи, капитуляция Советской России перед Германией, Австро-Венгрией и Турцией, победа Антанты над Германской, Австро-Венгерской и Османской империями - и разрушение этих империй, - всё это означало масштабный государственно-политический передел карты Европы, Передней Азии и Ближнего Востока на началах управляемого победителями "национального самоопределения". Основами такого переустройства, кроме диктата победителей, стали манифесты властей России и США: "Декларация прав народов России", принятая СНК РСФСР 2 (15) ноября 1917 года, и "14 пунктов" мирного договора для Европы и Передней Азии, провозглашённые президентом США В.Вильсоном 8 января 1918 года. Среди этих перемен часто упускаются из виду и яркие акты регионального империализма, которые ярко продемонстрировали, что национальное самоопределение легко находит своё продолжение в новом колониализме. Ими стали аншлюс Бессарабии Румынией в 1918 году; война Польши на литовской, белорусской, украинской этнографических окраинах России 1919-1920 гг., закончившаяся Рижским миром с РСФСР, УССР и БССР в 1921 г. и Срединной Литвой в 1922 г., присоединившими к Польше часть Литвы и западные части Белоруссии и Украины; война Финляндии за присоединение к ней Восточной Карелии в 1919-1922 гг. Кроме того, что угроза проектов "Великой Польши", "Великой Финляндии" и "Великой Румынии" была значительной и сама по себе, ещё больший вес ей придавала военно-политическая поддержка держав-победительниц Англии и Франции. Эта проекция силы и проекция угрозы победившего в Европе империализма была самым главным содержанием исторической угрозы с Запада против России в 1920-1940-х гг. Ещё только формулировавший свой государственно-патриотический "национал-большевизм" Н.В. Устрялов ещё до окончания Гражданской войны, в августе 1920 года, писал об этих проекциях совершенно определённо:

"при современном мировом положении... каждый потерянный клочок [России] способен моментально завести себе "ориентацию" (Эстония и Финляндия на Германию и Швецию, Грузия на Англию, Польша на Францию, Украина на Австрию или Польшу и т.д.)"

Резкий критик сталинского коммунизма, эмигрант-социалист Г.П.Федотов находил в ситуации послереволюционного раздела России корни антизападной ориентации СССР. Он писал в 1940 году, на новом пике разногласий СССР с западными державами:

"Россия сейчас в ссоре с Европой. И не Сталин, конечно, первый рассорил их... ссора началась задолго до Сталина и даже независимо от коммунизма. Ведь и коммунизм является или являлся гримасой русского европеизма, искажением русской боли за Европу. Ссора восходит к 1917 году и питается горечью русских унижений. Русское национальное чувство было уязвлено глубоко поражением, разделом, падением России".

Бывшие границы Российской империи и новые границы РСФСР/СССР вовсе не воспринимались Советской властью как долгосрочные, несмотря на ряд межгосударственных договоров с советскими и антисоветскими властями бывших окраин России 1918-1919 и 1920-1921 гг. Прежде чем в политический лексикон Советской власти вошло англо-французское понятие "лимитрофы", его русский аналог  официально существовал в виде вполне красноречивого понятия "Окраинных государств", в которые НКИД РСФСР включал следующие страны: Польшу, Литву,  Латвию, Эстонию, Финляндию, Аландские острова. И, как видно, исключал позже включавшиеся в состав лимитрофов Румынию, Чехо-Словакию, Венгрию. Лимитрофы и были новыми национальными государствами, формально реализовавшими право наций на самоопределение вплоть до отделения. И если в годы войны в русской социал-либеральной риторике Европа была разделена на "демократические" Англию и Францию и "империалистические" Германию, Австро-Венгрию и Турцию, то революции 1917-1918 гг. отдали приоритет национальным государствам и федерациям, антиколониальной национально-освободительной борьбе, в первую очередь, на Востоке, к которому относилась вся территория бывшей Османской империи, включая Балканы.

Однако очевидно, что на деле принципы национального самоопределения касались лишь территории империй, проигравших в Первой мировой войне, и погибшей в результате революции Российской империи. Колониальные Британская империя и Французская империя, де-факто колониальная империя США, разумеется, эти принципы (несмотря на территориальную автономизацию заморских британских доминионов) к себе не применяли. Советская Россия, пройдя через Гражданскую войну и вновь консолидировав большую часть бывших территорий Российской империи как советских республик, в 1922 году создала СССР как первый шаг к проекту "Мировой Социалистической Советской Республики" (по конституции СССР, январь 1924), которая формально должна была стать конфедерацией, управляемой единой партией и Коммунистическим Интернационалом.

Этот "архетип" потенциальной конфедерации СССР сохранял внутри своего государственно-экономического устройства все 69 лет своего существования (1922-1991).

Принципиальная готовность строить конфедерацию национальных государств вовне и внутри единого государства СССР демонстрировал всегда. Несмотря на фактическую унитарность, которую обеспечивала СССР стержневая диктатура вождя и Коммунистической партии, - на деле, в области формального конституционного права, в вопросах прикладного управления экономикой и общественной безопасностью, в представительских вопросах внешней политики, в практике перехода к унификации внешней политики и обороны союзных республик - СССР постоянно пытался реализовать федеративно-конфедеративную модель. Потому, собственно, СССР и не имел в своём названии никакой географической привязки, что, несмотря на поражение мировой революции в 1918-1920 гг., был запроектирован как именно мировой союз республик, о чём ярко говорило изображение глобуса, целиком вошедшего в герб СССР. В декабре 1922 года, в момент создания СССР, и вплоть до конца 1923 года ожидалось, как минимум, скорое вступление в союз будущей Советской Германии.

Централизованная, унитарная внутриполитическая, идеологическая и экономическая реальность большевистской партийной диктатуры - в области союзно-государственного строительства была реальностью советских национальных государств, которые были основаны внутри СССР и поддерживались вне его. Эти национальные государства большевики строили, следуя и всему опыту этнического национализма, порождённого германским, греческим, итальянским, венгерским, финским, польским, чешским, румынским, болгарским и сербским XIX веком.

