Подрывная деятельность в Советской России: финские активисты и саботаж в 1918–1919 гг. / Алекси Майнио

Традиции радикализма в Финляндии. Очерк. Полностью: Русский Сборник. Т. XIII. М., 2012

В 1918–1919 гг. диверсионная деятельность не была новым явлением в Финляндии, только что получившей независимость. Причиной тому стали события Первой мировой и русской Гражданской войны, затронувшие Финляндию и превратившие её в одну из главных баз, воюющих против Советской России и большевизма. Отряды русских эмигрантов и западные разведслужбы использовали в своих целях финские приграничные области, располагавшиеся вблизи Петрограда. Таким образом, побочные явления мировой политики влияли на и без того обострившиеся отношения между Финляндией и Россией. Летом 1918 г. финскому руководству пришлось принять чёткую позицию по отношению к Советской России и её новым правителям.

Эта ситуация вызвала сильную полемику и разногласия в Белой Финляндии, где в 1918 г. только что завершилась кровопролитная гражданская война. Самую резкую точку зрения в русском вопросе высказали финские активисты, которых в своё время сплотила борьба за независимость Финляндии и полученное в Германии военное образование. Не оправившиеся от настроений гражданской войны, националистически натроенные активисты отождествляли себя с правыми радикалами и подчёркивали бóльшую важность достижения цели активизма по сравнению с соблюдением статей законов. Эти так называемые постактивисты предпочитали действовать напрямую и в то же время не забывали заручиться поддержкой власти и политической элиты. Так группа радикалов заполучила сильное влияние, о котором прежде финские активисты могли только мечтать.

Активисты были заклятыми противниками большевиков. Они презирали Россию и безусловно считали её азиатской страной, которой не место в Европе. Они мечтали ослабить Советскую Россию и отбросить её куда-нибудь за Урал или в Восточную Сибирь. Радикалы считали, что русские будут угрожать безопасности Севера до тех пор, пока пограничная река между Россией и Финляндией протекает по Карельскому перешейку, а столица России располагается в устье Невы. Главный страх активистов заключался в том, что Советская Россия могла помешать осуществлению плана по созданию так называемой Великой Финляндии.

Летом 1918 г. финские активисты находились в центре событий большой политики и благодаря этому ощущали себя новыми творцами истории. Популярность активистов в Финляндии обусловливалась их стремлением к отделению Финляндского княжества от России и тем, что в первые же годы Первой мировой войны активисты стали союзниками Германии. Многие финны считали отправившихся в Германию активистов авантюристами, однако отношение к ним изменилось, как только активисты вернулись на родину, заручившись поддержкой немецких военных отрядов. В сложившемся положении никто не осмеливался оспаривать храбрость и политическую прозорливость активистов, во всяком случае, публично. Многие из активистов в 1918–1919 гг. получили важные посты в финляндской армии и, в особенности, в Отделе разведки. Навыки осуществления разведки и саботажа для достижения политических целей финские активисты получили во время службы в сухопутных и морских разведслужбах Германии в ходе Первой мировой войны. Молодые активисты умели оценить по достоинству преимущества разведдеятельности и надеялись применить её методы в уже независимой Финляндии. Активистам удалось создать из разведслужбы Генерального штаба центр по выполнению секретных проектов, который к 1918–1919 гг. находился почти в полном их распоряжении и лишь слабо контролировался тогдашним руководством страны.

Разведка была для активистов своего рода прикрытием, в тени которого они могли работать в обход финляндских властей и направлять развитие страны в желаемое русло. К тому же разведывательной деятельности отводилась важная роль в ведении внешней политики, так как в своём стремлении к идеалам офицеры из активистов были готовы использовать разного рода провокации и даже террористические акты. Саботаж — так современники часто называли терроризм — не был новым явлением в Финляндии 1910-х гг., когда политические разногласия было принято решать с помощью кулаков, оружия и бомб. В настоящей статье мы рассмотрим, какие метаморфозы претерпела политика террора, осуществлявшаяся финскими активистами против Советской России в 1918–1919 гг. Мы также постараемся ответить на вопрос, в связи с какими конкретными событиями активистам удалось осуществить акты саботажа и террора в Советской России.

Финские саботажники и Мурманская железная дорога

Германия имела огромное влияние в независимой Финляндии, которую даже рассматривали как немецкое вассальное государство. Ярким примером может служить функционирование армии и её организация: на должность главы Генерального штаба Финляндии был назначен немецкий полковник Конрад фон Редерн, а разведотдел Генерального штаба под руководством военных специалистов Германии был реорганизован по немецкому образцу. Организация, которая в Германии именовалась Abteilung III b (Отдел III б), в Финляндии получила название Третьего отдела. Немецкие офицеры не только дали имя отделу разведки, но и организовали его по немецкому образцу, разделив службу на политический отдел, газетный отдел, отдел наблюдения и т. д.

