Забытое и сокрытое: новый текст Петра Струве о Ленине (1903). Рецензия на "Что делать?" / М.А. Колеров

П.Б. Струве откликнулся своим первым собственным микро-очерком истории русской социал-демократии 1890-х гг. на одну из самых известных книг В.И. Ленина "Что делать? Наболевшие вопросы нашего движения" (1902), где тот дал его собственный очерк истории партии (хотя личный опыт Ленина не давал ему достаточных оснований к изложению этой истории) (1), но никогда не упоминал и не переиздавал эту свою рецензию. Она не вошла в оба его авторских сборника статей, (2) хотя, несомненно, была написана сразу же, по горячим следам публикации памфлета Ленина (в марте 1902) и лишь ждала времени своей публикации. Брошюра вышла в свет в штуттгартском издательстве Дица (Социал-демократической партии Германии). В этом же издательстве уже в июне 1902 года Струве начал издание своего социал-либерального журнала «Освобождение» - и жил там же, и несомненно – прочёл труд Ленина немедленно после его выхода в свет, взяв его непосредственно из типографии.

Рецензия Струве ждала своего часа, по-видимому, без изменений: настолько она отличалась от авторского мифа о свободомыслящем марксисте, прошедшем через "критическое направление" в марксизме к социал-либерализму и далее - к либеральному консерватизму и даже монархизму. Рецензия была опубликована в эмигрантском и потому бесцензурном сборнике ("книжке" в приложении к одноименному журналу) "Освобождения" (3) под криптонимом Р.Д. (видимо, означавшем принятую тогда самоидентификацию для русских пост(транс)марксистских социалистов - радикальный демократ) и прежде не была атрибутирована Струве, пока этого не сделал исследователь "Освобождения" К.Ф. Шацилло. Но и Шацилло не акцентировал на этом своего внимания. Похоже, и многие другие исследователи могли бы обратить внимание на расшифровки псевдонимов, которые историк сделал, опираясь, прежде всего, на данные личного фонда Струве в нынешнем РГАСПИ. В частности, они свидетельствуют об авторском участии в журнале, кроме давно и широко известных либералов П.Н. Милюкова, Д.И. Шаховского, марксистов, составивших "идеалистическое направление" в русском освободительном движении, С.Н. Булгакова, Н.А. Бердяева, С.Л. Франка, также марксистов П.А. Берлина (Карин), Б.А. Кистяковского (Освобожденец; Украинец), Е.Д. Кусковой (Всегда некогда; Credo), С.Н. Прокоповича (Н.Н.; N.N.), народников В.Г. Короленко (N.N., а также статьи "Самодержавная беспомощность" (№14); "Суррогаты гласности..." (№16)), А.В. Пешехонова (А. Старицкий; Антон Старицкий), В.И. Вернадского (Влдр), П.Г. Виноградова (абв) и его ученика М.О. Гершензона (Заслуженный отставной педагог), М.А. Волошина (М.; W.), Л.Я. Гуревич (Е.Н.; +) и её отца, педагога и издателя Я.Я. Гуревича (Земский гласный Т.), А.Ф. Кони (Обыватель; Саламандра) и др. (4)

Итак, – прежде чтения републикованной ниже рецензии Струве - что именно обращает на себя внимание в брошюре Ленина «Что делать?» (далее - ЧД), если читать её глазами современного русского исследователя марксизма, социал-демократии и широкого социал-либерального освободительного движения в Российской империи начала ХХ века, а именно в начале 1900-х годов, когда большевизм ещё не родился, марксизм стал чрезвычайно широкою модой, а традиционный русский радикализм столкнулся с резким ростом интеллектуальных, культурных и общественных интересов интеллигенции, «входной билет» в лидерство над которыми становился всё более дорогим даже для профессорских кругов?

