«Национализация женщин»: пропаганда периода Гражданской войны / Н.А. Заяц

История гражданской войны включает в себя множество аспектов, которые ныне нуждаются в полноценном исследовании. Одним из них является вопрос использования пропаганды обеими сторонами в условиях гражданской противоборства. В то время, как в советское время основное внимание уделялось изучению идеологическо-пропагандистской работы большевиков, ныне исследователи все чаще обращаются к исследованию агитационной работы антибольшевистских правительств. Эта тема еще далека от исчерпанности в связи с ее недостаточной разработанностью и содержит множество второстепенных сюжетов, мало известных даже специалистам. Данная статья ставит целью исследовать один из них — малоизвестную историю фальсификации «декретов о национализации женщин». В общих чертах она была изложена А. Велидовым в начале 1990-х, однако с тех пор появилась возможность дополнить ее на основе изучения прессы белого движения и зарубежных правительств, а также сходными примерами, которые ярко показывают суть пропагандистского противостояния того времени.

В начале марта 1918 г. в Саратове от имени Саратовской федерации анархистов был опубликован «Декрет об отмене частного владения женщинами», очень напоминавший декреты Советов. Он включал в себя преамбулу и 19 параграфов. Провозглашая отмену социального неравенства и законных браков, он объявил, что с 1мая 1918 года все женщины в возрасте от 17 до 32 лет (кроме имеющих более пяти детей) считаются достоянием народа и определил правила регистрации женщин и порядок пользования ими от имени клуба анархистов. Мужчины имели право пользоваться одной женщиной «не чаще трех раз в неделю в течение трех часов» со свидетельством о принадлежности к «трудовой семье». За бывшим мужем сохранялся внеочередной доступ к своей жене; в случае противодействия его лишали права на пользование женщиной. Каждый «трудовой член», желающий пользоваться «экземпляром народного достояния», обязан был отчислять от своего заработка 9 процентов, а мужчина, не принадлежащий к «трудовой семье», — 100 рублей в месяц, что составляло от 2 до 40 процентов среднемесячной заработной платы рабочего. Из этих отчислений создавался фонд «Народного поколения», за счет которого выплачивались вспомоществование национализированным женщинам в размере 232 рублей, пособие забеременевшим, содержание на родившихся у них детей (их предполагалось воспитывать до 17 лет в приютах «Народные ясли»), а также пенсии женщинам, потерявшим здоровье.

Декрет вызвал бурное негодование в городе. Вскоре анархисты выпустили листовку с опровержением о причастности к нему. Вскоре ими был убит владелец чайной, некий М. Уваров, бывший черносотенец, который, как выяснилось, был его автором.

Однако далее декрет получил широкое хождение. В апреле 1918 г. он неожиданно был расклеен в Самаре. Свидетелем этих событий стал корреспондент газеты «Indianapolis news» Оливер Сэйлер, сочувствовавший анархизму. Во время короткого пребывания в Самаре он видел широкое распространение «декрета» на улицах. Местные анархисты с негодованием отрицали свое авторство и выдали ему печатное опровержение. Сам Оливер, правда, считал, что автором провокации были большевики, готовившие разгром анархистов — но это лишь его предположение, довольно сомнительное, учитывая, что конфликты большевиков и анархистов в то время были стихийными и неорганизованными. В апреле сообщение о декрете было опубликовано в московских антисоветских газетах. Тогда же одна из них, кадетская «Заря России», опубликовала сообщение об аналогичном предложении из Хвалынска. Ссылаясь на местные «Известия», газета утверждала, что некая гражданка Федорова предложила декрет по уезду о национализации женщин с 18 лет и ее регистрации в бюро «Свободной Любви» при комиссариате призрения, где она может выбрать мужчину от 19 до 50 лет в сожители, как и они могут выбрать ее. Дети от подобных союзов поступают в распоряжение государства. До того все покушения на несовершеннолетних девушек караются как государственное преступление для уничтожения разврата и проституции. По словам редакции, Федорова утверждала, что такой проект уже реализован в Луге, Колпино и других местах. Вскоре появились сообщения об идентичном декрете во Владимире. Далее декрет начал распространяться по всей провинции. В мае его опубликовал ряд антисоветских газет, таких как «Вечерняя жизнь», «Трудовая копейка», «Друг народа», «Газета для всех», «Уфимская жизнь», «Вятский край» и много других.