Конечно, в Советской России, за исключением "особых случаев" Польши и Финляндии, принцип "права народов России на свободное самоопределение, вплоть до отделения", провозглашённый большевиками в "Декларации прав трудящегося и эксплуатируемого народа", на практике должен был подменяться волей "рабочих и крестьян каждой нации", объединённой в порыве к мировой революции. Но осознание этого ограничения пришло не сразу. Даже верный союзник большевиков, радикальная германская интернационалистка Роза Люксембург (1871-1919) в неоконченном труде "Русская революция. Критическая оценка слабости" (1918) не могла скрыть своего удивления тем, с какой догматической последовательностью Ленин присягал неуклонной независимости политического "украинства" и других этно-национальных проектов на окраинах России, на деле совершенно не считаясь с тем, что в тогдашних условиях их внешней оккупации Германией они отнюдь не давали никаких шансов трудящимся, передавая всю национальную власть местной буржуазии. Даже революционные войны недолговечных советских республик на окраинах России не разубедили Р.Люксембург в том, что большевики идут на поводу у теоретически отрицаемых ими национальных государств. И она была права: практика большевиков заставляла думать, по крайней мере, об иерархии приоритетов - сначала пролетарский интернационализм доктрины, затем практический советский национализм союзных республик, а в пределе - идеал мировой пролетарской революции. Даже после объединения советских республик в СССР в декабре 1922 года эта генетика непрерывно давала о себе знать, прорываясь то в инерционных институциях, то в реформах.

Но в целом решение заменять государственную независимость как форму национального самоопределения на государственность в составе советской конфедерации - было доминирующим в государственной практике большевиков. И Сталин - сначала как нарком по делам национальностей РСФСР, а затем как глава партии и фактический глава государства, делая все необходимые программные оговорки и аккуратно обходя противоположные его убеждениям (и раскритикованные Люксембург) прецеденты политики Ленина (например, в отношении Финляндии) - изначально стоял на позиции резкого ограничения права национального самоопределения. Ещё в апреле 1917 года, выступая с докладом по национальному вопросу на VII Всероссийской конференции РСДРП(б), Сталин говорил:

"Признавая за угнетёнными народностями право на отделение, право решать свою политическую судьбу, мы не решаем тем самым вопроса о том, должны ли в данный момент отделиться такие-то нации от российского государства. (...) вопрос о признании права на отделение не следует смешивать с целесообразностью отделения при тех или иных условиях. Я лично высказался бы, например, против отделения Закавказья..."

А в связи с быстрой автономизацией Украины в газете "Пролетарий" в августе 1917 Сталин убеждал, подбирая формулировки: "острие своего оружия мы обращаем против тех, кто под видом "самоопределения" народа проводит политику империалистических аннексий и насильственного "объединения" (...) ясно само собой, что объединение мелких государств в крупные является одним из условий, облегчающих дело осуществления социализма".

10 октября 1920 года, когда Гражданская война уже подошла к своему финалу и Советская Россия ради преодоления внешнеэкономической, прежде всего, блокады уже заключила Юрьевский мирный договор с Эстонией (февраль 1920) и готовилась 14 октября 1920 заключить Юрьевский мир с Финляндией, Сталин вновь должен был объяснить, почему большевистское новое объединение территории России под советским знаменем не затрагивает все бывшие части Российской империи. Он объяснял, обозначая территориальные претензии на окраина и отказ (против своей же собственной позиции) от них в отношении Финляндии, где большевики в 1918 году потерпели громкое поражение от местных белых и германских экспедиционных сил, словно там было не военное поражение, а плебисцит:

"Требование отделения окраин от России, как форма отношений между центром и окраинами, должно быть исключено не только потому, что оно противоречит самой постановке вопроса об установлении союза между центром и окраинами, но, прежде всего, потому, что оно в корне противоречит интересам народных масс как центра, так и окраин. Не говоря уже о том, что отделение окраин подорвало бы революционную мощь центральной России, стимулирующей освободительное движение Запада и Востока, сами отделившиеся окраины неминуемо попали бы в кабалу международного империализма. Достаточно взглянуть на отделившиеся от России Грузию, Армению, Польшу, Финляндию и т.д., сохранившие лишь видимость независимости, а на деле превратившиеся в безусловных вассалов Антанты, достаточно, наконец, вспомнить недавнюю историю с Украиной и Азербайджаном, когда первая расхищалась немецким капиталом, а второй – Антантой, чтобы понять всю контрреволюционность требования отделения окраин при настоящих международных условиях. (...)

Так называемая независимость так называемых независимых Грузии, Армении, Польши, Финляндии и т.д. есть лишь обманчивая видимость, прикрывающая полную зависимость этих, с позволения сказать, государств от той или иной группы империалистов.

Конечно, окраины России, нации и племена, населяющие эти окраины, как и всякие другие нации, имеют неотъемлемое право на отделение от России, и если бы какая-либо из этих наций решила в своем большинстве отделиться от России, как это было с Финляндией в 1917 году, то России, вероятно, пришлось бы констатировать факт и санкционировать отделение. Но речь идет здесь не о правах наций, которые неоспоримы, а об интересах народных масс..."