В первую очередь обращает на себя внимание тот факт, что Ленин ЧД, в те годы однозначно состоявший в рядах революционных материалистов-практиков, публицистических вождей «экономического материализма», вовсе не стремился ещё вступить в острую философскую полемику в среде революционеров, ограничиваясь специальными дискуссиями на темы марксистской политической экономии (теории стоимости-ценности и т.п.) и по существу совершенно не затрагивая (в отличие от других революционеров в России и на Западе!) вопросы философии, методологии знания, современной, всё более модернистской, литературы и современного, всё более модернистского искусства. Его не вырвало из плена этой вне-философской революционной пассивности даже громкое «ревизионистское» выступление авторитетного наследника и душеприказчика со-основателя марксизма – Фридриха Энгельса – Эдуарда Бернштейна, его не тронула даже мощная неокантианская волна в марксистском движении во главе с Рудольфом Штаммлером (на которую в России громко откликнулись Струве и С.Н. Булгаков), его не возмутил ярко выстроенный Бернштейном культ Ф. Лассаля как идеалистического и практического строителя германской социал-демократической партии. Ленин послушно пошёл вслед за Бернштейном и лояльно цитировал письмо Лассаля к Марксу от 24 июня 1852 г., с материалистической точки зрения лукаво умалчивая о фундаментальном для Лассаля культе немецкого идеализма и особенно Фихте, но твердя апологию самозаконной, якобы безыдейной партии: «Партийная борьба придает партии силу и жизненность, величайшим доказательством слабости партии является ее расплывчатость и притупление резко обозначенных границ, партия укрепляется тем, что очищает себя...». Одним словом, Ленину ЧД было буквально нечего сказать по существу против революционного идеализма и марксистского ревизионизма, который в образцовой для русских революционеров Германии давно уже стал официальной парламентской силой, а во Франции социалист Мильеран даже стал министром.

Но Ленин с присущей ему феноменальной политической чуткостью сконцентрировал своё внимание на узком лозунге «критического марксизма» в его неокантианском (критическом) и бытовом (самокритическом) смысле, поскольку явленные современным ему германским ревизионизмом политическая и интеллектуальная сложность и широта были просто не под силу его кругозору. Он описал в ЧД ситуацию в духе вполне нейтрального реферата, не противопоставив «критическому марксизма» ничего по существу, кроме лозунгов и психологических аргументов:

«Почему такой «невинный» и «естественный» лозунг, как «свобода критики», является для нас настоящим боевым сигналом? (…) почему мы не можем столковаться даже по основному вопросу о роли социал-демократии по отношению к стихийному массовому движению? (…) «Свобода критики» — это, несомненно, самый модный лозунг в настоящее время, всего чаще употребляемый в спорах между социалистами и демократами всех стран. ...Неужели из среды передовых партий раздались голоса против того конституционного закона большинства европейских стран, который обеспечивает свободу науки и научного исследования? (...) В настоящее время (теперь это уже явственно видно) английские фабианцы, французские министериалисты, немецкие бернштейнианцы, русские критики, — все это одна семья, все они друг друга хвалят, друг у друга учатся и сообща ополчаются против «догматического» марксизма. В чем состоит «новое» направление, которое «критически» относится к «старому, догматическому» марксизму, это с достаточной определенностью сказал Бернштейн и показал Мильеран. Социал-демократия должна из партии социальной революции превратиться в демократическую партию социальных реформ. Это политическое требование Бернштейн обставил целой батареей довольно стройно согласованных «новых» аргументов и соображений. Отрицалась возможность научно обосновать социализм и доказать, с точки зрения материалистического понимания истории, его необходимость и неизбежность; отрицался факт растущей нищеты, пролетаризации и обострения капиталистических противоречий; объявлялось несостоятельным самое понятие о «конечной цели» и безусловно отвергалась идея диктатуры пролетариата; отрицалась принципиальная противоположность либерализма и социализма; отрицалась теория классовой борьбы, неприложимая будто бы к строго демократическому обществу, управляемому согласно воле большинства, и т. д. (...) «свобода критики» есть свобода оппортунистического направления в социал-демократии, свобода превращать социал-демократию в демократическую партию реформ, свобода внедрения в социализм буржуазных идей и буржуазных элементов».