Подрывная деятельность, или саботаж, находилась в ведении политического отдела. Немцы были заинтересованы в деятельности Третьего отдела и подчёркивали, что главной его задачей была поддержка военных сил Германии в Первой мировой войне, в особенности на севере России. Руководителем Третьего отдела был назначен прогерманский лиценциат медицины, подполковник Эйно Суолахти. Его помощником был другой деятель из активистов, капитан Кай Доннер. На отдел также работали многие подопечные немецких экспертов разведки, участвовавшие во время Первой мировой войны в подрывных кампаниях в Швеции, Финляндии и на севере России. Среди этих активистов следует особо упомянуть Ээро Хайкелля (позднее — Ээро Кууссаари), Йохана В. Снелльмана, Рагнара Хайкеля и Эрика Мальмберга. Согласно мнению германских специалистов, разведка и насильственные тайные операции должны были идти рука об руку.

Поэтому неудивительно, что к деятельности Третьего отдела подключили операции по саботажу, о которых хотя бы поверхностно знало в том числе и Министерство обороны Финляндии. Эйно Суолахти в своём отчёте подчёркивал, что, «пока существует опасность для страны, Третий отдел будет всеми силами бить врага так, чтобы он не знал, кто и откуда нанёс удар». Такая линия политики идеально подходила высшему военному руководству Германии: согласно их замыслу, финны должны были осуществить подрывные акты на находившейся во власти союзников Мурманской железной дороге и по возможности уничтожить весь железнодорожный путь.

Целью подрывной деятельности было прикрытие вторжения Германии в Петроград через Финляндию осенью 1918 г. и дальнейшее продвижение германских войск дальше на север России. Несмотря на то что Германия так и не вторглась в Россию через Финляндию, планы подрывных актов не остались теоретическими проектами, а были воплощены в жизнь летним указом 1918 г., который немецкое руководство подписало под воздействием захвативших отдел разведки финских активистов. В Отделе разведки Генерального штаба организовали подразделение Беломорской Карелии, главой которого назначили капитана из активистов Йохана В. Снелльмана. Будучи во главе Отдела, финны завербовали агентов из Восточной Карелии и тайно переправили их для осуществления разведывательных работ и взрывов на Мурманской железной дороге, а также в Кеми, Мурманске и Архангельске.

Самым показательным примером подрывной войны в Беломорской Карелии и Северо-Западной России была деятельность группы саботажников, работавших под кодовым наименованием Карельская экспедиция. Группа состояла из отличившихся в Финской Гражданской войне унтер-офицеров и нескольких офицеров. Активисты из Генерального штаба сформировали группу летом 1918 г. для уничтожения Мурманской железной дороги, пришвартованных в тех областях английских военных кораблей, ценных зданий, зерновых и оружейных складов, а также важных военно-стратегических объектов.

Террористические атаки активистов в Петрограде

Перемены в мировой политике заставили активистов прекратить подрывные работы на севере России и осенью 1918 г. привели всю саботажную деятельность к полному краху. Причиной тому было поражение Германии в Первой мировой войне. Сложившаяся ситуация стала потрясением для активистов, которые полагали, что Германия была в силах бороться против России и защищать Великую Финляндию. В новом положении можно было забыть о водворении немецкого короля на финский престол. Правые радикалы оказались вне игры, что временно пошатнуло их власть в Отделе разведки Генерального штаба.

Время правления активистов повлекло за собой возникновение политического застоя и вызвало многочисленные слухи, за что глава Третьего отдела Суолахти подвергся жёсткой критике. Третий отдел осуждали за политику произвола и плетение интриг: об Отделе говорили, что он функционирует как «государство в государстве».

Борьба за направление политики финской разведки достигла своего апогея, когда Суолахти, прозванного в народе Эйно Кровавым, сняли с должности главы Третьего отдела в январе 1919 г. Событие вызвало сильное недовольство в кругу активистов — Ээро Хайкелль, Кай Доннер и П. Х. Норрмен в знак протеста ушли со своих постов. Когда положение активистов в обществе пошатнулось, они пришли к необходимости изобрести новые методы работы, которые способствовали бы достижению целей активизма.

В то же время отношения между Эстонией и Советской Россией обострились до военных действий, за которыми со смешанными чувствами следили в Финляндии. Активисты увидели в этом свой шанс и решили объединить силы с так называемым Центральным комитетом помощи Эстонии и с входящей в него Комиссией по военным делам. В комиссию, кроме всех прочих, входили активисты Ээро Хайкелль, Тойво Каукоранта, Эйно Вяликангас, Осси Хольмстрём, Юрьё Руут (Рууту) и Эльмо Э. Кайла. Активисты получили большую выгоду от разведдеятельности добровольческих отрядов, отправленных в Эстонию, где созданная активистами и Суолахти традиция разведки получила новое развитие.

