Кто такие рохинджа / Пётр Козьма

В большинстве современных западных публикаций при описании сегодняшних процессов в мьянманском штате Ракхайн (старое название – Аракан) тиражируется следующая версия: рохинджа жили на территории штата с незапамятных времен и являются коренным населением этой территории. После обретения независимости они волей судьбы оказались на территории государства, где основной религией является буддизм. Именно поэтому они должны рассматриваться в качестве коренных жителей этой территории с правом иметь гражданство Мьянмы.

Спорность таких утверждений, по мнению современных мьянманских исследователей, заключается в том, что речь при этом идет не о рохинджа, а о бенгальцах. Да, бенгальцы, составляющие сегодня 98% населенияБангладеш, граничащей с Мьянмой на северо-западе, являются в самой Мьянме национальным меньшинством, не входящим в список 135 официально признанных традиционных национальностей страны. Нопри этом в большинстве своем их предки получили гражданство по факту постоянного проживания на территории Бирмы в 1948 году, на момент обретения независимости, а значит, по закону от 15 октября 1982 года, они являются «ассоциированными гражданами» и имеют идентификационные карты голубого цвета. Те из них, кто такого гражданства на момент принятия закона 1982 года не имели, но смогли документально доказать факт жительства своих предков на территории страны в 1948 году, приобрели статус «натурализованных граждан» и получили карты зеленого цвета.

То есть, происходит классическая подмена понятий, когда частное выдается за целое. Предки бенгальцев действительно живут на территории Мьянмы по крайней мере с 15-16 веков. Но значительная часть живущих в штате Ракхайн бенгальцев (в основном, принадлежащих к читтагонгской ветви – по названию юго-восточной провинции Бангладеш) в последние десятилетия предпочитает называть себя «рохинджа». Поэтому вопрос должен лежать в другой плоскости: почему часть бенгальцев называет себя именно так, и что это за люди.

История самоназвания «рохинджа»

Согласно публикациям мьянманских исследователей, до обретения страной независимости (то есть, до начала 50-х годов 20 века) слова «рохинджа» в лексиконе жителей современного штата Ракхайн не существовало. О нем не упоминают ни британские чиновники (помимо прочего проводившие на этой территории перепись населения и скрупулезно перечислившие все малые национальные группы) ни записи исследователей того времени, ни другие письменные источники. Зато о живущих на территории Аракана бенгальцах говорится много и подробно. Эти выводы подтверждают независимые исследователи (в том числе западные – можно сослаться хотя бы на авторитетную фигуру бывшего британского посла в Таиланде Дерека Тонкина, группа которого детально просмотрела все имеющие отношение к этой проблеме колониальные архивы). Единственное упоминание о некой группе мусульманАракана, назвавших себя «руинга» содержится в трудах Фрэнсиса Бучанана и датировано 1798 годом, но и там из текста ясно, что таким образом эти мусульмане выразили свою географическую принадлежность к произносимому на их диалекте названию штата Аракан.

Существует много гипотез (в том числе довольно экзотических) по поводу того, откуда в начале 50-х годов 20 века появилось слово «рохинджа». Ни в бенгальском, ни в бирманском, ни в ракхайнском языках это слово не имеет никакого смыслового значения. В трудах мьянманских ученых содержится, например, утверждение о том, что слово это могло появиться от ракхайнского«рохаун-джа» - «мужчина из старой деревни». Дело в том, что после обретения Бирмой независимости в страну с севера началась массовая миграция бенгальцев, в результате которой под напором пришельцев коренные жители этих мест ракхайнцы(буддисты по вероисповеданию) вынуждены были уйти на юг из северных районов штата Ракхайн, а их «старые деревни» заняли новые жители. Есть сведения, что «рохинджа» называли мятежников-моджахедов, боровшихся в конце 1940-х – начале 1950-х годов за создание на территории штата Ракхайн мусульманского государства с последующим присоединением его к Восточному Пакистану (т.е. к нынешней Бангладеш), но это никак не объясняет происхождение данного слова. При этом бирманские исследователи отмечают, что основой моджахедов были нелегальные мигранты из нынешней Бангладеш, которые взяли в руки оружие в том числе потому, что им не нашлось другого занятия на новой территории.