Описывая период в истории русской социал-демократии с 1898 по 1902 годы, проведший их в ссылке и эмиграции далеко от столичной идейно-политической борьбы, Ленин (опять не имея личных свидетельских данных!) назвал его так: «Это—период разброда, распадения, шатания. В отрочестве бывает так, что голос у человека ломается. Вот и у русской социал-демократии этого периода стал ломаться голос, стал звучать фальшью, — с одной стороны, в произведениях гг. Струве и Прокоповича., Булгакова и Бердяева... Сознательность руководителей спасовала перед широтой и силой стихийного подъема среди социал-демократов преобладала уже другая полоса — полоса деятелей, воспитавшихся почти только на одной “легальной” марксистской литературе, а ее было тем более недостаточно, чем большей сознательности требовала от них стихийность массы». Именно отсюда и для задачи дискредитации и посрамления названных лиц и родилась у Ленина (именно Ленина и именно в тот момент) постфактум изобретённая, контрфактическая формула «легального марксизма». (5) Примечательно, что не менее влиятельная и имевшая больший революционный опыт, соосновательница вместе с Г.В. Плехановым первой русской марксистской группы «Освобождение труда» (1883) В.И. Засулич в том же 1902 году, что и ЧД изобразила актуальное развитие русской социал-демократии в России заметно иначе. Она писала о конце 1890-х годов в России в своей специальной статье для органа Германской социал-демократической партии Neue Zeit, легко внутренне дистанцируясь от лично симпатичного ей Струве, но рисуя резко отличную картину марксистской легальной печати, из которой следовало, что Лениным в его осуждении «легального марксизма» двигали обыденное лицемерие и маргинальная неблагодарность:

«на людей, взгляды которых только еще начали оформляться, самым роковым образом подействовал тот переворот, который произошел в мыслях известнейших «столпов» марксизма Струве и Ко, работавших в легальной прессе. (Другие, которые писали в легальной прессе из мест ссылки или изгнания (как Ленин и Потресов в издания Струве – М. К.), могли пользоваться лишь незначительным влиянием уже по той причине, что они оставались незнакомыми для читателей, так как они почти каждую статью должны были подписывать разными псевдонимами.) Они стали «критиками», которые больше не пропускали ни одного положения Маркса, не снабдив его эпитетом «наивное», «устаревшее», «бессмысленное», причем место этих «наивностей» занимало не что иное, как вера в божественное провидение. В начале 1900 года та социал-демократическая группа, которая с самого начала участвовала в закономерно развивающемся движении пролетариата (Потресов, Ленин, Мартов - М. К.) и еще до появления «экономизма» временно была вытеснена с боевой позиции, смогла возобновить свою деятельность». (6)

Но Струве-рецензент даже не обратил тогда на формулу «легального марксизма» никакого внимания, или – демонстративно не обратил внимания, и лишь потом, в иных целях, ради мемуарной минимизации своего былого марксистского радикализма, стал использовать в своей публицистике.

В этом идейно-публицистическом контексте особую ценность представляет собою поистине уникальное для Ленина поэтически-романтическое признание, которым он аргументировал своё ЧД как орденско-партийный манифест и которое, как известно из революционных мемуаров, действительно произвело яркое впечатление на его читателей:

«Мы идем тесной кучкой по обрывистому и трудному пути, крепко взявшись за руки. Мы окружены со всех сторон врагами, и нам приходится почти всегда идти под их огнем. Мы соединились, по свободно принятому решению, именно для того, чтобы бороться с врагами и не оступаться в соседнее болото, обитатели которого с самого начала порицали нас за то, что мы выделились в особую группу и выбрали путь борьбы, а не путь примирения. И вот некоторые из нас принимаются кричать: пойдемте в это болото! — а когда их начинают стыдить, они возражают: какие вы отсталые люди! и как вам не совестно отрицать за нами свободу звать вас на лучшую дорогу! — О да, господа, вы свободны не только звать, но и идти куда вам угодно, хотя бы в болото; мы находим даже, что ваше настоящее место именно в болоте, и мы готовы оказать вам посильное содействие к вашему переселению туда. Но только оставьте тогда наши руки, не хватайтесь за нас и не пачкайте великого слова свобода, потому что мы ведь тоже "свободны" идти, куда мы хотим, свободны бороться не только с болотом, но и с теми, кто поворачивает к болоту! (…) Я работал в кружке, который ставил себе очень широкие, всеобъемлющие задачи, — и всем нам, членам этого кружка, приходилось мучительно, до боли страдать от сознания того, что мы оказываемся кустарями в такой исторический момент, когда можно было бы, видоизменяя известное изречение, сказать: дайте нам организацию революционеров — и мы перевернем Россию!»