Главой Эстонской вспомогательной экспедиции стал лейтенант Ээро Хайкелль, который управлял эстонской разведкой главным образом из Хельсинки, тогда как за Таллинский отдел разведки отвечал фенрик Райнер Сопанен. Организованный в Таллине Отдел под руководством Сопанена функционировал в отеле «Санкт-Петербург», что было весьма символично, так как в умах некоторых финских активистов маячили далеко идущие планы относительно освобождения Эстонии. Самые яростно настроенные активисты были готовы стереть Петроград с лица земли и благополучно вернуться из Эстонии домой на поезде. Развитие разведдеятельности на территории Эстонии дало активистам новые возможности, хотя их положение в области финской разведки и так было устойчивым. Свои позиции они сохраняли благодаря тому, что не все должности в Генеральном штабе были ими потеряны. Так, Эрик Мальмберг, Рагнар Хайкель, Осси Хольмстрём и Бертель Осолин продолжали оставаться центральными фигурами Третьего отдела. К тому же, в Генеральном штабе появился новый руководитель, Исак Альфтан, бывший активист и обученный немцами разведчик, для которого методы саботажа были вполне естественными. Альфтан, однако, находился в плохих отношениях с некоторыми активистами, которые считали его сторонником шведов и явным предателем. Активистам идеально подходило, чтобы мирный договор между Финляндией и Советской Россией не был заключён в течение 1919 г. Неопределённая политическая ситуация означала бóльшую свободу действий и то, что подрывные работы останутся частью деятельности Третьего отдела.

В мирное время террор было бы трудно оправдать, но в 1919 г. политическая ситуация балансировала на грани мира и войны, поэтому Министерство обороны Финляндии одобряло подрывные акты, по крайней мере в теории. В Финляндии мечтали о захвате Петрограда и верили, что судьба города висит на волоске. Спокойную атмосферу нарушили постактивисты, которые захотели повлиять на развитие Финляндии и события в России. На этой волне круги радикалов организовали так называемый Центр активистов. Это была тайная разведывательная организация, которая работала под управлением активистов. С помощью активистских сетей влияние Центра распространилось и на Третий отдел, в противовес которому Центр был изначально создан.

Главной задачей деятельности Центра было то, чтобы активисты отныне были независимы от Генерального штаба и добываемых им сведений, которые часто оказывались ненадёжными. Действовавший в 1919–1920 гг. Центр собирал данные с помощью собственных агентов и активистов из Генерального штаба. Специально для этой тайной миссии Кай Доннер и Отто Окессон сформулировали в конце апреля — начале мая 1919 г. новую программу. В ней провозглашалось следующее: «Нужно стремиться спасти Ингерманландию и захватить Петербург. Так или иначе, Ингерманландия будет присоединена к Финляндии. Мы должны также продолжать ослаблять политическую значимость Петербурга любыми способами, избегая при этом поспешного завоевания».

Из программы следует, что активисты надеялись отложить завоевание Петрограда, так как они боялись, что в противном случае город попадёт в руки белых, что могло угрожать независимости Финляндии. Беспорядки в столице активисты считали своим преимуществом, полагая, что красные в Петрограде — лучшая альтернатива для Финляндии, чем белые. Тем не менее, по мнению активистов, сильный «белый» Петроград мог быть опасен, как, впрочем, и красный: «В отношении России, в не зависимости от положения вещей, нужно придерживаться политики, согласно которой это государство всегда будет нашим опаснейшим врагом и в политическом, и в культурном плане».

«Не различающая цветов» тактика в отношении России присутствовала также и в бомбовой политике, которую ядро активистов освоило уже ранее. На организованном в марте заседании Центра было принято решение продолжать подрывные работы в Петрограде. Хотя вопрос представлял собой лишь частную линию борьбы активистов, решение хорошо вписывалось во всю политику саботажа Третьего отдела. Например, офицер из активистов и сотрудник Третьего отдела Рагнар Хайкель, по кличке Моряк, уже ранее получил от главы Генерального штаба Александера Тунцельманна фон Адлерфлуга приказ «Об организации известных актов саботажа на Востоке».

О подрывных операциях, проведённых Генеральным штабом, нет точных данных, хотя они скорее всего и были вполне результативными. Как правило, организуемые Генеральным штабом подрывные работы и частные проекты активистов чередовались друг с другом, так как активистам приходилось осуществлять террористические акты как в качестве офицеров Генерального штаба, так и в роли граждан-активистов. Таким образом, они не чуждались работы «на два фронта». Организация активистов обосновывала свои бомбовые удары крахом красного Петрограда: город хотели вовлечь в положение хаоса, чтобы белогвардейцы организовали столицу не в Петрограде, а в Москве или Киеве. В идеале активисты хотели отодвинуть интересы и зону влияния России подальше от финских границ. Эти насильственные замыслы начали активно осуществлять, и о них осталось много свидетельств. Самым показательным примером политики насилия весны 1919 г. служит так называемый Поход в Петербург, который можно считать уникальным событием в истории финского терроризма. Эту террористическую кампанию активисты начали в марте 1919 г. при содействии северо-ингерманландских эмигрантов. Во главе кампании стал руководитель Эстонской вспомогательной экспедиции Ээро Хайкелль, который ранее организовал грандиозную сеть разведки и саботажа в Нарве, Таллине и Тарту.

