С. Булгаков. О необходимости введения общественных наук в программу духовной школы (1906)

Братие! Не будьте детьми умом: на злое будьте младенцы, а по уму будьте совершеннолетни. (Ап. Павел, I посл. к Кор. 14, 20).

Все испытывайте, хорошего держитесь (I посл. к Фесс., 4, 21).

* * *

Возбужден, наконец, вопрос о реформе как высшей, так и средней духовной школы. Неудовлетворенность и несостоятельность ее давно уже сознавалась в заинтересованных сферах, но только теперь, вместе с обновлением всей нашей жизни и одновременно с глубокими изменениями во внешнем положении, а также и духовном состоянии русской церкви ставится этот вопрос о реформах школы, как один из самых важных и жгучих вопросов церковного обновления.

Пока вопрос ставится в пределах только внешних изменений, — об автономии советов, о новом уставе и под., но нет сомнения, что это лишь начало реформы, она должна пойти глубже и перестроить школу изнутри, изменить самый дух ее, сделать ее действительно рассадником духов[1]ного просвещения и освободить от черт смирительных за[1]ведений иезуитски-средневекового образца. Имея в виду это духовное возрождение нашей богословской школы, как средней так и высшей, я позволяю себе со стороны поднять свой голос, чтобы поставить перед сознанием заинтересованных лиц вопрос первостепенной важности, который, однако, до сих пор, сколько мне известно, еще не поднимался в соответствующей сфере.

Это вопрос о необходимости введения общественных наук в преподавание, как средней, так и высшей школы. Я знаю, что эта мысль встретится с застарелым предубеждением и возбудить в некоторых панический, может быть, страх перед внесением в духовную школу светского и безбожного учения, как-то у нас привыкли считать общественную науку. В ответ на это опасение я должен указать, что своим проектом имею в виду как раз обратное— распространить воздействие христианства на новые области и лишить оного из сильнейших и опаснейших орудий его врагов, в свою очередь вооружившись этим орудием. Мотивом этого проекта является единственно и исключительно стремление к раскрытию христианской правды и к торжеству истины христианства в современном обществе. Но для этого прежде всего необходимо, чтобы и сами представители христианства находились на высоте своего положения и не держались с непонятным упрямством за сомнительную привилегию быть «младенцами по уму», от чего предостерегает апостол, по крайней мере, в области социальных отношений.

Ведь и для слепого видно, насколько усложнилась и уничтожилась социальная жизнь. Гром происходящих событий, повсеместные стачки даже глухим теперь вселили знание того, что мы живем в каком-то новом, капиталистическом мире, где отношения труда и капитала представляют какой-то сложный, мучительный вопрос общественной совести, относительно которого грешно ограничиться одними фарисейскими покиваниями главы, но который нужно прежде всего научно понять. И предстоящие политические преобразования, и мощный поток освободительного движения должны разрушить теперь даже у самых закоснелых предубеждение, будто есть только одна, навсегда данная форма политической жизни, и, следовательно, все бунтующие против ее сути грешники и своевольники. Теперь, когда вся Россия перестраивается заново, причем в эту перестройку если не добровольно, то насильно вовлекается и церковь, внешнее положение которой потерпит несомненно глубокие изменения, становится необходимо и обязательно для всех, в том числе и церковных людей, прежде всего понять происходящее и, лишь основательно поняв, произнести суд, — благословить или осудить. Нужно, по слову апостола, испытывать все, и лишь после такого испытания возможно сознательно и твердо держаться доброго. Все это, я полагаю, так ясно в настоящее время, что не нужно много настаивать на этом.