Революционер, затем видный советский функционер, а затем – авторитетный мемуарист в эмиграции, оставшийся верным социализму и оставивший часто уникальные свидетельства о русской культурной и советской политической истории, писал об этом исповедании Ленина:

"интерес к Ленину… начал появляться в 1901 г. (обращали на себя внимание статьи Ленина в «Искре») и стал очень большим в 1902 г., когда вышла в свет его книга «Что делать». О ней Каменев правильно сказал, что в истории предреволюционной эпохи нельзя назвать ни одного произведения, влияние которого можно сравнить с тем, что имела эта книга «на процесс формирования политических сил в России». Ее влияние можно показать, взяв для примера киевскую группу студентов, молодых социал-демократов, к которым принадлежал и я. В нашей группе иные (как я) познакомились с марксизмом в конце <18>90-х годов, другие несколькими годами позднее, но все начали вступать в общественную и политическую жизнь, когда народническая идеология была смята победно торжествующим марксизмом. Предыдущие поколения легальных и нелегальных марксистов от начала <18>80-х до середины <18>90-х годов подняли знамя новой идеологии, нам оставалось лишь стать под него. Мы пришли на готовое.

Что толкало нас стать под это знамя? Точно могу ответить и говоря не от себя, а от лица целой уже упомянутой группы: в нашей среде это много раз обсуждалось.

Мы обеими руками хватали марксизм потому, что нас увлекал его социологический и экономический оптимизм, эта фактами и цифрами свидетельствуемая крепчайшая уверенность, что развивающаяся экономика, развивающийся капитализм (отсюда и внимание к нему), разлагая и стирая основу старого общества, создает новые общественные силы (среди них и мы), которые непременно повалят самодержавный строй со всеми его гадостями. Свойственная молодости оптимистическая психология искала и в марксизме находила концепцию оптимизма. Нас привлекало в марксизме и другое: его европеизм. Он шел из Европы, от него веяло, пахло не домашней плесенью, самобытностью, а чем-то новым, свежим, заманчивым. Марксизм был вестником, несущим обещание, что мы не останемся полуазиатской страной, а из Востока превратимся в Запад, с его культурой, его учреждениями и атрибутами, представляющими свободный политический строй. Запад нас манил. Наша группа сугубо читала всякие истории западной цивилизации и культуры, обозрения иностранной жизни в толстых журналах и тщательно искала всякие элементы западной струи в русской истории. Запад манил ценностями уже в нем существующими (парламент, свобода слова, собраний, печати, партий, союзов и т. д.), а еще больше тем, что в нем рождается, а силу и распространенность этого нового рождающегося — социализма — мы преувеличивали в громадной степени и сентиментально раскрашивали. Строй буржуазный, хотя бы культурный и свободный, нас, конечно, не удовлетворял (в нем нет социального равенства, социальной справедливости). Для нас неопровержимой истиной было, что только «социализация всех средств и орудий производства» изменит радикальным образом всё положение.

Добавлю, что уже в конце <18>90-х годов я лично не встречал никого, кто разделял бы народнический взгляд, что от самодержавного строя можно перейти к «высшему этапу» — строительству социализма, минуя «средний этап» — буржуазно-капиталистическое общество. (...) «Искра» в 1901 г. подготовила почву для «Что делать» Ленина и когда эта книга появилась — она была восторженно принята всей нашей киевской группой молодых социал-демократов, уже «ходящих» в рабочую среду, но далеко не всегда уверенных, делают ли они то, что «надо делать». Ленинская книга была уже безудержной борьбой с панихидным марксизмом и экономизмом.