Хотя многочисленные агенты сети работали в нескольких городах Советской России, в том числе и в Петрограде, организация активистов пожелала расширить деятельность, предоставив Хайкеллю дополнительных помощников «для достижения результата в Петербурге». С этой целью Хайкелль связался с руководителем отделения Восточного разведотдела Генерального штаба в Рауту (ныне Сосново) Юхо Аалто, который причислял себя к доверенным лицам активистов. С помощью Аалто Хайкель установил связь с несколькими эмигрантами-ингерманландцами, которые работали курьерами финской разведки в пограничном пункте Рауту на Карельском перешейке и для которых выполнение секретных финских миссий в Петрограде было привычным делом.

Хайкеллю удалось завербовать на службу агентов Восточного разведотдела Генерального штаба братьев Туомаса, Таави и Юхо Ванханенов. Вместе с братьями-агентами в Рауту жило несколько бежавших от беспорядков и гонений из Советской России ингерманландцев, из которых Хайкелль сформировал террористическую группу, включавшую 35 мужчин. Когда группа была собрана, она была включена в состав финской разведслужбы в Эстонии и была названа Ингерманландским отделом Эстонской добровольческой вспомогательной экспедиции.

Согласно чекам, бывшим в распоряжении сторонника активистов Тойво Каукоранты, Хайкелль взял из канцелярии Эстонской добровольческой вспомогательной экспедиции 100 000 марок и 15 марта выехал из Хельсинки в Выборг. В Выборге он встретился с экспертом по подрывной деятельности Суло-Вейкко Пекколой, который достал для ингерманландского отряда 15 единиц стрелкового оружия и патроны к ним. 19 марта глава разведки Хайкелль прибыл в коммуну Рауту близ финско-русской границы для организации «активной войсковой части», целью которой было обслуживать его собственные нужды и «одновременно дело Ингерманландии». Хайкелль и его помощник тренировали ингерманландцев в течение нескольких дней и способствовали тому, чтобы члены отряда вдохновились идеей террора или хотя бы денежным вознаграждением за её воплощение. Работа вполне подходила ингерманландцам, которые знали Петроград как свои пять пальцев и бегло говорили на русском.

Кроме того, у них были горькие воспоминания о Советской России, которая распространила зону своего влияния и на Ингерманландию и расшатала привычный для аграрного региона уклад жизни. 22 марта 1919 г. отряд ингерманландцев был подготовлен к миссии, будучи предварительно разделён на семь групп и оснащён стрелковым оружием, взрывчаткой и бутылками с зажигательной смесью. В распоряжении диверсантов были различные взрывчатые вещества и бомбы с часовым механизмом. Отряду также были выданы поддельные паспорта, несколько десятков тысяч рублей и точная инструкция к действиям, которые нужно выполнить в Петрограде каждой отдельно взятой группе. Согласно рапорту Хайкелля, диверсию нужно было главным образом нацелить на «красную армию во всех отношениях, на учреждения большевиков, железные дороги и прилегающие здания, на здания хранилищ и складов, водопроводные станции» и электростанции. Целью было свести к минимуму значимость Петрограда. Членами диверсионной группы были ингерманландские крестьяне 21–26 лет, почти все родившиеся в разных деревнях коммуны Вуоле Северной Ингерманландии. Прежде чем группа отправилась из Рауту в Петроград 23 марта, от 30 участников диверсионной группы потребовали письменного обещания неразглашения. Кроме того, перед отправкой диверсантам прочитали пропагандистские речи и грубый, проникнутый ненавистью к России приказ, которые вкупе должны были вдохновить их на беспощадную жестокость по отношению к русским. Вместе с тем диверсионной группе всеми способами внушали мысль, что её участники борются за будущее народа.

Хотя переправа диверсионных групп в Петроград и была трудной операцией, участники справились с этим на удивление легко, так как всю террористическую команду и бóльшую часть тяжёлых взрывчатых веществ удалось тайно перевезти в город на лошадях и по железной дороге. Годы спустя на допросе в финской полиции Юхо Ванханен рассказывал о том, что поначалу нёс взрывчатые вещества на себе, а потом нанял в качестве носильщиков местных «баб».

Передвижение групп по Петрограду облегчалось тем, что в центре столицы была организована штаб-квартира, в которой отвечающие за разные районы города руководители групп устраивали собрания и продумывали детали террористических актов. Ингерманландцы пробыли в городе по меньшей мере неделю, в течение которой осуществили необходимые работы по подготовке к диверсии, подкупив нужных людей, выяснив маршруты караула и определив удачные для атак точки. В планах было взорвать посреди ночи две водопроводные станции, электростанцию и несколько промышленных зданий. Таким образом террористы хотели парализовать подачу воды и погрузить город в темноту, а затем поджечь улицы и наиболее значимые здания. По их мнению, тушение пожаров в городе, лишённом света и воды, было абсолютно невозможно. В этом отношении жестокость террористического плана раскрывается в полном объёме: активистам было ясно, какие человеческие жертвы повлечёт за собой отключение питьевой воды в миллионном городе, который благодаря пожарам должен был погрузиться в сплошной хаос. Речь шла о сознательной террористической политике, с помощью которой группа радикалов хотела добавить к бедствиям Петрограда голод, болезни и многочисленные смерти. В данном случае проект финских активистов больше напоминает не саботаж, а современную террористическую деятельность, целью которой обычно является разжигание беспорядков и причинение вреда гражданскому населению.