Но существует только один путь сознательного отношения ко всему происходящему во всей его сложности — путь социальной науки, освещаемый, конечно, вечным светом Евангелия. Для всех должно быть известно, что в общем обращается теперь целый ряд социально-философских учений, в большинстве случаев враждебных христианству и всякой религии вообще. Учения эти широко и глубоко проникают уже в массы народные, и отпадение от христианства принимает или скоро примет массовые размеры; не только интеллигенция давно уже и почти поголовно ушла из церкви, но уходит и народ. Одну из верных причин того, что это отпадение совершается с такой легкостью и почти без борьбы, надо видеть, несомненно, не в неотразимой притягательности новых учений, но в бессилии и неподготовленности современных представителей церкви. Когда говорят массам народным об их насущных нуждах, входят в их быт, материальное положение, организуют их, причем все это делается во имя идеалов антирелигиозных, то представители церкви или молчат, ибо они не умеют разобраться в происходящем, или, что еще хуже, открыто становятся на сторону силы, а не правды и выступают против народа. Между тем, если бы они были хорошо подготовлены и умели бы действительно проникнуться народными нуждами и осуществлять современными средствами те заповеди практической любви, о которых спросится с нас в день судный, если бы они были компетентны для серьезной критики и нравственного изобличения односторонних и фальшивых учений и к раскрытию общественной правды христианства, конечно, им не приходилось бы терпеть поражение от любого оратора, весь духовный багаж которого состоит, может быть, из нескольких агитационных брошюр. Не сила их учения, их антирелигиозных доктрин, но жизненность их проповеди и относительная правда ее (мы разумеем, конечно их общие стремления, а не средства, рекомендуемые ими для борьбы, которые стремлениям этим часто противоречат) привлекает к ним сердце народное, да, кроме того, совершенное отсутствие конкуренции, отсутствие русла христианской общественности, к созданию которого обязан стремиться теперь всякий, верующий во Христа). Теперешняя несостоятельность представителей церкви имеет общей причиной, конечно, все ее внешнее положение при самодержавии, тот «паралич русской церкви», о котором писал Достоевский. Но, в частности, здесь виновата ближайшим образом наша духовная школа, которая прилагала все заботы, чтобы законопатить не только окна. Но и щели от свежего воздуха, и, продержав своих воспитанников в полумонастырском каземате, посылала их быть вождями и руководителями народа, учителями жизни. Можно ли спрашивать теперь с приходского священника, чтобы он разъяснял своим прихожанам, как им относиться к сложным иногда политико-экономическим и социальным доктринам, которые они слышат на митингах, читают в газетах, когда этот пастырь сам знает меньше их. Может быть, некогда ему в семинарии смарали балл поведения за неуместную пытливость к запрещенной науке, а теперь он должен руководить в ее вопросах свою паству и защищать ее от антирелигиозных влияний, опирающихся на социальную науку.

Пересмотрите, что говорилось и писалось в проповеднической литературе по общественным вопросам. Ведь если исключить значительное количество произведений явно апологетического характера по отношению к действиям власть имущих (тоже крайне убогого фасона), то ведь в остальных обнаруживается такая святая простота, такие примитивные представления, соответствующая экономическому укладу патриархального периода, что только совершенным неведением и можно объяснить столь поверхностное отношение к трудным и сложным вопросам жизни. Ведь представьте себе, что священник служит в фабричном приходе, кругом говорят о стачках, кассах, рабочих организациях, он без всякого труда мог бы стать духовным центром рабочих организаций, но он не имеет понятия о капиталистическом строе, о рабочем вопросе, в его духовном обиходе имеется всего несколько общих формул, которые он не умеет связать с жизнью. В результате происходит расхищение паствы.

Еще более беспомощно положение сельского священника. Вот подходят выборы в государственную думу, которые станут обычным явлением жизни страны, повторяющимся через каждые несколько лет. Как бы сами представители духовенства ни отнеслись к участию в выборах, несомненно, им предстоит подавать советы крестьянам, быть экспертами по политическим вопросам,—иначе и здесь будет происходить тоже расхищение, что и в городах—но что же знают эти эксперты, получившие свою подготовку в семинариях, где слово «политика» было самым ужасным, запрещенным, где интерес к политическом вопросам преследовался и карался самым жестоким образом.

Такому уродливому, противоестественному положению вещей должен быть положен конец. Семинаристы в среднем достаточно подготовлены, чтобы вместить начатки общей теории права и политической экономии, которые с успехом преподаются, напр., в коммерческих училищах. В программу школ, подготавливающих духовенство, будут ли это духовные семинарии, или какие-либо специальные классы, должны быть обязательно введены основные начала общественных наук (ведь есть же в семинариях такой предмет преподавания как «пастырское богословие», общественные науки должны составлять его прикладной отдел). Интеллигентный, вооруженный современными знаниями, стоящий на высоте запросов жизни и способный поэтому бороться за души своей паствы священник представляет самую насущную необходимость для церкви; духовенство наше должно обновляться и перестать стоять позади пасомых, как в настоящее время, и, конечно, для этого необходимо реформировать и духовно раскрепостить школу.