Таким образом, самоназвание «рохинджа» первоначально не имело никакой национальной самоидентификации. То есть, это был либо самоизобретенный термин, отделявший «понаехавших» пришлых читтагонгскихбенгальцев-мигрантов от их сородичей из числа коренных жителей Мьянмы, как правило ничем не отличавшихся от них по языку, культуре и религии, либообозначалисламских боевиков, с оружием в руках боровшихся за создание в штате Ракхайн мусульманского государства. Именно поэтому мьянманцы в основной своей массе категорически против признания рохинджа в качестве самостоятельной национальной группы страны, и даже периодически высказывают протесты, если это слово употребляется во время выступлений в Мьянме представителей международных организаций (как реакция на такие протесты, в «птичьем языке» этих представителей даже получило распространение устойчивое выражение - «слово на букву “Р”»).

Бенгальцы-рохинджа как новый феномен штата Ракхайн

Впоследствии численность людей, называвших себя «рохинджа» на территории штата Ракхайн только прирастала. Размеры и темпы миграции до сих пор являются предметом спора исследователей, но факт в том, что  Бангладеш – перенаселенная страна, с высоким уровнем социальной нестабильности и криминала, в предыдущие годы постоянно дававшая миру все новые и новые масштабные потоки мигрантов. При слабо контролируемой границе мигранты постоянно просачивались на территорию Бирмы, присоединяясь к жившим там своим собратьям по национальной принадлежности – многие еще с колониальных времен имели там родственников. Все попытки бирманских властей выдавить их назад (самая масштабная была предпринята в 1977-78 годах) носили эпизодический характер и не могли остановить потока миграции. Этот поток возрастал во времена усиления политической нестабильности внутри Бангладеш (например, во время кровавой девятимесячной войны за независимость 1971 года,иливолны террора после военного переворота 1975 года). Итогом этого «перетягивания каната» -волн миграции и попыток бирманских властей ей противодействовать - стало появление людей, называвших себя «рохинджа», уже по обе стороны границы. При этом, как замечают мьянманские исследователи, большинство этих людей вряд ли могли предоставить какие-либо свидетельства о том, что их предки жили на территории Бирмы в 1948 году, и тем самым приобрести шанс на получение бирманского гражданства.

Зачастую, чтобы избежать наказания на родине, в Мьянму из Бангладеш старались перебежать преступники, террористы и радикальные мусульманские проповедники, а власти Мьянмы, в качестве меры постоянного противодействия этому процессу, лишь обозначили границы мусульманских поселений на территории штата и отказались предоставить их жителям по формальным признакам гражданство Мьянмы. А внутри этих территорий по сути создавались общины с довольно жесткими порядками борьбы за выживание, причем места школьных учителей часто занимали религиозные проповедники, обучавшие детей в духе самых радикальных версий ислама. На это накладывался менталитет жителей «осажденной крепости», вызванный негативным отношением к ним со стороны соседей-ракхайнцев, видевших в рохинджа угрозу своему существованию. В результате выросли целые поколенияозлобленных людей, воспитанных на экстремистских идеях.

То есть, и сегодня термин «рохинджа» для мьянманцев чаще всего обозначает агрессивного бенгальского радикала с севера штата Ракхайн,во многом отличающегося от своих собратьев по нации и религии, исповедующих традиционный для Мьянмы умеренный ислам и живущих в Мьянме на протяжении столетий.  Хотя, конечно, распространение этого термина на женщин и детей из мусульманских анклавов на севере штата Ракхайн, позволяет сделать вывод о том, что это если не национальное, то по крайней мере территориальное обозначение большой группычиттагонгскихбенгальцев, живущих в данном регионе.