И в полемике на X съезде РКП(б) 10 марта 1921 договорил границы применения программного принципа о "праве народов на государственное отделение" до конца: "Поскольку советские государства объединяются в федерацию на началах добровольных, постольку право на отделение остаётся неиспользованным по воле самих народов, входящих в РСФСР", и в юбилейной статье 6 ноября 1921 окончательно сформулировал курс на строительство контролируемых национальных государств вокруг Советской России: "признание (не на словах, а на деле) за этими [нерусскими] национальностями права на самостоятельное государственное существование" и "добровольный военно-хозяйственный союз этих национальностей с центральной Россией". В докладе на Х Всероссийском съезде советов 26 декабря 1922, предваряя создание СССР как формы этого союза, Сталин прямо показал дальнюю и ближайшую цели, которые должно было разрушить названное национально-государственное строительство:

"там, на Западе, в мире буржуазной демократии, мы имеем дело с постепенным разложением и упадком многонациональных государств на составные части (вроде Великобритании, которая, не знаю, как она уладит дело с Индией, Египтом; Ирландией, или вроде Польши, которая, опять же не знаю, как она уладит дело со своими белорусами, украинцами, немцами, евреями), а здесь, в нашей федерации, объединяющей не менее 30 национальностей, здесь, наоборот, мы имеем дело с процессом... ведущим ко все более тесному сближению независимых национальностей в одно независимое государство!"

Перед лицом таких программных колебаний и уточнений и сохранялась многонациональная институциональная сложность Советской России и СССР, которая во все годы его существования сохраняла пафос строительства национальных государств вокруг русского союзного центра.

Народные комиссариаты военно-морских дел и иностранных дел советских Украины, Белоруссии, Грузии, Армении, Азербайджана в начале 1920-х гг.; более 50 национальных советских формирований, 20 национальных воинских частей и соединений в 1918-1921 гг., национальные части и соединения в Грузинской ССР, Армянской ССР, Азербайджанской ССР, Украинской ССР, Белорусской ССР, Бухарской ССР, Дагестанской АССР, Крымской АССР, Якутской АССР на 1924 год, план дополнительного создания таковых в Узбекской и Таджикской ССР, Туркменской ССР, ЗСФСР, Киргизской ССР, Башкирской АССР, Татарской АССР, Карельской АССР, Бурят-Монгольской АССР к 1929 году, широкое строительство национальных частей во время Великой Отечественной войны; официальный статус польского языка в БССР; административные польские, финские и другие "национальные районы" в РСФСР и вдоль границ СССР в 1920-1930-е гг.; национальные войска и МИД стран Прибалтики в период их советизации 1940-1941 гг.; БССР и УССР, продавленные Сталиным в состав государств-членов ООН; известный проект "перестройки" наследника Сталина Л.П.Берии весной 1953 года, решившего предоставить почти конфедеративные права в области обороны союзным республикам; совнархозы Н.С.Хрущёва, экономически расчленившие СССР на регионы (и особенно - и без того не вполне бюрократически "равную" другим союзным республикам РСФСР, а также УССР и Казахскую ССР) в 1957-1965 гг.; хрущёвско-брежневские Министерства охраны общественного порядка (МООП) союзных республик - без союзного центра - в 1960-1966 гг.; наконец, проект М.С.Горбачёва по подготовке нового Союза Суверенных Государств вместо СССР, договор о создании которого должен был быть подписан 20 августа 1991 года, - всё это были непрерывные и финальные спазмы конфедерализации, за которыми неизменно стояла доктринальная неопределённость государственного проекта советских коммунистов и ревизионистов, раз за разом испытывавшую свою диктатуру на прочность перед лицом регионально-национального административного торга за ресурсы и власть.

Видя всё это в истории, современная наука, к сожалению, мало раскрывает цель и природу такой "национализации" СССР, проективный смысл его постоянной конфедерализации, особенно для периода 1920-1940-х гг.: слишком хорошо они заставляют думать о стратегическом мышлении сталинского коммунизма и слишком плохо об антинациональном характере его этно-конструктивистского цинизма, слишком инструментальную роль они отводят "священным коровам" современных восточно-европейских национализмов. Тем временем надо прямо сказать, что создание советских национальных государств (особенно "коренизация" Украинской ССР и Белорусской ССР путём прямой их дерусификациии) имело не только экспансионистский (в контексте мировой революции), но и оборонительный характер - перед лицом угрозы со стороны Польши, Финляндии и Румынии. Многочисленный имперский этнос был исторически характерен для Речи Посполитой / Польши (поляки), Финляндии (шведы), Прибалтики (немцы). Даже после военно-политического поражения Швеции и Речи Посполитой в противоборстве с Российской империей он нейтрализовывал альтернативную экспансию восточного соседа. После гибели Российской империи идеология и практика бывших региональных империй была явлена в восстановлении польской власти на Восточных Кресах, в усилиях Финляндии по установлению своего протектората над широко понимаемой ею Восточной Карелией. После 1917-1918 гг. ослабшая и расчленённая Россия вновь столкнулась  со шведской элитой Финляндии, которая «унаследовав» империализм от побеждённой Швеции, соединила его с целями национального объединения и строительства подобно Италии, Германии, Венгрии, Польши, устремив свой экспансионизм на развалины России.

В борьбе против Советской России этому помогало значительное присутствие польского населения на советских территориях Украины и Белоруссии, финского и немецкого населения в регионе Ленинграда и в советской Карелии, что лишь укрепляло функцию «санитарного кордона», предназначенную архитекторами Версальской системы для  новейших независимых государств на западной границе СССР. Отражением именно этого давления было создание на западе Советской России / СССР этнических автономий: Карелии, польских и финских национальных районов.

И.В.Сталин от имени Политбюро ЦК РКП(б) ещё в начале 1921 года и внимательные наблюдатели в среде русской политической эмиграции сразу описали новый исторический ландшафт на западных границах России и внятно определили смысл национальной политики СССР в этом направлении. Смертельный, бескомпромиссный враг большевиков, представитель право-монархического крыла русской эмиграции Пётр Струве, описывая практику реализации пунктов Вудро Вильсона в Европе, не мог не признать:

"Нельзя, конечно, отрицать, что демократические идеи в результате мировой войны сделали огромные внешние "завоевания" и что в некоторых странах демократизм внутренне укрепился. Но, с другой стороны, успех "империалистического" и "националистического" духа и мировоззрения после войны ещё значительней и глубже".