Несмотря на тщательную подготовку, операция началась сумбурно. Это произошло из-за неисправностей часовых механизмов, которые задержали взрывные акты на несколько часов. Несмотря на все заминки, несколько бомб всё же взорвалось. 30 марта в 4 часа утра в окрестностях Литейного жители проснулись от сильного взрыва, исполнителя которого удалось быстро поймать. На главной водопроводной станции Петрограда на улице Воинова (ныне Шпалерной) также произошёл взрыв, который выбил 500 окон и повредил две двери. По заявлению руководителя предварительного следствия Фишмана, давшего интервью газете «Петроградская правда», взрыв в котельной последовал от детонировавшего динамита или бомбы. По его словам, «негодяй» определённо был неопытен и поэтому не смог осуществить должным образом задуманную подлость. Также руководитель следствия рассказал о том, что взрыв сопровождался сильным грохотом и тряской и стал причиной возникновения воронки. В половине девятого утра на Петроградской водопроводной станции на Пеньковской улице прозвучал один или два оглушающих взрыва. Взрыв не вызвал больших разрушений, однако вскоре после него пожарная команда и патрульная служба нашли в помещении станции подозрительный металлический ящик. Когда прибывший на место происшествия комиссар попытался исследовать его, ящик взорвался.

Газета Wapaus («Свобода»), издававшаяся в Петрограде красными эмигрантами, через пару дней после происшествия на Пеньковской улице написала краткую заметку: «Бомба была установлена в подвальной комнате рядом с окном, недалеко от машинного зала. При первом взрыве один из сотрудников машинного зала получил контузию. Прибывший на место взрыва патруль обнаружил прямоугольный металлический ящик, начинённый взрывчатым веществом. Выпала ли бомба из рук коменданта или сработала сама по себе, неизвестно. Взрыв был сильным. Коменданта разорвало на месте. Всего пострадали 15 человек, 4–5 из них находятся в тяжёлом состоянии». В то время как петроградские газеты заявляли об одном погибшем и 12–15 раненых, согласно оценкам активистов, при взрыве погибло и было ранено в общей сложности 50 человек, однако цифра кажется слишком большой. Разное количество пострадавших можно объяснить тем, что власти Петрограда хотели преуменьшить масштаб потерь, в то время как активисты, наоборот, хотели видеть плоды подрывной войны. Материальный ущерб от взрывов также трудно точно оценить: газеты не перечисляют повреждений Петроградской водопроводной станции, хотя и подчёркивают, что ущерб оказался меньше, чем рассчитывали террористы. Например, газета «Северная коммуна» утверждает, что произошедшие в подвальном помещении взрывы затронули лишь часть машинного зала и одну водопроводную трубу.

Взрыв электростанции и вовсе не удался, так как диверсионная группа так и не появилась в назначенном месте. Это означало, что саботажники не смогли погрузить город в темноту в нужный момент. Положение даже не спасло то, что саботажникам удалось поджечь котельную электростанции ночью 1 апреля. Все остальные диверсионные работы, осуществлённые 30 марта, также прошли не по плану, так как члены двух диверсионных групп не дождались взрыва на водопроводной станции и устроили пожары раньше, чем прекратилась подача воды по городу. Пожарные службы смогли потушить часть пожаров, хотя взрыв на Пеньковской улице и усложнил ситуацию: разгорались всё новые и новые пожары, и воды для тушения часто не хватало.

В районе Охты на склад порохового завода также была подложена бомба, взрывная волна от которой убила двух охранников и вызвала пожар, быстро потушенный пожарными.

Власти Петрограда пришли в ярость после этих происшествий. Городской совет рабочих и красноармейцев связал произошедшие взрывы с более ранними террористическими атаками и припугнул контрреволюционеров смертной казнью. Совет приказал усилить надзор за водопроводными и электростанциями, железнодорожными станциями, газовыми заводами и военными и продовольственными складами. Во взрыве обвинили «белогвардейских провокаторов» и их организации, которых подозревали в сотрудничестве с Партией социалистов-революционеров. Кроме того, на следующий день после террористических атак Совет обороны обсудил контрреволюционную деятельность и приказал Всероссийской чрезвычайной комиссии (ЧК) принять меры для ликвидации тайных вредительских организаций. Всеобщее возбуждение привело в конце концов к тому, что самому председателю Совета народных комиссаров В. И. Ленину пришлось высказать свою точку зрения на произошедшие события. Он осудил взрывы и отправил в ЧК телефонограмму, которую опубликовали в нескольких газетах. В ней Ленин обвинил в подрывах союзников и агентов белых генералов, которым непременно нужно было оказать ответное сопротивление. По мнению Ленина, нужно было также усилить контроль за социалистами-революционерами и меньшевиками хотя бы по той причине, что они вдохновляли народ на стачки. Ингерманландские саботажники сделали всё возможное, чтобы их участие в диверсиях не стало известно властям Советской России. Ещё до взрывов они расклеили по всему городу декларации, в которых под видом центрального комитета анархистов призывали граждан уничтожить всё старое, чтобы на его месте построить новое, лучшее общество. Удача сопутствовала диверсантам, так как по чистой случайности той же ночью социалисты-революционеры также распространили на улицах Петрограда листовки, в которых побуждали солдат и рабочих к вооружённому восстанию и забастовкам.