Но еще бесспорнее необходимость введения общественных наук в преподавание высшей богословской школы, в наши духовные академии. В настоящее время и высшая школа также мало вооружает для жизни, как и средняя, и духовные академисты обнаруживают ту же девственность в общественных вопросах, как и семинарские их коллеги. Между тем, не реформировав в этом отношении высшую школу, невозможно осуществить и реформу средней школы, духовно питаемой высшей. Необходимость включения общественных наук в круг преподавания духовных академий кажется мне настолько ясной и бесспорной, что я положительно отказываюсь приискать хотя один серьезный и, главное, искренний мотив, почему их должно и можно было исключать из этого преподавания. Может быть, при знакомстве с ними только понаслышке эта идея представляется страшной и нецелесообразной, но это предупреждение должно рассеяться при ближайшем с ними ознакомлении.

Введены в круг преподавания духовных академий и история литературы, и общая история, но почему-то отсутствует, напр., политическая экономия, без которой невозможно теперь преподавание и истории; считается нужным и полезным знакомить студентов с тем, как люди жили при Ксерксе и при Карле Великом, но не дается никаких сведений о том, что происходит теперь вокруг нас. Если искать даже узких и вполне практических мотивов, то можно указать, что в делах и апологетических, и пастырских преподавание общественных наук стало совершенно необходимо. Ведь главные аргументы отрицателей религии почерпаются теперь не из философии (с которою в настоящее время очень мало знакомы и мало ею интересуются), но из социальной науки, из политической экономии; ведь отсюда вышло самое распространенное теперь учение экономического материализма, объявляющее религию лишь надстройкой над экономическим фундаментом, ведь отсюда вышел марксизм, все содержание социальной жизни сводящий к классовой борьбе и классовый интерес объявляющий высшей и единственной нормой поведения.

Так где же последовательность, если считают необходимым в курсах основного богословия и философии, знакомить с антирелигиозными теориями, которые теперь мало кого беспокоят, и представляют лишь исторический интерес, а оставляют без внимания главную цитадель теперешних противников религии, которая не только не может считаться непобедимой, но, по существу дела, гораздо легче доступна нападению, нежели все предыдущие.

О значении социальных наук в целях пастырства мы уже достаточно говорили выше. Но, помимо этих внешних и утилитарных соображений, есть и такие, которые заставляют настаивать на включении общественных наук в круг именно христианского богословского образования ради высших идейных интересов, связанных с самим существом дела. В современном христианском сознании все более утверждается истина, что задачей христианства является не только личное, но и общественное спасение, не только воздействие на личную, но и на общественную совесть, торжество Царствия Божия не только в личном сознании, но и в общественных отношениях. Церковь, хранительница богооткровенной истины, призвана быть совестью человечества, всеосоляющей солью, а, стало быть, и нормой общественной жизни.

Задачи христианской общественности (или, по выражению В. С. Соловьева, христианской политики) необходимо входят в деятельность воинствующей церкви, и, если до сих пор эти задачи не отчетливо выступали в церковном сознании, то теперь они настойчиво ставятся жизнью, и если отказываются от них представители церкви, то приходят враги ее и уводят стадо. Нельзя смотреть с фарисейским самодовольством и самомнением на существующее религиозное разложение, но надо принять его на свою совесть, как плод своей собственной бездеятельности, попустительства, маловерия, как грех учащей церкви. И если в церкви пробудится сознание всей ответственности исторического момента и новых обязанностей, им налагаемых, тогда необходимо окажется в числе других обязанностей и изучение общественной жизни.

Даже для того, чтобы выучиться самому простому ремеслу, нужно обратиться к специалисту, тем более необходимо это здесь, где существует уже целая отрасль знания, ведающая общественную жизнь. Общественные науки, вообще говоря, состоят из материала двоякого рода: из объективных наблюдений своего рода исторических данных, точно установленных фактов и основанных на них практических рецептов—все это конечно, надо усвоить и воспользоваться этими сведениями для своих целей — и, с другой стороны, из обобщающих идей, из общего мировоззрения, которое объединяет и склеивает эти факты и кажется даже неразрывно связанным с ними, хотя на самом деле привносится к ним извне и, до, известной степени, искусственно. Это общее мировоззрение и эти идеи, надо прямо признать, суть нехристианская, частью вне-христианская, языческая, частью даже антихристианская, человекобожеская. Причины, почему они получили такой характер, совершенно понятны. Он вовсе не связан с природой общественных наук, но с определенными внешними историческими условиями. Общественные науки в частности политическая экономия выросли и окрепли главным образом в 19 веке, большей частью вне религиозных и христианских влияний, частью же в сознательном антагонизме христианству.