С другой стороны, автор последовательно антибольшевистского меньшевистского журнала, славившегося своей особой компетентностью в области внешней и внутренней политики СССР, имевший надёжные источники и большое число читателей в руководящих органах советской власти, с самого начала образцово ясно вскрывал мотивы, механизм, замысел и перспективы советского национального строительства на Западе СССР, а именно - "коренизации", которую теперь уместно назвать "Анти-Аншлюс". Он описывал победившую, несмотря на экономически обоснованные колебания 1919-1923 гг., сугубо политическую линию крупного национального строительства, подчиняющего себе экономические обстоятельства и интересы малых советских национальностей:

"Курс на развитие независимых национальных украинской и белорусской советских республик внешнеполитически преследовал первоначально только оборонительные цели: он должен был парализовать угрожающее Советской России прокламирование "свободной Украины", осуществлённое Польшей в 1920 г. (...) с течением времени национальная политика по отношению к Украине и Белоруссии из орудия внешнеполитической обороны превратилась в орудие внешнеполитического наступления. В качестве хотя и отдалённой, но вполне реальной цели выставляется образование всеукраинского государства (включающего Восточную Галицию) и всебелорусского государства (с Западной Белоруссией) в составе советской федерации. Для этого советская Украина и советская Белоруссия должны были быть превращены в действительные национальные государства, способные стать центрами национального притяжения для украинцев и белорусов, живущих к западу от советских границ. Такая политика должна была способствовать созданию мощной украинской и белорусской ирриденты в Польше. Эти возможности становились тем реальнее, чем последовательнее проводилась национализация Украины и Белоруссии. (...) Попытка Пилсудского со своей стороны нейтрализовать этот новый курс советской национальной политики и превратить польскую Украину - Восточную Галицию - и польскую Белоруссию в концентрационные пункты будущих всеукраинского и всебелорусского государств, долженствующих войти в состав будущей великопольской федерации, и таким путём вызвать в советских  Украине и Белоруссии полонофильскую антирусскую и антисоветскую ирриденту, несомненно, обречена на неудачу.  (...) Наоборот, соответствующую политику советской власти нужно признать в общем и целом удавшейся. Не подлежит сомнению, что советская Украина является сейчас по отношению к польской Восточной Галиции национальным центром почти в такой же степени, какой австрийская Галиция была до войны по отношению к русской "Малороссии". Сильная, ориентирующаяся на Советский Союз украинская и белорусская ирридента стала фактом. (...) Украинская и белорусская ирридента представляет для современной Польши тем большую опасность, что украинцы и белорусы, как крестьянские нации, подвергаются в Польше не только национальному, но и социальному угнетению, усиленному тем, что социально господствующие крупные землевладельцы принадлежат к государственно господствующей польской национальности. Таким образом тяготение этих крестьянских наций на восток вызывается не только стремлением к национальному освобождению, но и борьбой за аграрную революцию, искусственно остановленную границами Рижского договора".

К началу Второй мировой войны пафос разрушения сложившейся новой империалистической системы и пафос полной реализации принципа национального самоопределения народов (которая, предполагалось, не угрожает мечте о мировом коммунизме) советская пропаганда и "историческая политика" довели до зримого изображения на школьных географических картах, где весь ближайший прошлый и нынешний мир выглядел не как консолидированный мир против России/СССР, а как план национально-освободительной борьбы. Например, в школьном учебнике карта «Европа после Венского конгресса (1815 гг.)» была усеяна узнаваемыми территориальными субгосударственными топонимами без каких-либо границ: в Османской империи – Болгария, Сербия, Валахия, Молдавия, Босния. В Османской империи и Персии: Армения и Азербайджан. В Российской империи – Польша. Украина. Белоруссия. На карте «От Венского конгресса до 1871 г.»:  те же топонимы в Российской империи, Османской империи (кроме Сербии и Румынии) и Персии, а также дополнительно в составе Австро-Венгрии – Галиция. Примечательно, что еще в составе Речи Посполитой до её второго и третьего разделов на карте «Европа в 1789-м году» уже были указаны Белоруссия, Курляндия, Литва и Польша, а Украина – надвое поделенной между Российской империей и Речь Посполитой, а на карте «Европа в 1799-м году» отошедшие после окончательных разделов к Российской империи земли так и сохраняют свои локальные имена Курляндии, Литвы, Белоруссии и Украины (уже объединённой в составе империи), а на карте «Европа с 1801 по 1812 г.» остаются лишь Белоруссия и Украина. До половины объёма названного учебника было посвящено национально-освободительным революциям и объединению («воссоединению») Германии и Италии. А созданный накануне 1812 года Наполеоном польский протекторат был описан именно как угроза территориальной целостности России: «Существование рядом с Россией зависимого от Наполеона «Великого герцогства Варшавского» было угрозой отторжения русской Польши». Одновременное пропагандистское издание Наркомата обороны СССР резко осуждало каждый крупного государственного проекта межвоенного периода: "целый ряд европейских стран, где угнетаются национальные меньшинства, (...) созданы или расширены войной 1914 года. Такова  Югославия (...) такова Чехословакия (...) такова Польша, где поляков всего 50%; такова Румыния, к которой варварские, невежественные версальские хирурги наскоро притачали венгерскую Трансильванию, Добруджу и русскую Бессарабию".

Ставший классическим труд современного исследователя Терри Мартина о национальной политике в СССР как "империи положительной деятельности" содержит в себе теорию "Пьемонтского принципа" политики СССР (имеется в виду тот прецедент, что именно вокруг итальянской исторической области Пьемонт в середине XIX века произошло объединение Италии), но оставляет её без исторических корней и, главное, без исторического продолжения. Т.Мартин вслед за украинскими коммунистами 1920-х гг. реконструирует на опыте особенно Украинской ССР (а также Белорусской ССР и Молдавской АССР) план высшей коммунистической власти в СССР по созданию в интересах своей внешней политики национальных образований - ядер национальных государств (финнов, белорусов, украинцев, румын), которые должны были, используя трансграничные этнические связи, стать основой для присоединения к ним сопредельных соответствующих этнографических территорий и формирования формально независимых протекторатов СССР. Конечным рубежом такой политике внешнеполитической экспансии СССР Т.Мартин определяет 1932/1933 год.