Истоки нынешнего кризиса

Современные мьянманские исследователи выделяют две взаимосвязанные версии обострения ситуации. Первая причина – жителям анклавов стало тесно. Во-первых, миграция из Бангладеш продолжалась, во-вторых, мусульманские семьи обычно имеют много детей (по оценкам демографов, в семьях рохинджа обычно 4-6 доживших до совершеннолетия детей, что приводит к тому, что численность жителей каждого населенного пункта через одно поколение должна удваиваться).

То есть, в штате Ракхайн повторилась ситуация перенаселенного Бангладеш, в результате которой бенгальское население вынуждено было расширять территорию жизни, вступая при этом в прямые конфликты с ракхайнцами. И вторая причина – последовавший за этим вооруженный отпорракхайнцев. Положение в анклавах рохинджана севере страны сравнивали с кипящим котлом, давление в котором постоянно возрастает, и вот-вот сорвет крышку.

В 2012 году это привело к вспышке насилия. Количество жертв этих столкновений для упрощения понимания ситуации в зарубежных публикациях обычно группируется по принципу – «столько-то буддистов» и «столько-то мусульман».Например, только за первые три месяца столкновений 2012 года было убито 57 мусульман и 31 буддист, было сожжено и разрушено 1,3 тысячи домов мусульман и 1,2 тысяч домов буддистов.Мьянманские исследователи, признавая, что такая подача цифр делает картину понятнее и нагляднее, в целом с таким подходом не согласны, потому что в этом случае на первый план конфликта выводится межрелигиозный фактор, который, как показано выше, в данном конфликте не является основным (например,буддисты-ракхайнцы в целом мирно уживаются с другими группами мусульман штата – с теми же «традиционными» бенгальцами). Основным результатом этого конфликта, когда невозможность экспансии на новые земли стала для рохинджа очевидной, а после отпора ракхайнцев появилась непосредственная опасность для их существования даже на прежних территориях, явилась массовая миграция бенгальцев-рохинджа за пределы Мьянмы.

Кстати, цифры жертв и разрушений наглядно демонстрируют и тот факт, что речь не шла о массовом одностороннем избиении буддистами «мирных и безобидных» рохинджа, как это часто пытаются представить зарубежные СМИ – обе стороны в ходе конфликта отличались жестокостью. При этомповодом к началу конфликтастало изнасилование и убийство группой рохинджа молодой женщины-ракхайнки.

Таким образом, по мнению мьянманских исследователей, неправы те, кто видит причину миграции исключительно в «буддистском экстремизме». О том, что первопричиной стал все-таки экономико-демографический фактор, свидетельствует и общеизвестный факт: наряду с рохинджапримерно в таком же массовом порядке в Малайзию и Индонезию тем же самым морским путем на лодках сегодня пытаются в поисках лучшей жизни перебраться и граждане перенаселенной Бангладеш, которым никакие «буддистские экстремисты» не угрожают.

При этом мьянманские эксперты указывают на одну пугающую тенденцию. В результате конфликта ракхайнцев с рохинджа часто «под горячую руку» попадали и традиционные для Мьянмы бенгальцы. В результате сознание многих из них радикализовалось, и они начали заявлять, что они тоже являются рохинджа. Переход из статуса бенгальцев в статус рохинджа был вызван еще и слухами о том, что международное сообщество готово помочь рохинджа переехать на новую родину (в одну из мусульманских стран) и дать там жилье и работу, а обладатели идентификационных карт голубого и зеленого цветов объективно ощущают себя в Мьянме гражданами второго сорта. Больше того, с неопределившимися до сих пор бенгальцами сегодня активно работают лидеры общин рохинджа, чтобы привлечь их на свою сторону.

Деятельность международных организаций

Подчеркивая тот факт, что международные организации «на месте» выполняют крайне полезные функции, оказывая помощь пострадавшим в конфликте и обеспечивая их условиями для жизни (в настоящее время в штате Ракхайн, по сообщениям, властей штата, работают представители около 20 международных неправительственных организаций – в основном в местах сосредоточения беженцев-рохинджа),мьянманские исследователи обращают внимание на следующие негативные моменты в деятельности международных организаций.