Кто был виноват в таком положении вещей, сейчас разбирать не будем, факт только тот, что церковь не осуществляла здесь того, к чему она призвана, не заботилась о выработке норм общественной жизни, пришли другие, заняли ее место, но стали делать, конечно, свое собственное, противоположное дело,— произошло тоже самое, что благодаря пассивности и бездействию представителей церкви происходит теперь с целым русским народом. Не создалось христианской общественности, так создалась антихристианская или просто светская, религиозно индифферентная политика, не раздалось проповеди свободы, равенства и братства во имя Христа и согласно Его заветам, и мы видим те же идеалы вне религиозной санкции.

То, что составляет необходимый вывод из евангельского учения, обращено было в орудие против него, и то положительное добро и справедливость в общественных отношениях, которые должны были вноситься в жизнь представителями церкви, стали вноситься людьми, ей чуждыми. Все это факты, для всех очевидные, оспорить их нет возможности и не следует. Нужно признать свой грех и свою обязанность и выступить на новое служение. И в частности нужно создать общественную науку, проникнутую началами христианской веры, нужно создать христианскую политическую экономию, христианскую юриспруденцию, христианскую политику. Наше мнение, таким образом, сводится к тому, что духовные академии (или богословские факультеты, вообще высшая богословская школа) наряду с другими задачами должны поставить себе задачу и культивировать общественную науку на основе христианского мировоззрения.

Это не только совершенно необходимо для христианского сознания, но это вне всякого сомнения, окажется в высшей степени плодотворно и для самой общественной науки, которая в лучших, наиболее сознательных своих представителях переживает идейный кризис, в руках же рядовых, ремесленных представителей характеризуется идейной пустотой. Дело в том, что социальная наука есть все-таки по преимуществу со­циальная техника, т. е. наука прикладная, которая не имеет в себе и не может творить из себя высших руководящих идей, а когда, не понимая своей природы она начинает делать это, то приходит к выводам, или совершенно лишенным общего значения за пределами специальности или же все-таки заимствованным извне. Не имея своего духовного питания, она питается из духовного источника общего философского и религиозного мировоззрения, и чахнет, когда оскудевает последний. Необходимо констатировать, что этот источник в настоящее время совершенно оскудел.

Что касается науки права, то она знала лучшие времена, когда она оплодотворялась неразрывным союзом с немецким классическим идеализмом. Но с тех пор как философия потеряла свой кредит, а ходячим мировоззрением сделался поверхностный позитивизм, и общая теория права совершенно потеряла курс и даже перестала возбуждать к себе интерес. В новейшее время половинчатые попытки реставрации идеализма стремятся воскресить старые традиции и былые времена, но пока безуспешно вследствие своего внутреннего бессилия.

Христианская философия способна, несомненно, выполнить то дело, которое не под силу реставрированному «субъективному идеализму» Канта, союз богословия, философии и юриспруденции был бы самым плодотворным для общей теории права. Что касается политической экономии, властительницы дум современного общества, то она не знала никогда даже и того героического периода, который был известен юриспруденции. Возникнув в Англии, у практического и нефилософского народа, она, сразу попала в какую-то банкирскую атмосферу, прозаической и бескрылой деловитости, и в этом отношении и социалистическое течение не внесло новых общих идей. Поскольку дело касается фактического изучения, накопления материала, заслуги современной политической экономии весьма велики, но в области общих идей, в так называемой «теоретической» части ее безыдейность, детская беспомощность, доходящая иногда прямо до ничтожества, поразительны. Это неудивительно, если принять во внимание, что разрабатывают ее большей частью люди без общего образования, без философской подготовки; у нас в России она преподается на юридическом факультете, совершенно не имеющем кафедры философии, и в политической экономии специализируются люди чуть не с гимназической подготовкой, не сознающие даже всей своей неподготовленности. Этим и объясняется, между прочим, беспрепятственное распространение учений самых странных.  спорных и не философских (хотя бы тот же экономический материализм) и в формулировке наиболее догматической, наивной, уродливой.