Но уже из выше сказанного видно, что, во-первых, этот "пьемонтский принцип" большевиков был не просто инструментом "национализма нерусских народов" и экспансии СССР против сопредельных национальных государств (Румыния, Финляндия) или мини-империй в форме национальных государств (Польша), то есть орудием "мировой революции" и обычной имперской политики, а ответом на  агрессивную политику этих соседей по созданию "Великой Финляндии", "Великой Румынии", воссозданию Речи Посполитой в границах 1772 года, то есть присоединению украинских, белорусских, литовских и части латышских этнографических территорий. Ничего удивительного или особенно агрессивного в этом не было. Идейный наследник Ф.Энгельса и вождь немецкой социал-демократии (и после 1917-го - резкий критик большевизма и Советской власти) австрийский чех Карл Каутский (1854-1938) ещё до Первой мировой войны писал об этом принуждении к имперской государственности так:

"Чем меньше нация или государство, - ...тем больше они должны чувствовать потребность или увеличить свою территорию, или войти в состав какого-нибудь из значительных государств. (...) Если венгры и чехи с такой с такой лихорадочной торопливостью стараются теперь расширить границы своих национальных областей [в составе Австро-Венгрии - М.К.], - это в значительной степени вызывается экономическим положением, которое ставит перед ними альтернативу: или стать большими нациями, или совершенно потерять свою экономическую, а вместе с ней и политическую национальную жизнь".

И ревизовал формально равные права на национальное самоопределение - в пользу тех, кто, получается, имеет на это прав больше, то есть тех, кто способен или намерен построить из своего национального государства де-факто империю:

"Национальное государство является наиболее соответствующей современным отношениям формой государства, - формой, в которой оно легче всего может осуществлять свои задачи. Но не всякому государству дано достигнуть этой формы. (...) В национальном государстве каждая нация может расти лишь через увеличение государства, а это в Европе возможно лишь путём войны".

Во-вторых, эта политика СССР против проектов "Великой Польши", "Великой Финляндии" и "Великой Румынии", которые в отношении СССР были проектами аншлюса Карелии, Белоруссии, Украины, Бессарабии/Молдавии, являлась не более чем политикой активного противодействия, анти-аншлюса и явно не была прекращена в 1932/1933 году, когда приграничные "национальные районы" стали объектами административных ликвидаций и этнических чисток.

При этом стратегией центральных большевистских властей Советской России / СССР было последовательно наращивание территориального веса национальных советских государств (или протекторатов): тому примером не только известное присоединение Донбасса к УССР в 1918 году и последовательное увеличение территории БССР в течение 1920-х гг., но и серьёзные авансовые территориальные уступки РСФСР в пользу "национальных чаяний" союзной ей Финляндской социалистической республики в 1918-м и Финляндской демократической республики в 1939-м и др. Когда в августе 1944 высшее руководство СССР обсуждало вопрос о возможном выселении карел из Карелии по аналогии с иными "репрессированными народами" по итогам нацистской оккупации, Сталин выступил против этой идеи. Даже в послевоенном официальном физико-географическом районировании СССР Север Европейской части СССР (в составе Мурманской, Архангельской, Вологодской областей и Коми АССР) был отделён от Карело-Финской ССР, специально созданной для соединения с Финляндией.

При этом принципиальной была надежда на абсолютную управляемость коммунистических протекторатов перед лицом единой мировой революции. Например, ещё осенью 1917 г. советский Финляндский комитет, поддерживая борьбу Финляндии за независимость, выступил в органе ЦК РСДРП (б) с недвусмысленным воззванием о том, что для революционного Петрограда она отнюдь не внешний субъект международной политики, а "тыл": "Вы - авангард революции, мы - ваш тыл". В  письме наркома по делам национальностей РСФСР И.В.Сталина к председателю СНК РСФСР В.И.Ленину от 12 июня 1920 года, в разгар советско-польской войны, перед перспективой советизации Польши и последующего её включения в общий советский проект, подробно говорилось не только о вариантах включения (конфедерация/федерация) её территории в состав общего государства, но и о принципах различения этих вариантов, которые прямо апеллировали к опыту национальной государственности:

"Для наций, входивших в состав старой России, наш (советский) тип федерации можно и нужно считать целесообразным как путь к интернациональному единству. Мотивы известны: эти национальности либо не имели в прошлом своей государственности, либо потеряли ее давно, ввиду чего Советский (централизованный) тип федерации прививается к ним без особых трений. Нельзя сказать то же самое о национальностях, которые не входили в состав старой России, существовали как самостоятельные образования, развили свою собственную государственность и которые, если они станут советскими, вынуждены будут силой вещей стать в те или иные государственные отношения (связи) к Советской России. Например, будущая Советская Германия, Польша, Венгрия, Финляндия. Едва ли эти народности, имеющие свою государственность, своё войско, свои финансы, едва ли они, став советскими, согласятся пойти сразу на федеративную связь с Советской Россией типа башкирской или украинской. (...) Я не сомневаюсь, что для этих национальностей наиболее приемлемой формой сближения была бы конфедерация (союз самостоятельных государств)".

Совершившиеся осенью 1939 года раздел Польши между Германией и СССР и присоединение к БССР и УССР Западной Белоруссии и Западной Украины, вполне отвечали подготовительной работе 1920-1930-х годов и не представляли из себя никакого экспромта или эксперимента.