Во-первых, сам факт присутствия этих организаций в штате Ракхайн стимулирует «эмигрантские» настроения среди мьянманских мусульман и способствует росту числа тех, кто причисляет себя к рохинджа, тем самым усугубляя кризис.Среди жителей штата Ракхайн, например, господствуют убеждения, что если бенгалец упадет с лестницы и обратится в развернутый неподалеку госпиталь одной из зарубежных неправительственных организаций, то его никто лечить не будет. Но если он заявит, что он – рохинджа, которого зверски избили буддисты, то ему тут же окажут необходимую помощь.

Во-вторых, эта деятельность, по мнению мьянманцев, во многом носит односторонний характер. По сути, международные организации стали за рубежом рупором рохинджа, при этом несоразмерно мало говорится о примерно таком же числе ракхайнцев, ставших жертвами террора со стороны боевиков рохинджа. Последний пример такого рода – письмо руководства 37 организаций генеральному секретарю ООН Пан Ги Муну с описанием бедствий рохинджа в штате Ракхайн, где ни слова не сказано о том, что сопоставимое число ракхайнцев, у которых рохинджа сожгли дома и лишили кормильцев, часто страдает не в меньшей степени. По мнению мьянманских исследователей, международные организации должны принять принцип «равной помощи» жертвам конфликта с обеих сторон, тем более, что усилия правительства Мьянмы (одной из самых бедных стран мира)в деле оказания помощи пострадавшим по своему масштабу не могут сравниться с мощными возможностями международных организаций. Причину этого мьянманские эксперты часто видят в том, что основными донорами подобных организаций являются либо развитые страны, зависимые от «мусульманской» нефти, либо сами богатые нефтедобывающие страны с мусульманским населением.

В-третьих, международные организации, по мнению мьянманских властей, часто берут на себя несвойственные им функции, грубо вмешиваясь во внутреннюю политику страны. Например, указывая властям Мьянмы о том, что они должны дать рохинджа гражданство, или вообще публично употребляя это самоназвание группы бенгальцев, тем самым провоцируя раздувание конфликта.

Были и случаи поведения представителей международных организаций, прямо оскорбившие мьянманских буддистов. Например, во время встречи с буддистским духовенством штата Ракхайн чиновник из ООН отказался снять носки на территории буддистского монастыря и сел перед уважаемыми монахами, сложив ноги крест-накрест. Получил известность и другой случай, когда сотрудница одной из неправительственных организаций сорвала со здания почему-то мешавший ей буддистский флаг (по мнению ракхайнцев, она считала, что он отпугивает мусульман-рохинджа, которые хотели бы обратиться за помощью) и при этом поваляла его по земле и приложила к тому месту, к какому буддистские символы прикладывать не принято. Это спровоцировало гневную реакцию со стороны ракхайнцев, многие из которых, к тому же, в большинстве своем были уверены, наблюдая за деятельностью данных организаций, что они действуют в штате Ракхайн для оказания помощи исключительно рохинджа.

Нынешние оценки численности рохинджа

Численность рохинджа в журналистских публикациях за последние несколько лет постоянно корректируется в сторону увеличения. Если в 2012 году консенсусной была цифра около 1 миллиона (из которых, как считалось, 750-800 тысяч живет в Мьянме), то сегодня СМИ уверенно тиражируют цифру в 1,3 миллионах человек. В любом случае такие цифры, даже приводимые специалистами, являются оценочными.

Районы компактного проживания бенгальцев-рохинджа «выпали» из переписи населения Мьянмы, проведенной в апреле 2014 года. Правительство страны организовало собственную регистрацию численности жителей мусульманских анклавов в штате Ракхайн, но все они были зарегистрированы как бенгальцы (то есть, в одном списке оказались те, кто, в принципе, не против именоваться бенгальцем и те, кому принципиально важно именовать себя «рохинджа»). Таким образом, правительство Мьянмы сегодня не может предоставить достоверные сведения по численности тех, кто называет себя «рохинджа».