Все это становилось обычно поводом для выпусков опровержений, делаемых советскими властями, и закрытия подобных газет. Однако ход обвинениям в половой распущенности советских властей был дан. Уже в 1919 г. была сфабрикована еще одна, не менее популярная, фальшивка. «Особая комиссия по расследованию злодеяний большевиков» при главнокомандующем Деникине сохранила дело о «социализации женщин» в Екатеринодаре. Согласно ее данным, весною 1918 года расклеили напечатанный в «Известиях» Совета декрет, по которому девушки от 16 до 25 лет подлежали «социализации». Инициатором идеи якобы был комиссар по внутренним делам еврей Бронштейн. Мандаты на социализацию выдавались им, командиром конного отряда Кобзыревым, главнокомандующим Ивашевым «на имя красноармейцев, так и на имя советских начальствующих лиц». Приводился и сам мандат с текстом: «Предъявителю сего товарищу Карасееву предоставляется право социализировать в городе Екатеринодаре 10 душ девиц возрастом от 16-ти до 20-ти лет, на кого укажет товарищ Карасеев». Карасеев якобы был «комендантом дворца», в котором работал Бронштейн. Мандат удостоверен подписью главкома Ивашева и печатью войск Северокавказской республики. Дело уверяло, что красноармейцами было схвачено больше 60 девиц — «главным образом из буржуазии и учениц». Часть из них была убита и изнасилована: «Так, например, ученица 5-го класса одной из екатеринодарских гимназий подверглась изнасилованию в течение двенадцати суток целою группою красноармейцев, затем большевики подвязали ее к дереву и жгли огнем и, наконец, расстреляли».

Разоблачить фальшивку нетрудно. Главнокомандующим войсками Северного Кавказа были последовательно А. И. Автономов, К. И. Калнин и И. Л. Сорокин — а не некий Ивашев. По всей видимости, автор фальшивки имел в виду военного комиссара города Н. П. Иванова, с начала мая 1918 г. возглавлявшего чрезвычайный штаб обороны Кубано-Черноморской республики, ликвидированный спустя месяц. Комиссариат же внутренних дел республики возглавлял Я. Полуян, в горсовете такого поста не было. Очевидно, подразумевался М. Бронштейн, который был заместителем комиссара юстиции по армии. Однако окончательно автор фальшивки ошибся с печатью войск Северокавказской республики. Она была провозглашена только на I съезде Советов Северного Кавказа 5–7 июля, объединив до этого раздельные Терскую, Ставропольскую и Кубано-Черноморскую советские республики.

Тем не менее, все эти фальшивки получили большое хождение за границей. В ноябре 1918 г. военный кабинет Великобритании дал распоряжение собирать материалы о жестокостях большевиков для полной и скорейшей публикации. Это совпало с организацией пропаганды у Деникина. 18 декабря 1918 г. на заседании Особого совещания было постановлено «образовать комиссию с судьёй во главе из юристов, общественных деятелей, военных чинов, а также представителя английской миссии, возложив на неё собирание материалов о зверствах большевиков в Севастополе, Ростове-на-Дону, Новочеркасске, Ставрополе и Минераловодском районе, в целях использования означенных материалов для агитации за границей, ассигновав на первоначальные расходы комиссии 20 000 р.». Видимо, не без их стараний сообщения о «национализации женщин» была получены союзниками.