Однако вскоре тяжёлые военные условия лета 1941 года и поиск союзников поставили СССР перед необходимостью фактически поставить под сомнение результаты этого присоединения. 30 июля 1941 в Лондоне было подписано советско-польское соглашение, а 14 августа, на следующий день после взятия гитлеровцами Смоленска - в след ему в Москве и военное соглашение сторон. Первая же статья лондонского соглашения гласила: "Правительство СССР признаёт советско-германские договоры 1939 года касательно территориальных перемен в Польше утратившими силу", то есть СССР отказывался от присоединения Западной Белоруссии и Западной Украины к СССР, к тому моменту уже захваченных Гитлером. В контексте этого соглашения от 30 июля 1941 советская пропаганда, видимо, отдавая себе отчёт в рискованности теоретического отказа от свежеприсоединённых Западной Белоруссии и Западной Украины, тестировала возможность будущей, послевоенной замены их соединения с БССР и УССР в рамках советских национальных государств - их единством в рамках конфедеративного союза СССР с Польшей. Исторический очерк отношений России и Польши, оперативно опубликованный тогда же, гласил (выделено мною - М.К.):

""Германия была и остаётся непримиримым врагом Польши. На протяжении нашей истории перед нами неоднократно вставал вопрос: с кем идти - с Германией или с Россией?" - говорил генерал Сикорский в своей речи по радио в связи с заключением договора между СССР и Польшей о совместной борьбе с гитлеровской Германией. (...) Предшественники Петра Великого вынуждены были напрягать все государственные ресурсы России и всю свою политическую изобретательность для решения проблемы русско-польских отношений. А.Л.Ордин-Нащокин, далеко опередивший свою эпоху, твёрдо стоял за тесный союз России и Польши. Основной внешнеполитической идеей этого великого русского человека было окончательное примирение с Польшей, неразрывный, вечный союз с нею. При помощи этого союза не только была бы разрешена, доказывал он, балтийская задача, но произошло бы и соединение всех детей одной матери - "от Дуная... через Днестр, Подолье, Червонную Русь, Волынь и Малую Россию, уже приобщённую к Великой" (...) Попытки русской дипломатии добиться сотрудничества с польским правительством и противодействовать прусской агрессии и разделам Польши в сложившейся международной обстановке были неудачны. Учитывая международную и внутреннюю обстановку России, Екатерина [Великая] стала на путь договора с Пруссией и раздела Польши. Полтора столетия отделяет это прошлое от настоящего. За эти полтораста лет сменились целые эпохи мировой истории История Польши до 1914 г. - это история угнетения Польши тремя реакционными империями (царская Россия, Австро-Венгрия и Германия) и братского сближения русского и польского народов в борьбе против царизма. "Колебания" польских деятелей в выборе, "с кем идти" во время войны 1914-1918 гг., были попытками направить историю Польши мимо этой общности судеб и единства жизненных интересов польского и русского народов. Смертельная опасность, угрожающая ныне всему человечеству и в первую очередь всему славянству, положила конец этим колебаниям. В великой, решающей  борьбе всего славянства против кровавого фашизма союз правительств СССР и Польши означает объединение русского, польского, украинского и белорусского народов в борьбе за свою жизнь, свободу, честь, государственность, культуру. Союз СССР и Польши ускорить победу над кровавым фашизмом и освободит польский, украинский и белорусский народы от фашистского гнёта".

В СССР началось формирование польской армии с целью использовать её на советско-германском фронте, что делало будущую Польшу регулярным членом военно-хозяйственного союза с СССР, в отношении которого возникал принципиальный вопрос: как именно следует решать национальный вопрос взаимосвязанных Польши, Литвы, Белоруссии и Украины, если национальная Польша вступает в конфедерацию с СССР, но претендует на контроль над частями ЛССР, БССР и УССР? В случае с советским протекторатом в Финляндии СССР уже на его старте в 1918 и 1939 гг. одаривал его территориальными приращениями и, очевидно, готов был в случае успеха объединить в дальнейшем советизированную Финляндию с Советской Карелией, подчинив Карелию финскому национальному центру. Вряд ли финляндский прецедент был столь лёгким для отношений СССР и Польши: просто потому, что Украина и Белоруссия оставались прежними целями польской политической мысли, настаивавшей на границах Польши 1772 года, то есть с включением последних; потому, что Москва уже вырастила мощные проекты национальных УССР и БССР, и потому, что все истекшие после Рижского договора (1921) годы делала ставку на уничтожение (как минимум, многонациональной) Польши, что и было сделано в сентябре 1939 года.

Однако история отношений СССР с эмигрантским Лондонским правительством Польши не дала СССР утвердиться в возможных намерениях о возврате белорусских и украинских этнографических территорий под контроль потенциально союзной Польши. И вновь заставило вспомнить Сталина о задачах (уже не военно-политической, а более дипломатической) нейтрализации потенциального аншлюса УССР и БССР Польшей.

В 1942 г. Лондонское правительство Польши отказалось от использования своей созданной в СССР армии на советско-германском фронте и весной - летом 1942 года вывело её в Иран и далее на Ближний Восток. Это развязало ему руки для внешнеполитической инициативы.

Проследим логику и хронологию действий польского эмигрантского Лондонского правительства и правительства СССР по материалам изданного вскоре после войны в Москве официального сборника документов и подборки фактов, которые ясно демонстрируют публичную политическую связь событий и действий СССР в отношении Польши. Не обсуждая здесь проблему ответственности СССР за расстрел части польских военнопленных в Катыни, должен заметить, что в логике действий Лондонского правительства Катынь сыграла роль не причины, а повода для определения своей позиции против СССР - и именно тогда, когда непосредственная зависимость этого правительства от СССР была сведена к нулю. При этом перспективы послевоенного устройства Польши предполагалось определить в столкновении интересов Великобритании и США против интересов СССР - при поддержке, как минимум, Великобритании. То есть, как бы то ни было, польское Лондонское правительство самостоятельно делало выбор: придать ли гитлеровским разоблачениям расстрела в Катыни принципиальный характер или реагировать внешне нейтрально, официально оставив предметное разбирательство этого преступления на послевоенный период. Как известно, был избран путь разрыва отношений. 25 февраля 1943 польское Лондонское правительство выступило с заявлением:

"Польское Правительство, представляющее Польшу в тех границах, в которых она, первая из Объединённых наций, вступила в навязанную ей борьбу, неизменно придерживалось с момента заключения польско-советского договора от 30 июля 1941 г. той позиции, что в вопросе о границах между Польшей и Советской Россией сохраняется статус-кво, существовавший до 1 сентября 1939 года, и считает, что подрыв этой позиции... вредит единству Объединённых наций".