Нельзя сказать, что диверсионный отряд потерпел поражение в Походе в Петербург, так как его члены вернулись в Рауту в целости и невредимости. Саботажники, как и активисты, считали, что террористическую деятельность стоит продолжать и по возможности расширять её. От широкомасштабной политики всё же нужно было отказаться, так как для неё не поступало дополнительного финансирования из канцелярии Эстонской вспомогательной экспедиции и от хельсинкских активистов. В связи с этим террористическая ячейка в Рауту существенно сократилась, и бóльшая часть ингерманландских подрывников переехала с Карельского перешейка в Эстонию, чтобы присоединиться к отрядам Западной Ингерманландии. Несмотря на это, активисты были довольны Походом в Петербург, который, по их мнению, принёс в Петроград нервозность, слухи и красный террор.

Накалившаяся атмосфера и страх были заметны по тому, что полиция и военные власти произвели после взрывов ряд обысков и арестов. Также улицы и общественные места Петрограда стали контролироваться тщательнее, чем раньше.

В бомбовой экспедиции активистов речь шла о внешнеполитически опасном проекте, поэтому глава Третьего отдела Исак Альфтан пытался получить подробности о походе. 5 апреля он написал в Министерство иностранных дел, Министерство внутренних дел, Министерство обороны и главе Генерального штаба рапорт, в котором описал ситуацию со слов неизвестного, вернувшегося из Советской России: «В Петербурге было взорвано две бомбы с целью уничтожения водопроводной станции». Согласно рапорту, во взрывах пострадали 42 человека, по меньшей мере 16 из которых скончались от полученных ран: «Наш информатор не знает подробностей происшествия, но утверждает, что к делу причастны финны из Рауту, которые все удачно добрались до дома, за исключением одного диверсанта, заключённого большевиками под стражу». Альфтану было трудно добыть более подробную информацию о событиях в Петрограде, несмотря на все попытки, так как многие активисты из Третьего отдела презирали его до глубины души.

Сотрудники Третьего отдела из числа активистов не страдали угрызениями совести от сокрытия подробностей Похода в Петербург, а руководитель Выборгского подразделения Третьего отдела и тайный агент Центра Матти Роппонен и вовсе пребывал в неведении, что было, однако, весьма подозрительно. Утайка данных раздражала Альфтана, но он не находил способа вмешаться в дела активистов.

Саботаж на Балтийском флоте

Организация активистов хотела расширить диверсионную войну в Петрограде, но после событий конца марта она были не в состоянии развернуть в городе крупномасштабную террористическую деятельность. Однако в мае — июне 1919 г. положение изменилось, так как всё больше представителей высшей политической элиты Финляндии загорались идеей завоевания Петрограда и поэтому были готовы на любые диверсионные акты для достижения этой цели.

Тем временем правительство Ленина было загнано в угол, так как со стороны Олонца, Беломорской Карелии и Эстонии городу на Неве угрожали финские добровольческие отряды, союзнические войска под предводительством британцев и белые отряды. Командующий армией Финляндии Карл Густав Маннергейм тайно договорился с командующим Северо-Западной армии Николаем Юденичем об условиях, на которых Финляндия сможет участвовать в завоевании метрополии.

Ситуация была благоприятной для активистов: они наладили связь с командующим и начали названное Проектом активистов предприятие по захвату, целью которого было свергнуть финский парламент при поддержке Маннергейма и вторгнуться в Петроград. Переговоры между активистом Кайем Доннером и Маннергеймом привели к тому, что приближённые командующего Ханнес Игнатиус, глава Генерального штаба, и Рудольф Вальден, министр обороны, вошли в круг активистов, доверенным лицом которых Игнатиус и так являлся. Игнатиус и Вальден поручили Ээро Хайкеллю начать диверсионную кампанию против Балтийского флота Советской России. Для этого в начале июня Игнатиус выдал Хайкеллю доверенность, которая позволяла ему свободно передвигаться по приграничным «укреплениям и военным объектам».