Идее, что даже «волосок нельзя содрать с головы самодержавия, пока не разовьется капитализм» и рабочий класс не станет многочисленным, Ленин противопоставлял: «дайте нам организацию настоящих революционеров и мы перевернем Россию». Призыву идти только в рабочую среду он противопоставлял призыв «идти во все классы общества» в качестве «теоретиков, пропагандистов, агитаторов, организаторов». Вместо «тред-юниониста», организующего стачечные кассы и общества взаимопомощи, он выдвигал образ «профессионального революционера», Георгия Победоносца, борющегося с драконом, откликающегося «на все случаи произвола и насилия, к каким бы классам ни относились эти случаи». Это нам нравилось.

Ленин воспевал «беззаветную решимость», «энергию», «смелость», «инициативу», «конспиративную ловкость» революционера и доказывал, что личность в революционном движении может творить «чудеса». Могучая, тайная, централизованная организация, состоящая из профессиональных революционеров, «всё равно студенты ли они или рабочие», по его словам, будет способна на всё «начиная от спасения чести, престижа, преемственности партии в момент наибольшего угнетения и кончая подготовкой, назначением и проведением всенародного вооруженного восстания». Эта организация опрокинет самодержавие «могучий оплот не только европейской, но и азиатской реакции» и сделает «русский пролетариат авангардом международного революционного пролетариата». Словом, из «Искры» возгорится пламя.

Лишь чрез много лет обнаружилось — куда собственно вела книга Ленина, но тогда, в 1902-<190>3 гг., о том не могло быть и мысли. В книге были какие-то неувязки, но на них не обращалось внимания. Она полыхала буйным волюнтаризмом (в ее основе, несомненно, лежало далеко отходящее от марксизма «героическое понимание истории») и ее призывы «водить», действовать, бороться, проникаясь «беззаветной решительностью», находили у нас самый пламенный отклик». (7)

Как раз о 1901-1902 годах и об этой революционной молитве Ленина позже в своём фундаментальном труде по русской интеллектуальной истории точно высказался и его младший современник: «В марксизме были крипто-религиозные мотивы. Утопическое мессианство, прежде всего, и затем чувство общественной солидарности». (8) Альтер-эго Булгакова в его известных диалогах «На пиру богов», вошедших в сборник «Из глубины» (1918), чутко отмечал эту природу уже после победы большевиков в столицах России: «[Беженец:] русская интеллигенция, как духовная виновница большевизма, есть, действительно, передовой отряд мирового мятежа, как об этом и мечталось революционным славянофилам от Бакунина до Ленина». (9)

* * *

Р.Д. [П.Б. Струве] [Рец.:] Н. Ленин. Что делать? Наболевшие вопросы нашего движения.  J.H.W. Dietz Nachf. Verlag, Stuttgart 1902... (10)

"Наше движение" - это движение той части интеллигентной России, которая поставила себе целью создать у нас самостоятельную рабочую партию, преследующую как свою конечную цель - переворот социальный, а как ближайшую - уничтожение самодержавного произвола для замены его правовым демократическим порядком. "Наболевших вопросов" в этом движении крайне много, ибо наряду с чисто тактическими и организационными неурядицами партия переживает тяжёлую борьбу в области чисто теоретических вопросов. Ей приходится теперь подвергать критической проверке весь философский, социологический, экономический и исторический фундамент, на котором воздвигнута социал-демократическая программа. Г. Ленин, однако, не ставит себе такой широкой задачи и в интересующей нас работе ограничивается по преимуществу вопросами тактики и организации. Лишь мимоходом, в различных отступлениях, он посылает своим теоретическим противникам более или менее увесистые Seitenhiebe, не всегда, однако, попадающие в цель.