Таким образом Польша предъявила территориальные претензии на возвращение Западной Белоруссии, Западной Украины и Виленского края Литвы (на тот момент полностью оккупированных гитлеровской армией) из состава СССР в состав Польши. При этом было несомненным, что будущее освобождение этих территорий будет проведено силами советской Красной Армии и таким образом речь шла о том, что свои освобождённые территории СССР должен будет передать восстановленной Польше, либо остановить продвижение своих войск на границах Польши по их состоянию на 1 сентября 1939 года. Оба сценария были мало реальны. Но угроза была произнесена ясно и недвусмысленно. И решение, давно реализованное, но лишь отложенное

3 марта 1943 официальное советское информационное агентство ТАСС выступило с заявлением о позиции "советских руководящих кругов" (что в то время традиционно служило иносказательным обозначением позиции И.В.Сталина) относительно названного заявления польского Лондонского правительства. В нём, в частности, говорилось, что это заявление

"свидетельствует о том, что Польское Правительство не хочет признать исторических прав  украинского и белорусского народов быть объединёнными в своих национальных государствах (выделено мной - М.К.). Продолжая, видимо, считать законной захватническую политику империалистических государств, деливших между собой исконные украинские и белорусские земли, и игнорируя всем известный факт происшедшего уже воссоединения украинцев и белорусов в недрах своих национальных государств (выделено мной - М.К.), Польское Правительство таким образом выступает за раздел украинских и белорусских земель, за продолжение политики раздробления украинского и белорусского народов. (...) Даже известный британский министр лорд Керзон, несмотря на его недружелюбное отношение к СССР, понимал, что Польша не может претендовать на украинские и белорусские земли, а польские правящие круги до сих пор не хотят проявить понимание в этом вопросе. (...) Заявление польского правительства свидетельствует о том, что теперешние польские правящие круги в данном вопросе не отражают подлинного мнения польского народа, интересы которого в борьбе за освобождение своей родины и возрождение крепкой и сильной Польши неразрывно связаны с делом всемерного укрепления взаимного доверия и дружбы с братскими народами Украины, Белоруссии, равно как с русским народом и другими народами СССР".

Таким образом, Сталин отказался от летних уступок 1941 года, вернулся к утверждению отдельных от Польши национальных государственностей воссоединённых Украины и Белоруссии в составе СССР и намекнул на необходимость создания новой польской власти, которая смирится с территориальными утратами.

Лишь после этого, резко повышая градус конфликта, 18 апреля 1943 польское Лондонское правительство - вслед за властями гитлеровской Германии - возложило вину за расстрел в Катыни на власти СССР. Немедленно, 19 апреля 1943, советский  официоз высшего политического уровня, газета "Правда" в ответ опубликовало  передовую статью "Польские сотрудники Гитлера", где возлагает вину за расстрел в Катыни на гитлеровские войска и относит его на период лета 1941 года. 23 апреля 1943 глава НКИД СССР В.М.Молотов передал послу Польши в Москве ноту о разрыве отношений с его правительством, в котором, в частности, говорилось:

"Советскому Правительству известно, что эта враждебная кампания против Советского Союза предпринята Польским Правительством для того, чтобы путём использования гитлеровской клеветнической фальшивки произвести нажим на Советское Правительство с целью вырвать у него территориальные уступки за счёт интересов Советской Украины, Советской Белоруссии и Советской Литвы".

6 мая 1943 заместитель главы НКИД СССР А.Я.Вышинский выступил со специальным заявлением для союзнической англо-американской печати об истории формирования в СССР польских частей во главе с генералом Андерсом. В связи с этим представитель НКИД затронул вопрос о жителях Западной Белоруссии и Западной Украины, после воссоединения их с Белоруссией и Украиной в составе СССР получивших по указу Президиума ВС СССР от 29 ноября 1939 гражданство СССР. Он - демонстрируя, насколько далеко СССР зашёл в своих уступках, сообщил, что для облегчения формирования армии Андерса власти СССР в декабре 1941 изъяли из сферы действия этого Указа польских жителей этих территорий (то есть фактически признали их гражданами Польши). Действие этого изъятия в отношении поляков названных территорий, как заявлялось, было прекращено после вывода армии из СССР - 16 января 1943, то есть за 9 дней до известного заявления правительства Польши о границах с СССР по состоянию на 1 сентября 1939, то есть с учётом Западной Белоруссии и Западной Украины как частей территории Польши.

Принципиальная дипломатическая полемика продолжалась и 11 января 1944 ТАСС  компромиссно допустило этнографически обоснованные уточнения новых границах между Польшей и СССР 1939 года, но главное - ориентировало Польшу на территориальные приращения за счёт Германии. В нём говорилось (выделено мной - М.К.):