Так активисты присоединились к кампании по захвату Петрограда. Министр иностранных дел Финляндии пытался также получить международную поддержку в этом деле вплоть до 1919 г. Хотя британцы и относились с опаской к плану финнов, их отряды, готовые к захвату, всё же прибыли в Генеральный штаб. Вальден и Игнатиус, очевидно, рассчитывали на то, что диверсионные действия облегчат захват Петрограда, который мог начаться в любой момент. Теперь и ядро активистов решило поддержать завоевание Петрограда с тем условием, что они вступят в Петроград не с белогвардейскими генералами, а под предводительством Финской армии и Маннергейма. Ээро Хайкелль снова активизировал свою деятельность: эксперт саботажа принял все меры для того, чтобы ослабить торговый флот русских, и набросал план саботажа, который 28 апреля представил Игнатиусу и Вальдену. Глава Генерального штаба и министр обороны согласовали план с бюджетом, после чего отправили к границе нарочного с приказом. Через пару дней Хайкелль выслал 150 000 марок в Кякисалми (ныне Приозерск), чтобы начать финансирование плана. 4 июня в Россию был отправлен агент по имени Хямяляйнен, а несколькими днями позднее путешествие в Россию с той же целью подготовки саботажа совершил Райнер Сопанен. 8 июня Хайкелль приехал в Выборг, чтобы уладить «упомянутое дело» и встретиться с другим командиром дивизии К. Г. Теслёфом. Поездка была в первую очередь связана с осуществляемым за границей планом саботажа, но кроме того и со стычками, которые время от времени разгорались на финско-русской границе в мае — июне. Хотя часть столкновений была попросту инсценирована финскими активистами, они всё-таки обострили отношения между Финляндией и Советской Россией и привели к неблагоприятным переменам в настроениях враждующих сторон.

Усиление воинственной атмосферы наблюдалось также и в том, что министр обороны Вальден объявил введение военного положения в коммунах Пухяярви, Саккола, Рауту, Метсяпиртти, Кивеннапа, Терийоки, Уусикиркко, Куолеманярви, Койвисто, Муола и Валкярви. В то же время активисты и их союзники разжигали войну, распространяя по России фальшивые приказы о мобилизации и публикуя в финских газетах статьи, побуждавшие к завоеванию Петрограда.

Генеральный штаб Финляндии и офицеры-активисты также вмешались в провокационную деятельность, целью которой было разжечь вражду вблизи финско-русских границ и ускорить финский поход на Петроград. Когда, например, форт Ино, форты Кронштадта и морские батареи Красной Горки обвинили друг друга в ведении артиллерийского огня, Генеральный штаб не преминул подлить масла в огонь, отправив 17 июня телеграмму от лица сотрудника Третьего отдела, Фенрика Коппери, командиру Теслёфу и главе береговой обороны: «По данным русской стороны, выпущенные из форта Ино в направлении Кронштадта бомбы попали в пороховые склады. Жаль, что прицел не был направлен чуть выше для точного попадания».

Сообщение было удивительно точно сформулированным свидетельством той провокационной игры, которую финские офицеры вели в приграничных областях. Например, лейтенант-активист Бертель Осолин из Восточного разведотдела специально расположился в приграничной зоне, чтобы быть в тесной связи с русскими отрядами, которые вели собственную подрывную войну в Петрограде. Саботажем были вдохновлены не только финские офицеры разведки, активисты и русские белые эмигранты.

Британские и французские подданные также пытались разными способами повлиять на события в Петрограде и Советской России. Известным примером тому могут послужить британские торпедные катера, которые с разрешения Министерства иностранных дел и Генерального штаба Финляндии хранились на причале яхт-клуба в Терийоки (нынешнем Зеленогорске). С помощью катеров удавалось поддерживать связь с работавшим в Петрограде британским агентом Полом Дукесом. Кроме того, за время стоянки в Терийоки в июне и июле торпедные катера нанесли два сокрушительных удара по кораблям Красного флота.

Принадлежащий авторству Хайкелля диверсионный план активистов состоял из двух частей: захвата кораблей и их потопления. Целью было нарушить функционирование военных судов и угнать их в финские и эстонские порты при помощи эстонских матросов и офицеров, которых финские власти держали с этой целью в Выборге вплоть до начала июня. По мнению Хайкелля, эстонцы согласились бы помочь, так как они были истинными патриотами, хотя многие из них и вышли из большевиков. Честолюбивый план потопления русского флота делился на «белую» и «красную» линию: перед завоеванием Петрограда за уничтожение кораблей отвечала симпатизирующая белым сторона. Вторая линия должна была настать тогда, когда большевики начали бы отступление из Петрограда, и в это время агенты активистов должны были подкупить красных солдат, чтобы те повредили и потопили корабли, а также выполнили другие необходимые диверсионные работы. В середине июня Хайкелль написал одному из активистов Эльмо Э. Кайле о своей убеждённости в том, что благодаря программе саботажа удастся нанести городу сильный ущерб, если только Петроград не завоюют раньше времени.

Основываясь на письме Хайкелля, можно сказать, что начальный этап кампании был многообещающим: в середине июня активно действовали две саботажные группы, которым удалось сильно навредить Красному флоту. На крейсер «Олег», например, были благополучно переправлены угонщики.

