Экономическое бедствие Латвии как пример неолиберальной истории успеха / Джеффри Соммерс

Публикуется в сокращении по материалам Международной Постглобализационной Инициативы

Американский экономист и политолог, профессор Университета Висконсин Милуоки  Джеффри Соммерс, много лет прожившей в Латвии, написал труд, в котором отразил успешное применение неолиберальной политики к постсоветской стране, приведшее к такому же успешному экономическому краху.

Сегодняшняя наиболее знаменитая  «антирабочая»  история успеха -  это история Латвии.  Латвия изображается как страна, где рабочий класс  не сопротивлялся, а  просто эмигрировал вежливо и спокойно.  Не было никаких  всеобщих  забастовок, не было разрушения  частной собственности или насилия,  - Латвия представлена как страна, в которой у рабочего класса было достаточно  здравого  смысла, чтобы  не поднимать  шум при столкновении с необходимостью подтянуть пояса.

Латыши попросту  сдались  и проголосовали ногами, поскольку экономика сжалась,  уровень заработной платы упал, а  налоговое бремя осталось на плечах рабочего класса, даже при том, что были произведены некоторые символические шаги, чтобы увеличить налоговое бремя на недвижимое имущество.

Всемирный банк приветствует Латвию и ее прибалтийских соседей, помещая  в список  дружественных бизнесу  экономических систем, при этом  иногда поругивает социальный  режимы, как  слишком резкий на  викторианский  вкус международных финансовых учреждений.

Может ли это стать моделью для Соединенных Штатов или социальных демократических государств Европы? Быть может, это просто  жестокий эксперимент, который нельзя с  готовностью  осуществить в более крупных странах, не травмированных советскими воспоминаниями об оккупации? Об этом можно только мечтать …

Но мечта эта весьма  привлекательна. В  тематической  статье  The New York Times,  описывающей фискальную приверженность администрации Обамы к урезанию бюджета, Эндрю Хиггинс делает последнюю попытку назвать экономическое и демографическое падение  Латвии в пропасть  «латвийским чудом». Газета, таким образом, пришла в соответствие  с сюрреалистическими попытками изобразить аскетизм  Латвии и её долги как  экономический успех, что было описано в брошюрах, выпускаемых Институтом Международных Финансов  (этот «мозговой центр»  теперь печально известен как  лобби банка Петерсона) и международными  финансовыми  учреждениями  от МВФ до  банковской бюрократии Европейского союза. То, что они считают  «успехом»,  - это урезание уровня заработной платы и налоговое бремя, прежде всего, на труд, и слегка на прибыль от капитала,  порицание революции или забастовки греческого типа. Такой успех можно причислить к психологическому чуду,  разработанному  Эдвардом  Бернейсом, а не к успешной экономической политике.

Латвия - самая близкая к налогообложению по  налоговой и финансовой модели Стива Форбса  страна. Данная модель была разработана во время его неудавшейся кампании во время  президентских выборов: налог на заработную плату и социальные взносы, состоящий из двух частей, который  являются едва ли не самым  высоким  в мире, в то время как налог на  недвижимое  имущество  значительно ниже такого  же налога  в  США и ЕС, причём средней его величины. Тем временем прибыль на капитал лишь слегка облагается налогом, и страна стала успешной разве что как приют для иностранного капитала,  уклоняющихся  от уплаты налогов русских и других постсоветских клептократов, которые  «разрешили»  Латвии  деиндустриализацию, депопуляцию и денационализацию.

Статья Хиггинса пестует  два устойчиво неверных понятия о  латвийской Катастрофе 2008, взращённых  его же  правительственными советниками, выбранными из  разряда глобальных лоббистов банка и ястребов аскетизма. Во-первых, этот звездный ученик международного финансового сообщества «доказывает», что аскетизм работает. Во-вторых, сами  же латыши его принимают, судя по опросам. Потемкинская деревня прогресса аскетизма  была построена неолиберальными лоббистами, такими как Андерс Осланд,  для журналистов и высших чиновников. В итоге посетители стали принимать этот иллюзорный тур за реальность.   

Тем временем, с занятостью всё было бы хорошо, если бы  «безработица»  в Латвии не оставалось на высоком уровне в 14,2 процента,  несмотря на существенную часть ее населения, отбывающую   из страны.

Любой может увидеть диссонанс между мифом и реальностью по реакции правительства на кризис. Во-первых, латыши наиболее решительно противодействовали как коррупции, так и аскетизму, пришедшему вслед за крахом 2008 года.

Самой очевидной акцией протеста была массовая, 13 января 2009, на которую в Риге вышло  10.000 человек. В течение последующих месяцев эта акция  сопровождалось рядом протестов студентов, учителей, фермеров, пенсионеров и медицинских  работников. Но неолиберальные режимы не симпатизируют протестам, мирные они или нет.  Преданные сторонники монетаризма  не собирались уступать в своей  политике. Таким образом, латыши перешли к следующей стадии протеста. «Нет людей - нет проблем»: большой латвийский исход.

Или другими словами, эмиграция. Примерно 10 процентов латвийцев покинули страну в 2004 году после присоединения Латвии к ЕС и зоне Шенгена. Этот исход был усилен экономическим крахом 2008 года.

В итоге эмиграция из страны началась с независимости от Советского Союза в 1991-м, когда неолиберальная политика заменила советскую экономику, терпящую неудачи. И вместо того  чтобы сдержать темпы эмиграции, как можно было ожидать,  Латвия, которая с трудом может позволить себе этот процесс, теряла людей на протяжении почти двух  десятилетий   независимости.

Население в  2,7 миллиона с  1991 к 2010 году сократилось до официальной  цифры в 2,08 миллиона путём эмиграции.  Демографические отчеты в 2010 году первоначально показали цифру в  1,88 миллиона.

Защитники курса на аскетизм  возражают, что в стране проходят выборы в два органа власти и курс мог  быть изменён. Но они лукавят. Политическая элита оставалась неизменной на протяжении последних двадцати лет.  Парламентские выборы до и после начала кризиса были завязаны на бесконечной этнической  политике. Политика аскетизма  была связана  главным образом с действующими этническими латвийскими партиями, в то время как социальные и демократические альтернативы были связаны с этнически русскими партиями . Безусловно, оба этнических сообщества были разделены и  по экономической политике, но именно этничность обеспечила преобладание политики аскетизма в стране,    все еще травмированной советской оккупацией и разделенной выбором  экономического курса после   кризиса  2008 года.

Коллапс латвийский экономики был глубже, чем у кого бы то ни было, когда лопнул финансовый пузырь в 2008 году. Потоки денег заполонили рынки благодаря низкому  неолиберальному налогу на недвижимость, который компенсировался высоким налогом на рабочую силу.

Правительство  Латвии хотело спасти свои оффшорные банки любой ценой, а именно  после краха самого  большого  оффшорного  банка Parex, правительство Латвии получило ссуду от ЕК и МВФ, которая позволила ему функционировать уже после спасения банка.

Кроме того, ответом Латвии на кризис была тотальная вырубка собственных лесов: Латвия унаследовала лесные массивы благодаря советской политике превращения пашни в леса. 

И наконец, Латвия в своей неолиберальной экономике начала политику де-индустриализации.

Перевод с английского А.Турчаниновой