Распадаясь на пять отделов, книга г. Ленина в первом из них трактует о "догматизме" и "свободе критики". Это очень нескладный, очень сердитый и очень неинтересный отдел. В общих чертах речь в нём идёт вот о чём:

Некоторая часть нашей русской и иностранной социал-демократии, высказав свои сомнения относительно некоторых пунктов программы и положенных в её основание теоретических идей, встретила со стороны большинства партии резкий отпор и осуждение. Были даже намёки на исключение еретиков и "отступников" из партии. Естественно поэтому, если у последних явилась мысль, что партия запрещает всякое сомнение в истинности известных идей и не допускает никакой "критики". Наш автор на первой странице отрицает такое подозрение партии в посягательстве на "конституционный закон большинства европейских стран, который обеспечивает свободу науки и научного исследования" (стр. 1). Но, по его мнению, в "современном употреблении слова "свобода критики" заключается внутренняя фальшь", ибо она, т.е. свобода критики, "есть свобода оппортюнистического направления в социал-демократии, свобода превращать социал-демократию в демократическую партию реформ, свобода внедрения в социализм буржуазных идей и буржуазных элементов" (стр. 3). Вот почему он и не прочь поспособствовать "переселению" всех "критиков" в "болото", под которым он подразумевает всё, что не входит в лагерь "догматиков", т.е. не прочь от того, чтобы всех несогласномыслящих исключили из партии. Мы не можем согласиться с г. Лениным в его отношении к "критикам", но не считаем нужным входить с ним здесь в полемику. Скажем только, что вся эта глава могла бы с большим успехом остаться не написанной, - книга не только ничего не потеряла бы от этого, но, пожалуй, выиграла бы.

Остальные главы всецело посвящены организационным и тактическим вопросам. Для их уяснения необходимо в кратких чертах обрисовать ход развития социал-демократических идей и социал-демократического движения в России.

Русская социал-демократия существует уже два десятка лет. Начало - 1883 год, когда сорганизовалась группа "Освобождение труда" и впервые выступила на литературную арену с двумя небольшими изданиями. Начиная с этого времени и, приблизительно, до 1894 года социал-демократические идеи пропагандируются и распространяются у нас, главным образом, в кружках интеллигентной молодёжи, иногда захватывая и рабочих. Большого общественного значения оне [идеи - М. К.], однако, ещё не имеют. Литературным выразителем их являются почти исключительно произведения заграничной "нелегальной" печати. Но вот приходит <18>94-й год, появляются первые легальные книжки "марксистского" направления, основывается (в 1897 г.) марксистский журнал - и разливаются по всему лицу земли русской, захватывая широкие слои интеллигентной молодёжи, толкая её, с одной стороны, на борьбу с господствовавшим ранее мировоззрением, а с другой - на просветительную и организационную работу среди городского пролетариата.

В это время как среди литературных, теоретических, так и практических руководителей этого движения заметных разногласий не существует. Работа идёт дружно, энергично, не ослабляясь внутренними раздорами.

Однако уже в конце <18>90-х годов среди марксистов, и в литературе, и на практике, наблюдается, если не раскол, то во всяком случае некоторое расслоение. Среди действующих социал-демократов стали раздаваться голоса, указывающие русскому марксисту новую практическую программу, формулированную в одном документе в следующих словах: "Участие, т.е. помощь экономической борьбе пролетариата, и участие в либерально-оппозиционной деятельности". Эта программа ставила таким образом крест над русской социал-демократией, как рабочей политической партией. Она признавала, что мечта о создании политической партии из рабочих невыполнима, а потому и вредна. Русский пролетариат, - говорили сторонники этой программы, - не дорос ещё до понимания известных политических требований и всё, на что он теперь способен, - это борьба за свои экономические нужды. Русский рабочий не чувствует ещё нужды в политической свободе, он не в состоянии ещё подняться до борьбы с самодержавием, его привлекает лишь борьба за высокую заработную плату и короткий рабочий день.

