Гражданская власть и традиционное общество: анализ взаимных ожиданий / Н.К.Гаврюшин

Понятие «религиозно традиционного государства», вынесенное в название конференции, очевидно, связано не с внешней атрибутикой, а с установками деятельности, т.е. предполагается, что в таком государстве религиозно-нравственные ценности стоят выше ситуативно-меркантильных, они не продаются и не покупаются. Привести пример подобного государства отнюдь не просто. Мы будем вести свои рассуждения главным образом применительно к России, сознавая, что представлению о религиозно традиционном государстве она соответствует весьма условно и фрагментарно, будучи по действующей Конституции светским государством.

Понятие «власти» в религиозном сознании амбивалентно. В одних случаях  «несть власти, аще не от Бога» (Рим. 13, 1), в других Князь мира сего и Бог резко противопоставлены. Известны, с одной стороны, различные формы сакрализации внешней власти, теократия и цезарепапизм, готовность религиозного сообщества отдать управление «епископу внешних дел» (I Вселенский Собор), надежды на внешнюю власть как охранительницу веры («Послание на Угру» ростовского архиепископа Вассиана 1480 г. и т. п.), известны примеры и отказа от внешней власти перед вечными ценностями (принятие схимы блгв. князем Александром Невским и др.).

 Эта амбивалентность в свое время была прекрасно описана Б.П.Вышеславцевым. Сам он, правда, будучи решительным критиком марксизма, по сути держался утопического идеала «отмирания государства» (т.е. идеала все того же Маркса), провозвещая «безвластную организацию», напоминающую отчасти и идеи князя П.А.Кропоткина… 

Классическое описание Б.П.Вышеславцева, на наш взгляд, стоило бы дополнить указанием на реальную многоуровневость власти, и в этой иерархии место власти гражданской при ближайшем рассмотрении может оказаться не столь высоким.

Русские писатели и философы XIX века искали образные определения высшему уровню власти, действующей якобы во благо общества и «прогресса». У Ф.М.Достоевского в «Братьях Карамазовых» (1880) это Великий Инквизитор, у Вл.С.Соловьева в «Трех разговорах» (1900) – Антихрист как величайший технократ и пацифист… Если спокон веков известная  склонность человека к алчности утвердилась бы в конкретном образе, аллегории (скажем, богиня Avaritia или Великий Ростовщик), с описанием уровней реально действующей власти было бы проще.  Но и без этого нет недостатка в свидетельствах, что в XIX веке в России осознание иерархии ценностей было достаточно трезвым.

18 марта 1835 г. А.В.Никитенко пишет в своем дневнике, что в Московский университет «стал вкрадываться продажный дух, впрочем общий всем учреждениям в России». Характерное признание…

Н.А.Некрасов в своей поэме «Современники» (1877) резюмировал ситуацию очень емко:

Грош у новейших господ

Выше стыда и закона

Ныне тоскует лишь тот

Кто не украл миллиона

Бредит Америкой Русь,

К ней тяготея сердечно... и т.д.

Это было написано уже после продажи Аляски «традиционно религиозным государством»…

Складывавшийся уже в это время союз технократии и «Великого Ростовщика» стимулировал распространение понятия «прогресса» как ускорения инноваций и оборота денежных средств. Обклеенный разными ярлыками, «прогресс» стал реально действующим божеством, абсолютно всесильным («прогресс нельзя остановить»), выступать против которого – значит обречь себя на обвинение в обскурантизме и подвергнуться остракизму.

 Итак, реально над всякой гражданской властью в настоящее время стоит  власть «прогресса», в конечном же счете – капитала, вполне безличная, хотя и, пользуясь богословским термином, воипостазирующая различные личности.

Самое скромное и открытое о ней свидетельство дает информация  Росфинмониторинга. На сегодня в регионах России «примерно 20% поступающих из казны средств сразу попадает в теневой сектор, а в отдельных случаях на теневой сектор приходится до 40% денежной массы».

Гражданская власть находится между растущими аппетитами капитала и чаяниями традиционного общества.

Власть национальная – так или иначе представляющая интересы нации, исторически самотождественного, хотя и меняющегося во времени субъекта – в любом случае находится между ним и «прогрессом» (ускорением оборота капитала). Чем ближе к интересам капитала — тем она декоративнее, тем больше принимает колониальный характер, ведет к разрушению традиционного общества. В противном случае она подвергается давлению послушных интересам капитала геополитических конкурентов.  Об их глобалистских амбициях и отношениях к традиционным сообществам в свое время кратко и точно написал известный лингвист князь Николай Сергеевич Трубецкой в брошюре «Европа и человечество» (1920). При обращении к ней, с учетом исторических сдвигов, современный читатель легко догадается, в какую сторону окончательно сместился центр сил – и перед нами азбука геополитики…

Традиционное общество в России несомненно многолико. Но общей его характеристикой, особенно на фоне интересов «прогресса», является достаточно высокая степень инертности. Об этом в XIX веке говорили и западники, и славянофилы.

Так, П.Я.Чаадаев в «Апологии сумасшедшего» писал: «Посмотрите от начала до конца наши летописи, – вы найдете в них на каждой странице глубокое воздействие власти, непрестанное влияние почвы, и почти никогда не встретите проявлений общественной воли».