"5 января в Лондоне опубликовано заявление эмигрантского Польского Правительства по вопросу о советско-польских отношениях, в котором содержится ряд неправильных утверждений, в том числе неправильное утверждение о советско-польской границе. Как известно, Советская Конституция установила советско-польскую границу в соответствии с волей населения Западной Украины и Западной Белоруссии, выраженной в плебисците, проведённом на широких демократических началах в 1939 году. При этом территории Западной Украины, населённые в своём подавляющем большинстве украинцами, вошли в состав Советской Украины, а территории Западной Белоруссии, населённые в своём подавляющем большинстве белорусами, вошли в состав Советской Белоруссии. Несправедливость, допущенная Рижским Договором 1921 года, который был навязан Советскому Союзу, в отношении украинцев, населяющих Западную Украину, и белорусов, населяющих Западную Белоруссию, была таким образом исправлена. Вхождение Западной Украины и Западной Белоруссии в состав Советского Союза не только не нарушило интересов Польши, а наоборот - создало надёжную основу для прочной и постоянной дружбы между польским народом и соседними с ним украинским, белорусским и русским народами. (...) Теперь открывается возможность возрождения Польши как сильного и независимого государства. Но Польша должна возродиться не путём захвата украинских и белорусских земель, а путём возвращения в состав Польши отнятых немцами у Польши исконных польских земель. Только таким образом можно было бы установить доверие и дружбу между польским, украинским, белорусским и русским народами. Восточные границы Польши могут быть установлены по соглашению с Советским Союзом. Советское Правительство не считает неизменными границы 1939 года. В эти границы могут быть внесены исправления в пользу Польши в том направлении, чтобы районы, в которых преобладает польское население, были переданы Польше. В этом случае советско-польская граница могла бы пройти примерно по так называемой линии Керзона, которая была принята в 1919 году Верховным Советом Союзных Держав и которая предусматривает вхождение Западной Украины и Западной Белоруссии в состав Советского Союза. Западные границы Польши должны быть расширены путём присоединения к Польше исконных польских земель, ранее отнятых Германией (...)  Эмигрантское Польское Правительство, оторванное от своего народа, оказалось неспособным установить дружеские отношения с Советским Союзом. Оно оказалось также неспособным организовать активную борьбу против германских захватчиков в самой Польше".

30 января 1944 было объявлено о создании в Польше "Совета национального освобождения", то есть той национальной власти, что должна была принять новые условия территориального устройства страны. Но острое переживание опасности новой угрозы с Запада, исходящей от исторической империалистической экспансии Польши, заставило даже уверенно побеждающий в войне СССР (или, может быть, потому, что побеждающий) особо озаботиться построением системы институциональных гарантий от аншлюса Польшей недостаточно легитимированных в качестве советских Западной Белоруссии и Западной Украины. Здесь на помощь Москве пришёл уже четвертьвековой опыт строительства советских национальных государств как субъектов внешней политики. Уже 1 февраля 1944 (решение ЦК ВКП(б) об этом было проведено ещё 28 января 1944) по докладу главы НКИД В.М.Молотова на сессии Верховного Совета СССР прозвучало предложение СНК о создании республиканских НКИД. Последовало немедленное принятие закона об этом: "Установить, что союзные республики могут вступать в непосредственные сношения с иностранными государствами и заключать с ними соглашения". Там же был принят закон о создании республиканских оборонных ведомств. Молотов так объяснял его суть: "[После создания СССР] наша армия создавалась как общесоюзная армия, а отдельных войсковых формирований республик не существовало. Теперь предлагается ввести войсковые формирования республик, которые должны быть составными частями Красной Армии. В связи с этим возникает потребность в создании Наркоматов Обороны в союзных республиках, а также необходимость преобразования Наркомата Обороны в союзно-республиканский наркомат".

Строительство новой, просоветской власти для Польши, видимо, подтолкнуло Лондонское правительство к идее «перехвата власти» и Варшавскому восстанию 1 августа 1944.

16 августа 1944 в Москве подписав от имени Польши договор с СССР о границе и уместив Польшу в этнографические границы, премьер-министр Временного Польского правительства национального единства Э.Осубка-Моравский выступил с заявлением о том, что "Ягеллонская Польша, выдвинутая на передовые позиции германского натиска на Восток и не могущая своими собственными силами задержать этого натиска, пошла по неверному пути поисков компенсации на Востоке (...) Польский народ, который так много выстрадал в результате утраты совей независимости и который ценит эту независимость превыше всего, никогда не был и не мог быть противником независимости украинцев, белорусов или литовцев, и сейчас, когда благодаря установлению нашей новой границы осуществилось полное объединение этих народов". 9 сентября 1944 в польском Люблине, освобождённом Красной Армией, новая польская власть подписала соглашения с НКИД УССР и НКИД БССР как представителями их республиканских правительств об обмене населением (эвакуации украинского и белорусского населения с территории Польши и польского населения с территории УССР и БССР). А 29 июня 1945 СССР подписал договор с Чехословакией "о Закарпатской Украине", в одночасье ликвидировав официальную этничность и историю русинов ради конструирования и укрупнения Украины. Этнографический вопрос был решён. Даже теоретическая угроза этнического аншлюса была ликвидирована навсегда.

Сталин не стал скрывать своих исторических мотивов и своего удовлетворения именно сталинским планом разрешением польского вопроса и позже, когда, фундамент такого разрешения был уже построен, позволил себе откровенность и одновременно свободную интерпретацию многолетнего противоборства с Польшей - даже в официальных документах, нагрузив их исторически-идеологическими формулировками. В своей речи при подписании польско-советского договора о дружбе, взаимной помощи и послевоенном сотрудничестве 21 апреля 1945 года Сталин сказал:

"В течение последних 25-30 лет, т.е. в течение двух последних мировых войн, немцам удалось использовать территорию Польши, как коридор для нашествия на восток и как трамплин для нападения на Советский Союз. Это могло произойти, потому что между нашими странами не было тогда дружественных, союзных отношений. Старые правители Польши не хотели иметь союзных отношений с Советским Союзом. Они предполагали вести политику игры между Германией и Советским Союзом. И, конечно, доигрались... Польша была оккупирована, её независимость - аннулирована, при этом немецкие войска получили возможность, в результате всей этой пагубной политики, оказаться у ворот Москвы".

А, отвечая на вопросы корреспонденту британской "Таймс", 18 мая 1945 Сталин поставил новой Польше и новую историческую задачу:

"проводить политику дружбы с Советским Союзом, а не политику "санитарного кордона" против Советского Союза".