Уже 11 января командующий британской военной миссией и главком войск союзников в северной России генерал Пуль сообщал в Лондон: «Имеются сведения, что комиссариаты свободной любви учреждены в нескольких городах и порядочных женщин подвергают порке за отказ подчиниться; декрет о национализации женщин введен в силу и проведено несколько экспериментов по национализации детей». Такое же сообщение было передано преподобным Б. Ломбардом лорду Керзону 23 марта. Оба донесения вошли в составленную при участии Черчилля и Керзона «Белую книгу» о преступлениях большевизма, которая в апреле была представлена в парламент. В феврале в Лондоне видными белоэмигрантами (П. Н. Милюков, П. Б. Струве, М. И. Ростовцев, А. В. Тыркова-Вильямс) был создан «Комитет освобождения России», получавший финансовую поддержку от Колчака и Деникина. Он занялся пропагандой в пользу свержения большевизма, распространяя фотокопии «мандата»: «По словам английского профессора В. Гуда, именно она служила «наиболее сильным средством, возбуждавшим дикое возбуждение против большевизма»». При этом должность Иващева была с ошибкой переведена как «главный комиссар». Однако, как отметили британские отзывы в печати, на копиях не имелось ни грифа, ни печати, ни даты — ничего, что удостоверяло бы их подлинность. Это означает, что печать деникинские пропагандисты были вынуждены поставить уже после, для большей достоверности подделки. В то же время, в феврале—марте 1919 г., в США прошло заседание слушаний комиссии Сената США, т. н. комиссии Овермэна, о положении дел в России, которая, по сути, должна была закрепить в общественном мнении необходимость продолжения интервенции. На ней выступило множество людей, которые сообщали самые разные слухи о красном терроре в России. Свидетельства о «социализации женщин» там тоже играли большую роль. Так, 17 февраля выступил свидетель Роджер Симмонс, бывший в России с экономической миссией: «Он заявил, что красивые женщины от 17 до 32 лет являются в России «общественным достоянием». Те, кто будут сопротивляться, будут объявлены «врагами народа»». Симмонс ссылался на книгу путевых очерков Оливера Сейлора «Россия: белая или красная».

Через неделю после госдепартамент заявил, что все это ложь, так как в книге Сейлора именно опровергался «декрет». Сам Сейлор на слушаниях комиссии опроверг сообщения о национализации. Но к тому времени клевета успела обойти много газет. Так, например, о «социализации женщин» было рассказано в журнале «New Europe» от 31 октября 1919 г., где были опубликованы «декреты» Владимира и Хвалынска, причем первоначально журнал ошибочно именовал последний как Hoolinsky, видимо, из-за созвучия со словом «хулиган». Однако, как указали критики, и тут журнал не привел ни текста декретов, ни даты. Интересно, что бытовали разные варианты фальшивок, явно созданные с учетом «поправок». Так, техасская газета «El paso herald», ссылаясь на материалы Лондонского комитета, опубликовала текст екатеринодарского «мандата», но в нем Карасев изменен на Бояринова, главком Ивашев на «президента Зиновьева», а печать войск республики на печать «первого революционного советского полка».

Через шведскую газету о «мандате» узнал Троцкий и посвятил ему несколько слов в книге «Терроризм и коммунизм», тоже указав, что на нем нет даты. Там же он опроверг похожий мандат, опубликованный в Лозанне: «Совет уполномачивает настоящим тов. Григория Сареева по его выбору и приказанию реквизировать и привести в казармы для надобностей расположенного в Мурзиловке, Брянского уезда, артиллерийского дивизиона 60 женщин и девушек из класса буржуазии и спекулянтов. 16 сентября 1918 г.». По его словам, в ходе проведенного по его приказу расследования выяснилось, что деревня Мурзиловка вообще не существует.