Вообще, в идейном отношении политическая экономия, точнее то, что можно назвать ее философией, находится в детском состоянии (и не только у нас, но и на западе), так что и здесь богословско-философская подготовка, даваемая академиями, могла бы оказаться чрезвычайно полезной в смысле идейного прогресса общественной науки. Поэтому мы именно настаиваем, что потребность в преподавании общественных наук в духовных академиях должна удовлетворяться не механически, путем приглашения преподавателей со стороны, с юридических факультетов университетов, но органически, путем культивирования этой науки в своей собственной идейной атмосфере. Лица, обладающие высшим богословским и философским образованием, а вместе и солидными знаниями в области социальных наук могли бы составить кадр преподавателей общественных наук в средней богословской школе, а вместе с тем, выделить из себя вполне подготовленных, стоящих на высоте времени священников, которые так необходимы для воссоздания приходской жизни. Наконец, из них могли бы выработаться и христианские публицисты, которые так необходимы теперь и отсутствие которых так болезненно ощущается русской жизнью.

Посмотрите на это море газет, брошюр, листовок, памфлетов, изливающееся теперь в народ,— все это, при всем различии оттенков, неизменно противорелигиозного направления. Христианская литература, которая разъясняла бы истинно-христианские основы об­щественности, отстаивала бы народную свободу и труд во имя высшей правды, совершенно отсутствует, и даже мало того, нет сил ее создать, нет работников, достаточно компетентных и проникнутых вместе с тем христианской настроенностью, так что кликушествуют и кощунствуют одни черносотенцы, изрыгающие своими листками хулу и клевету на христианство. В этом отношении надо прямо признать, что трудное время застало церковных людей неготовыми. Но это не может и не должно так продолжаться, нужно браться за работу и хотя теперь учиться тому, что пора было бы знать уже давно, и делать то, что должно бы быть сделано тоже давно.

Вопросы христианской общественности должны сделаться христианской совести настолько своими, настолько привычными, чтобы самоопределение в этом отношении являлось естественным, само собою разумеющимися, прежняя беззаботность и неведение в этом отношении стало непозволительным, а некоторые проявления христианской общественности sui generis, которые культивируются в газете Грингмута и, к стыду и горю нашему, связываются иногда и с именами видных официальных представителей церкви, встречали к себе отношение со стороны церкви как прямое непотребство, насильничество, богохульство.

Нам хочется верить, что принципы христианской общественности войдут в общественное сознание, будут провозглашены голосом общецерковной совести, каким может явиться лишь церковный собор. Таков церковный идеал, во имя которого мы отстаиваем сейчас столь практическую меру как введение преподавания общественных наук в духовную школу. Разрабатывать практически этот проект было бы преждевременно, хотя в случае нужды я готов был бы представить свои соображения по этому предмету как относительно программ, так и общей постановки преподавания.

В духовных академиях потребовалось бы введение двух новых кафедр — общей теории права и политической экономии, причем в случае лишь крайней необходимости можно было еще временно обойтись без первой из этих кафедр (в виду того, что элементарные понятия права излагаются во введении в курс церковного права, которое могло бы быть расширено, а параллельно с этим при преподавании истории философии могло бы быть посвящено более внимания истории философии права). Преподавание же политической экономии нам представляется совершенно необходимым, и, чем скорее нужда эта будет сознана, тем лучше. То время, когда духовная школа была ограждена высокой стеной от мира и жизни, безвозвратно миновало, нужно теперь же приступать к уничтожению этой стены, и мощным тараном, разбивающим полуразрушенную уже стену, будет, конечно, политическая экономия. И те, которых устрашает эта перспектива, которые боятся потерять при этом иных из теперешних своих адептов, пусть не забывают, что при новых, свободных условиях по одной и той же дороге одни уйдут в «мир», зато другие придут оттуда, принеся с собой свежесть полей и дыхание жизни.

* * *

Богословский вестник. Сергиев Посад, 1906. № 2, февраль. С. 345-356. Полный текст: Исследования по истории русской мысли: Ежегодник за 2004/2005 год [7]. М., 2007.