В целом можно сделать вывод, что в Мьянме произошла поляризация сторон конфликта, в результате которой численность рохинджа естественным образом увеличилась за счет ранее относительно «нейтральной» категории живущих в штате Ракхайн«коренных» бенгальцев. При этом следует указать на тот факт, что когда некоторые рохинджа выражают властям согласие называться бенгальцами (и тем самым, при наличии формальных оснований, открыть себе возможность для получения гражданства страны), они, как писала мьянманская пресса, подвергаются сильному давлению и агрессивному остракизму со стороны общин рохинджа, и часто в итоге бывают вынуждены просить о переезде на другую территорию.

Путь бенгальцев-рохинджа из Мьянмы

Сразу же после начала кризиса 2012 года Бангладеш закрыла границу с Мьянмой, не пропуская беженцев по суше и под угрозой применения силы выдворяя лодки, плывшие к побережью страны по морю. Власти Бангладеш указывают на то, что даже содержание двух имеющихся на их территории лагерей беженцев из Мьянмы (где размещены около 30 тысяч человек) является для них серьезной обузой. Своими гражданами этих беженцев Бангладеш не признает, отвергая мьянманскую версию о том, что большая часть рохинджа – граждане Бангладеш, мигрировавшие в Мьянму в течение предыдущих десятилетий, и их прямые потомки. Власти Бангладеш считают, что ответственность за беженцев-рохинджа должны нести исключительно власти Мьянмы.

В этих условиях у беженцев – один путь, на юг. Через открытое море они пытаются достичь побережья стран с преобладающим мусульманским населением (прежде всего - Индонезии и Малайзии), а также юга Таиланда (где процент мусульман также высок). В последнее время в прессе стран Юго-Восточной Азии появилось много свидетельств о том, что эти бесправные люди часто становятся жертвой организованных банд работорговцев, в том числе – поставщиков человеческих органов. Кроме того, сообщалось о случаях, когда береговая охрана в целях предотвращения высадки беженцев на берег отгоняла их катера в открытое море и выводила из строя моторы. Тем не менее, определенному числу беженцев удавалось добраться до цели своего путешествия.

Причины нынешнего обострения кризиса

Недавние решения европейских стран по проблемам беженцев привлекли внимание к кризису с беженцами из Мьянмы и Бангладеш. Поток беженцев не прекращается, и уже сейчас их обустройство и содержание является серьезной нагрузкой для бюджетов Малайзии и Индонезии. Кроме того, местное население, в целом сочувствуя положению беженцев, не горит желанием видеть их рядом с собой, даже несмотря на то, что это – их единоверцы, а это заставляет власти соответствующих стран с большим нежеланием пускать беженцев на свою территорию. При этом сами беженцы, как сообщается, очень часто ведут себя агрессивно, и между их группами постоянно вспыхивают драки за лучшие бытовые условия.

В последнее время власти стран Юго-Восточной Азии с преобладающим мусульманским населением увидели и другую угрозу в прибытии беженцев. В силу специфики мировоззрения большинства бенгальцев-рохинджа, они представляют потенциальную опасность с точки зрения распространения идей радикального ислама в тех странах, где преобладают умеренные течения этой религии (прежде всего, Малайзии и Индонезии). При этом в этих странах и без рохинджа проблема противодействия религиозному экстремизму приобретает все возрастающее значение. По данным экспертов, в Сирии уже действует сводный отряд наемников из Малайзии и Индонезии, а парламент Малайзии в апреле принял специальный «Акт о предотвращении терроризма», расширяющий возможности правоохранительных органов страны по контролю за потенциальными экстремистами. Сообщается, что беженцы из Мьянмы и Бангладеш являются питательной средой для вербовки боевиков в ряды «Исламского государства». Из переписки американских дипломатов, выложенной на Викиликс, следует, что Араканская национальная организация рохинджа (самое влиятельное объединение рохинджа с собственными лагерями для тренировки боевиков) еще в 2000 году установила контакты с руководством Аль-Каеды. При этом онатакже поставляла своих членов в Афганистан, где они сражались против американских войск.