В июне — июле Хайкелль продолжал свою деятельность в Выборге и на Карельском перешейке, улаживая дела ингерманландских беженцев. Военная деятельность переселенцев активизировалась в июне, когда министр обороны Вальден пообещал им организовать их в маленькие отряды и направить к границе. 22 июля Хайкелль выехал из Выборга в Рауту на встречу с подполковником Юрьё (Георгом) Эльфенгреном, который за несколько дней до этого стал командиром областных ингерманландских отрядов. Вскоре после встречи отряды Эльфенгрена вторглись из Кирьясало в Северную Ингерманландию, откуда, однако, быстро вернулись обратно на финскую территорию. Вторжение было организованной активистами провокацией, которой они хотели побудить Советскую Россию к ответным действиям. Какими бы ни были причины самовольной экспансии Эльфенгрена, пограничные области предоставляли огромное число возможностей для осуществления тёмных замыслов активистов. О подрывных актах лета и осени 1919 г. почти не осталось архивных источников. Тем не менее ясно, что созданная Хайкеллем программа саботажа не была осуществлена в полной мере. На это повлияли различные трудности в осуществлении диверсионных работ, но прежде всего причиной были многочисленные повороты в политике сверхдержавы, которые отразились на всём Севере, затруднив воплощение в жизнь замысла захвата Петрограда. В этой ситуации многие члены финского правительства рассматривали интервенцию как рискованную игру, которая могла привести к катастрофе. Так, саботажная политика активистов потеряла весомую поддержку, которую до этого оказывали несколько министров и военных предводителей.

Время террора и его окончание

В 1918–1919 гг. на территории Финляндии располагалась передовая противоборствующего Советской России фронта, служащего ещё и тылом для террористической и диверсионной войны. Ситуация была обусловлена событиями Первой мировой войны и Гражданской войны в России, а также удобным географическим положением Финляндии. Официальные представители и тайные агенты Германии, союзников и русских белогвардейцев стремились воспользоваться в своих целях Финляндией, располагавшейся вблизи Петрограда, «колыбели революции». Различные диверсионные акты были частью сложной международной политики, в которой связь государственных разведслужб и терроризма не была чем-то неслыханным. Без этой обширной базы активистская политика террора вряд ли бы превратилась в такое значимое явление, каковым она в результате стала.

Некоторые финские министры и военные предводители считали саботаж эффективным средством борьбы в чрезвычайных ситуациях. Такая лояльная точка зрения проложила дорогу активистам, и они смогли работать довольно свободно в контакте с государственными организациями и даже как часть их системы. Сложная международная обстановка не была единственной предпосылкой саботажа, организованного финскими активистами и офицерами разведки против Советской России. Активисты и сами были инициаторами зарождения бомбовой политики в Финляндии. Тем самым они хотели занять главенствующее положение в государственном аппарате, так как хорошо понимали, какую выгоду можно из этого извлечь. Активисты также постигли принципы функционирования военной разведки и сопутствующих организаций. Шпионский мир открыл путь активистской политике в отношении России и придал ей ту силу, без которой она была бы совершенно банальным явлением.

Под покровительством Третьего отдела активистам и их приспешникам удалось осуществить тайные операции, которые в общественных интересах не стоило предавать и малейшей огласке. По мнению активистов, мир разведки был идеальной рабочей средой. И хотя власти и распределяли ресурсы и устанавливали направление разведдеятельности, они не следили за действиями активистов настолько строго и не исключали методов террора из их политики. Разведка, находившаяся в руках активистов, в последующие годы стала центром агрессивной антироссийской политики, главной целью которой была борьба за независимость Финляндии. Разведка и осуществляемые в её тени провокации были для постактивистов тактикой, с помощью которой можно было направлять политику в нужное русло. Конспираторы не считали диверсионную деятельность некой утопической фантазией, а рассматривали её как вполне реальную схему, которую им уже удавалось применить в деле. Насилие не было для активистов проблемным с точки зрения морали, и раз за разом они охотно употребляли его, чтобы выйти из того или иного политического тупика.

Симбиоз активистов и мира разведки был, с одной стороны, козырем радикальной политики Финляндии, с другой — её слабостью. Активисты пытались повлиять на политические события с помощью интриг, провокаций и диверсионных актов, но стабилизация обстановки и усиление контроля за демократией в Финляндии уничтожили их авторитет. Тактика меньшинства активистов действовала до тех пор, пока им удавалось держать под контролем разведку Генерального штаба.

Когда в 1919 г. от плана захвата Петрограда постепенно начали отходить, свобода действий активистов в Генеральном штабе была значительно ограничена. Активисты больше не могли диктовать свои правила Третьему отделу и созданной в августе 1919 г. финской политической полиции. Развитие государства остановило бомбовую политику, хотя её следы и были заметны в событиях последующих лет.

1918–1919 гг. стали для активистов сплошным разочарованием, так как они показали, что тайные организации и осуществлённые ими террористические акты не сильно повлияли на ситуацию в Советской России. Этим и объяснялось то, что финские правые радикалы больше не предпринимали в 1920-х гг. попыток террористических актов в Советской России.

Перевод с финского языка Юлии Козловой