С особенным удовольствием в 1919 г. подхватила клевету колчаковская пропаганда. Донесение генерала Пуля было опубликовано в нескольких газетах. Вскоре оно дополнилось многочисленными «свидетельствами» от внутренних корреспондентов, чем тема насилия большевиков над женщинами была значительно развита. Так, газета «Отечественные известия», ссылаясь на советские издания, утверждала, что в Уфе «в последнее время многие из красноармейцев вступили в законный брак с прельстившимися их материальным благополучием девушками», причем обязательно венчались в церкви, несмотря на оставшихся в тылу жен. «…Живут чисто животною жизнью и ни о каком ни умственном, ни нравственном совершенствовании нисколько не помышляют», — иронизировала газета и обвиняла также красноармейцев в воровстве с мастерством профессиональных преступников. В Кизеловских копях на Урале красные якобы выпустили уголовных каторжан: «Грабеж — повальный. Насилование женщин и подростков — всеобщее. Все победители пьяны во главе с комиссарами. Даже красноармейцам и коммунистам за своих товарищей, жгущих «для потехи» дома, лавки, живых людей — становилось часто стыдно. Кроме «стенки», здесь особенно процветали несколько дней подряд ножевая и штыковая расправа, а далее всевозможные изощренные пытки. Красивых женщин разыгрывали попросту в орлянку. А когда какая-нибудь одна нравилась сразу многим, ее объявляли «коммунальным достоянием»». Сообщалось газетами и о многочисленных примерах угроз и убийств женщин, не желавших выходить замуж за «комиссаров». Анонимная «московская беженка» отдельно посвятила статью в газете «Русская речь» тяжелому положению женщин у большевиков, откровенно ссылаясь на подобные «декреты» и дополняя их собственными домыслами: «Я читала, что в Самаре большевики мобилизовали всех девушек 18–19 лет, для личных услуг красноармейцам и для уборки их казарм. Всякому ясно, что значат «личные услуги» и какое новое преступление творят эти разнузданные, пьяные звери над беззащитными, молодыми женщинами или девушками».

Для закрепления эффекта та же газета вскоре сообщила об убитой в Белебее за отвержение ухаживаний гимназистке, чье тело нашла американская миссия. Другие беженцы рассказывали, что красные загоняют женщин в «политические клубы» для удовлетворения красноармейцев: «По словам некоторых граждан г. Сарапула, вполне заслуживающим доверия, красные дикари утопили в течение зимы 1918–1919 года 183 женщины и девушки за нежелание ответить на их гнусные предложения». Стоит ли говорить, что все эти утверждения ничем не подтверждены…

Интересно, что подобные слухи, распускаемые антикоммунистическими элементами, явно бытовали и на советской территории. Так, в феврале 1919 года Ленин получил жалобу на комбед деревни Медяны Чимбелевской волости Курмышевского уезда, который отдавал девушек «своим приятелям, не считаясь ни с согласием родителей, ни с требованием здравого смысла». Проверка Симбирской губчека показала, что национализация женщин не вводилась, а авторы жалобы проживают в Петрограде. Яро антисоветски настроенный известный ученый Питирим Сорокин уже в эмиграции утверждал, будто распущенность «проводится в «Союзах коммунистической молодежи», среди учащихся, где половая вольность не только не тормозится, а скорее поощряется» и также ссылался на приведенные декреты.

Окончательно клевета была опровергнута американским посланником в России Уильямом Буллитом, который выступал за мирные отношения с Советской Россией. В показаниях перед комитетом по международным отношениям Сената 12 сентября он решительно отверг эти выдумки. В конце 1919 г. свое опровержение в форме брошюры «Национализация женщин. Подлинная история лжи» выпустила Британская социалистическая партия. Тем не менее, «декрет о национализации» еще не раз публиковался заграничной печати, не раз принимался даже советскими авторами за реальное правотворчество, а уж после распада СССР получил широкое хождение наравне с другими антисоветскими мифами. Сама история этого декрета, несмотря на его курьезность, отражает совершенно реальный факт — радикализм антикоммунистического сопротивления того времени, который пытался представить революционные процессы как угрожающие самим основам цивилизации и наиболее близких каждому обычному человеку бытовых идеалов: собственности, дисциплины, порядка, любви, веры, прогресса. Этим достигалась цель демонизации и «расчеловечивания» противника, как отвергающего самые элементарные социальные нормы существования. В этом отношении представители русской контрреволюции ничем не отличались от своих исторических предшественников: «В ответ на Французскую революцию и последующее восстания XIX века консерваторы и контрреволюционеры создали демонологию угрозы установленному порядку. Эта угроза приняла воображаемую форму жестокой и нередко безликой толпы, нападающей на буржуазные понятия класса, собственности — и пола». Хотя подобная пропаганда не приобрела в дискурсе антибольшевистских правительств доминирующего положения, она вполне отвечала ее основному духу — акцентировании на жестокости большевиков, их насилиях, антирелигиозности и разрушительных для народа корыстных наклонностях. Поэтому история «декретов», таким образом, имеет значение как пример ожесточения в годы гражданской войны и более широко — как пример глобального идеологического противостояния своей эпохи.