Но такая программа, в виду всего строя современной русской жизни, не возымела и не могла иметь успеха. В стране с таким деспотическим режимом, как наш русский, в стране, не существует элементарных демократических прав, как право свободной речи, собрания и т.п., где каждая рабочая стачка считается политическим преступлением, и рабочих пулями и нагайками заставляет стать вновь на работу, в такой стране никакая партия не может замкнуться в рамки исключительно экономической борьбы. И г. Ленин справедливо восстаёт против такой программы. Исходя из факта, что известная часть русского пролетариата уже и теперь доросла до понятия необходимости борьбы с самодержавием, он находит возможным и нужным вести борьбу не только за ближайшие экономические требования пролетариата, но и за преобразование существующей формы правления. Он полагает, что "идеалом социал-демократии должен быть не секретарь трэд-юниона, а народный трибун, умеющий откликаться на все и всякие проявления произвола и гнёта, где бы они ни происходили, какого бы слоя или класса они ни касались, умеющий обобщить все эти проявления в одну картину полицейского насилия и капиталистической эксплуатации, умеющий пользоваться каждою мелочью, чтобы излагать перед всеми свои социалистические убеждения и свои демократические требования, чтобы разъяснять всем и каждому всемирно-историческое значение освободительной борьбы пролетариата" (стр. 62).

Таким образом г. Ленин ставит перед русской социал-демократией задачу сделаться передовым отрядом в великой борьбе с господствующим у нас произволом. Не веря в то, что русская либеральная оппозиция совершит у нас в России то, что совершили либералы Западной Европы, т.е. завоюет конституцию, он находит нужным поставить эту проблему перед русской социал-демократией, полагая, что она и только она в состоянии разрешить эту назревшую для всей прогрессивной России задачу. Для этого русская социал-демократия должна завоевать гегемонию в руководительстве русской революционной и оппозиционной борьбы. "Мы, пишет он, т.е. социал-демократы, должны позаботиться о том, чтобы наталкивать людей, недовольных собственно только университетскими или только земскими и т.п. порядками, на мысль о негодности всего политического порядка. Мы должны взять на себя задачу организовать такую всестороннюю политическую борьбы под руководством нашей партии, чтобы посильную помощь этой борьбе и этой партии могли оказывать и действительно стали оказывать все и всякие оппозиционные слои. Мы должны вырабатывать из практиков-социал-демократов таких политических вождей, которые бы умели руководить всеми проявлениями этой всесторонней борьбы, умели в нужную минуту "продиктовать положительную программу действий" и волнующимся студентам, и недовольным земцам, и возмущённым сектантам, и обиженным народным учителям, и проч. и проч." (стр. 64-65). Такая всесторонняя политическая работа требует и соответствующей организации. При нашем самодержавном режиме эта "организация должна состоять, главным образом, из людей, профессионально занимающихся революционной деятельностью" (стр. 94), способных при малейшей опасности быстро менять паспорт, квартиру, вообще людей, искушённых в борьбе с полицейским произволом. Как же приступить к созданию такой организации? Г. Ленин рекомендует начать с постановки общерусской газеты. "Газета, говорит он, не только коллективный пропагандист, но и коллективный организатор. В этом последнем отношении её можно сравнить с лесами, которые строятся вокруг возводимого здания, намечают контуры постройки. облегчают сношения между отдельными строителями, помогают им распределять работу и обозревать общие результаты, достигнутые организованным трудом" (стр. 126).

Не довольствуясь одной рекомендацией, г. Ленин взялся и за осуществление своего плана - и руководимая с товарищами газета "Искра" и должна явиться тем "коллективным организатором", о котором он говорит в книге.

Свои несложные мысли г. Ленин развивает в форме сердитой полемики с товарищами другого толка и нужно сказать, что полемические набеги его не всегда удачны. Автор часто не понимает или не хочет понять своих противников и приписывает им мысли, которых те не высказывали.

Брошюра эта усердно читается и будет читаться нашей революционной молодёжью, некоторые мысли, положенные в её основу - можно сказать с уверенностью - будут долго ещё служить практическим руководством в деятельности русских социал-демократов, а потому всякому русскому, не совсем беззаботному насчёт того, что делает и о чём думает наша революционная молодёжь, мы рекомендуем познакомиться с этой брошюрой.

Освобождение. Книга первая.  Stuttgart, 1903. С. 253-255.