Записка известного славянофила К.С.Аксакова  «О внутреннем состоянии России», представленная Александру II в 1855 г., начинается словами: «Русский народ есть народ не государственный, т. е. не стремящийся к государственной власти, не желающий для себя политических прав, не имеющий в себе даже зародыша народного властолюбия. Самым первым доказательством тому служит начало нашей истории: добровольное призвание чужой государственной власти в лице варягов, Рюрика с братьями».

На протяжении XVII-XX веков традиционное общество в России претерпело ряд катастрофических изменений. Это и церковный раскол, и петровские реформы, и Октябрьская революция 1917 г., и распад СССР… Каждое из этих событий означало существенный разрыв в традициях, перекраивание исторического самосознания, грозившее полной потерей идентичности.

Но традиционный субъект определяется не только внешними формами. Принципиально значимо сохранение его ценностных, нравственных установок. Традиционные субъекты  гражданского общества – это не только религиозные общины, но и сообщества, кристаллизовавшиеся в определенных сферах деятельности вокруг государственных институтов. Поэтому интересы государства и общества в России и в СССР принципиально не разделялись. Стало быть, чем заметнее государственная власть снимает с себя ответственность за интересы традиционного общества, тем в большей мере она теряет его поддержку.

При всех коллизиях и издержках в СССР удалось не только сохранить, но и в значительной мере развить ту традиционную социально-психологическую установку, которую в свое время выявил Освальд Шпенглер. По его убеждению,  вся мистическая внутренняя жизнь русских «воспринимает мышление в торгашеских понятиях как грех».

Попытка сломать эту установку означает окончательное перерождение традиционного общества, его устранение из истории и тем самым нравственную делегитимизацию гражданской власти, в чем она не может быть заинтересована. Напротив, в ее интересах содействовать традиционному гражданскому обществу, отчасти и формировать его, не пытаясь в то же время задушить его в бюрократических объятиях и превратить в декорацию.

Традиционное (традиционно религиозное) общество ожидает от государственной власти по меньшей мере сохранения стабильности своего существования и сохранения тех социальных гарантий, которые оно традиционно имело. В этом случае государственная власть может рассчитывать на его электоральную поддержку. В ее интересах поддержание исторического самосознания традиционного общества, обеспечение баланса частных и общенациональных задач.

В этом плане освещение и преподавание истории несомненно является приоритетной задачей государственной власти, решаемой с учетом интересов традиционного общества.

История отечества не может быть просто «объективной», хотя строиться она должна на основе объективных фактов. Традиционное общество заинтересовано в том, чтобы история являлась учительницей духовной жизни и гражданской ответственности. Ему необходима созидательная история, непрестанно восстанавливающая в сознании новых поколений связь времен.

Примером такого отношения к истории является яркий эпизод из жизни Н.М.Карамзина. В письме к И.И.Дмитриеву (1819) Карамзин, говоря о подготовке к изданию 9-го тома «Истории государства российского», пишет: «мне трудно решиться на издание 9-го тома: в нем ужасы, а ценсурою моя совесть. Я говорил об этом с Государем: Он не расположен менять исторической откровенности; но меня что-то останавливает...».

Нет сомнений, что удерживало Карамзина предчувствие нравственных последствий столь масштабного описания учиненных Иваном Грозным кровавых расправ, о которых, не меняя «исторической откровенности», можно было сказать более кратко и сдержанно. Во всяком случае, бесспорно, что принадлежащая перу историографа «Записка о древней и новой России» не утратила актуальности и сегодня. А провал польской политики Александра I заставляет предполагать, что в чем-то Н.М.Карамзин был дальновиднее государя…

Для России характерен перманентный страх перед собственным прошлым – начиная с церковного раскола XVII века. Нельзя не согласиться с тезисом Фридриха Ницше, вложенным им в уста Заратустры: «истины, которые долго замалчивают, становятся ядовитыми». Но этот тезис необходимо уравновесить другим, столь же очевидным: раны, которые долго растравливают, становятся смертельными. В 70-ые годы прошлого века некоторые представители интеллигенции отказывались от чтения новейших обличительных сочинений А.И.Солженицына именно по этой причине…

А что «обличительный экстаз» влечет за собой не только варварское уничтожение символов государственности, но и самой государственности, хорошо видно на судьбе памятника Ф.А.Дзержинскому работы скульптора Евгения Вучетича…

Есть светлые и мрачные стороны и в истории Древней Руси, и в XVIII-XIX веках, и в истории СССР. Их нельзя исключать из исторической памяти. Но традиционному обществу и в не меньшей мере государственной власти нужна история созидательная и воссозидательная — не в духе сектантского национализма, и тем паче не непрестанного «покаяния» и самооплевывания, а в перспективе раскрытия духовно-нравственных ценностей, ради которых оправданы материальные лишения в эпоху «глобальной турбулентности».

В непрерывной атмосфере информационной войны, попыток переродить традиционные субъекты и культурные связи, историю политизируют на всех уровнях и пространствах. Здесь нельзя занять страусиную позицию. Справедливо суждение все того же Ф.Ницше: «И не говорите мне друзья, что о вкусах не спорят. Ибо вся жизнь есть спор о вкусах»...

Представитель традиционного общества в России по крайней мере должен чувствовать уверенность, что власть не ведет его в плен к глобализму. Пока такая уверенность у него не сформировалась…

Выступление на конференции "Власть и общество в условиях религиозно традиционного государства и права, экономики" (26 ноября) в рамках международного финансово-экономического форума "Экономическая политика России в условиях глобальной турбулентности" (24-26 ноября 2014).