Не случайно в последнее время в ряде СМИ региона звучат утверждения, что проблемы интеграции мусульман в странах Европы по своему масштабу несопоставимы с «мусульманско-мусульманской» интеграцией, когда странам с традициями умеренного ислама и в целом толерантным населением приходится брать на себя ответственность за социальную адаптацию радикальных элементов, настроенных к тому же,исходя из собственного опыта выживания в предыдущие годы, на агрессивную социальную экспансию. Оговариваясь, что люди не виноваты в том, что предыдущая жизнь сделала их такими (тем более, сочувствуя их женам и детям), авторы публикаций тем не менее указывают на опасность того, что новоприбывшие беженцы именно в силу своего предыдущего опыта жизни в условиях постоянной угрозы и необходимости вести борьбу за расширение жизненного пространства, смогут «подмять» под себя традиционный уклад и традиционные ценности умеренных мусульман из числа жителей этих стран. Уже сейчас высокопоставленные чиновники принимающих беженцев стран ЮВА четко указывают на то, что они должны содержаться внепоселений местных жителей.

Пути решения кризиса

Соединенные Штаты и страны Запада добиваются признания Мьянмой ответственности за всех рохинджа, проживавших на ее территории и покинувших ее – без разницы, являются ли они нелегальными иммигрантами из соседней Бангладеш и их прямыми потомками, или коренными жителями Мьянмы. Такая «ответственность» в понимании США предусматривает прежде всего предоставление им гражданства и распространение на них всех прав, которыми пользуются граждане Мьянмы. На такой шаг мьянманское руководство пойти не готово, даже в случае масштабной экономической помощи со стороны США и стран Запада. Политические риски предоставления рохинджа гражданства заключаются, во-первых, в том, что они получат право голоса, и теоретически – возможность, например, устроить у себя референдум наподобие крымского, во-вторых, рохинджа получат возможность беспрепятственного перемещения по стране – а опасность радикализации традиционно умеренной мусульманской уммы в Мьянме гораздо сильнее, чем в Малайзии и Индонезии. Кроме того, рохинджа, в случае получения ими гражданства, в сознании мьянманских мусульман будут рассматриваться как «победители» и как пример для подражания – а уже сам этот факт может резко обострить взаимоотношения между буддистами и мусульманами в стране (с неизбежным ростом числа тех, кто уже без всяких оснований будет объявлять себя «рохинджа» и выдвигать те или иные требования к властям). Следует добавить, что на сегодня в Мьянме нет ни одной сколько-нибудь влиятельной политической силы, которая готова была бы безоговорочно отстаивать идею социальной интеграции рохинджа. Оппозиционная Национальная лига за демократию, как показывают результаты голосования в парламенте страны, зачастую придерживается еще более жестких позиций, чем правящая Партия сплоченности и развития Союза, у которой, кстати, есть несколько парламентариев-мусульман.

Что касается других стран региона, то они тем более не готовы к дальнейшему масштабному появлению на своей территории мигрантов из Мьянмы, усматривая в этом не сколько экономическую нагрузку на бюджеты (в конце концов, экономическую составляющую на несколько лет могли бы взять на себя международные организации и доноры из числа развитых стран) сколько угрозу нарушения существующей социальной стабильности и распространения идей радикального ислама.

Таким образом, сегодня всем понятно, что речь идет, вероятно, о самой большой трагедии региона за последние несколько десятилетий. Существует консенсус относительно того, что немедленного решения кризиса нет. Контрпродуктивным является как попытка давления на Мьянму с целью признать ее полную и всеобъемлющую ответственность за судьбу бенгальцев-рохинджа, так и найти какие-то страны, где эти беженцы смогли бы в массовом порядке и в течение короткого времени найти второй дом. Видимо, речь может идти о поиске некоего компромисса – о комплексном решении проблемы с участием как Мьянмы и других стран региона, так и стран Запада, а также с долгими и затратными программами социальной адаптации беженцев в новом для них обществе (хотя уже сейчас эффективность таких программ многими априори ставится под сомнение). Каким конкретно будет это комплексное решение – должно показать самое ближайшее будущее.