Жертвы польского восстания 1863–1864 годов / Диакон Гордей Щеглов

Издательский дом "Регнум" готовит к изданию специальный выпуск исторического альманаха "Русский Сборник", посвящённый польскому восстанию 1863 года. Ниже публикуется статья белорусского историка диакона Гордея Щеглова об этом событии.

В начале 1863 г. на территории Царства Польского вспыхнуло национально-шляхетское восстание, охватившее затем частично территории Белоруссии, Литвы, Украины. Не имея достаточно сил и избегая открытых столкновений с русскими военными командами, отряды повстанцев действовали в основном методами партизанской войны. Между тем руководители восстания всячески старались привлечь на свою сторону простой народ – то заигрывая с ним и суля разные льготы, то запугивая и открыто угрожая расправой. Однако народ не только не сочувствовал восстанию, но с каждым днем все более проникался ненавистью к повстанцам, видя многочисленные злодеяния, совершаемые ими. Сотни ни в чем не повинных людей были убиты, искалечены и часто с изуверской жестокостью. Среди убитых повстанцами мирных жителей оказались поляки, русские, евреи, иностранцы, католики и православные, люди самых различных званий, профессий и положения. Их вешали, стреляли, забивали до смерти. Повстанцы грабили местечки, деревни, разоряли и поджигали церкви, жгли дома и целые поселения. Одним словом, принесли в край кровавую смуту.

Сколько именно мирных жителей погибло от рук повстанцев с достоверностью установить трудно. Например, по данным «Московских Ведомостей» на 19 сентября 1863 г. количество только повешенных достигало 750 человек. «Энциклопедический словарь» Брокгауза и Ефрона указывает число повешенных повстанцами ок. 2000, оговариваясь впрочем, что цифра неточная и спорная.

Приведем некоторые факты расправ над мирными жителями, в том числе и наиболее вопиющие.

В Вильнюсе в Пречистенском соборе сохранились установленные еще в XIX в. памятные доски с 349-ю именами жертв восстания 1863–1864 гг. Возглавляют список имена православных священников Даниила Конопасевича, Романа Рапацкого и Константина Прокоповича. Начнем с них наш краткий мартиролог и мы.

Священник Даниил Конопасевич служил в местечке Богушевичи Игуменского уезда Минской губернии. 18 апреля 1863 г. группа повстанцев во главе с местным помещиком-поляком Болеславом Свенторжецким явилась в богушевичское волостное правление. В присутствии нескольких крестьян Свенторжецкий «прочитал польский манифест и объявил крестьянам, чтобы они не платили никаких податей, не давали рекрут, и что землю отдает им в дар», заверив при этом, что все книги и бумаги в богушевичской канцелярии уничтожены. В это же время повстанцы устроили обыск в доме отца Даниила, разыскивая его, но не нашли, так как священник отсутствовал. В тот же день повстанцы уехали из Богушевич.

Вернувшись домой и узнав о случившемся, отец Даниил немедленно отправился в волостное правление, где нашел на полу разорванный портрет императора Александра II, а на столе – пачку прокламаций, в которых объявлялось о восстановлении Польши и ее прав, объявлялись льготы крестьянам и звучало воззвание к русским «хло?пам» вступать в число граждан будущего польского королевства. Недолго думая отец Даниил собрал прокламации, порвал их и бросил в топившуюся печь, а разорванный портрет государя забрал домой.

9 мая под селом Юревичи, недалеко от Богушевич, произошло сражение русских военных с повстанческим отрядом Лясковского. На другой день после сражения военные позвали отца Даниила исповедать и причастить раненых и отпеть павших воинов.

В это время посылаемые за припасами члены отряда Лясковского доложили ему, что «священник Конопасевич разъезжает с казаками и уговаривает крестьян преследовать мятежников». Тогда Лясковский созвал штаб, на совете которого отца Даниила приговорили к смертной казни.

Прослышав, что повстанцы хотят расправиться с отцом Даниилом, управляющий имением Малиновский стал настоятельно советовать ему уехать из Богушевич в Бобруйскую крепость, но отец Даниил решил не оставлять паству в смутное время. По свидетельству родных страха смерти у него не было. Происходившие тогда события, видимо, подготавливали его к принятию любой ситуации. Незадолго до смерти, отец Даниил отправился к соседнему священнику и, исповедовавшись у него и причастившись, радостный вернулся домой со словами: «Вот я уже теперь совсем готов – причастился».

Для расправы над богушевичским священником Лясковский отправил отряд из 40 человек во главе со шляхтичем Альбином Тельшевским.

23 мая 1863 г. около шести часов вечера повстанцы окружили дом Конопасевичей с требованием, чтобы кто-нибудь вышел. Отец Даниил вышел с супругой на черное крыльцо, но повстанцы не сразу поняли, что перед ними священнослужитель, и спросили, где «ксендз», разумея под этим словом «священник». Дело в том, что отец Даниил хотя и носил, как священник, длинные волосы, был одет не в подрясник или рясу, а так, как обычно ходил дома – в старое семинарское пальто. На вопрос повстанцев он ответил: «Я и есть священник. Что вам нужно от меня?» Тогда к отцу Даниилу подступил шляхтич Тельшевский и направил в грудь револьвер, но супруга оттолкнула оружие. Повстанцы тут же втолкнули ее и выбежавшего на шум ребенка в кухню и подперли дверь. Несчастная женщина в истерике металась по дому, пока не упала в обморок. Она впоследствии рассказывала, что когда отца Даниила схватили, он не издал ни звука. Еще она слышала, как кто-то крикнул: «Веревок!», а что было после, не помнила.

Схватив священника, повстанцы вывели его на середину двора: Тельшевский зачитал постановление штаба и приказал повесить. Когда отец Даниил что-то возразил, его с бранными словами схватили за волосы, накинули на шею веревку и повесили тут же на воротах.

Когда супруга священника пришла в себя и вышла на улицу (двери дома уже были отперты), то увидела повешенного мужа. Рядом с ним, обняв ноги, сидел плачущий старик – «дед Иван», работавший в доме па??робком. Он ничего не знал о расправе, пока не привел с выгона скотину, и потрясенный увиденным, горько оплакивал любимого батюшку. Из людей вокруг никого больше не было. Жители Богушевич, узнав, что в местечко вошли повстанцы, попрятались и боялись даже показаться на улицу.

Когда дед Иван стал снимать отца Даниила, тотчас прибежали повстанцы, бражничавшие неподалеку в корчме, и с угрозами запретили снимать повешенного, чтобы тело его висело подольше на устрашение всем русским, противящимся «польскому делу». И только после отъезда их из Богушевич тело отца Даниила сняли, омыли и положили в доме, как подобало умершему.

Для погребения мученика в Богушевичи к вечеру 25 мая прибыли священники Роман Пастернацкий, Иоанн Шафалович и Порфирий Ральцевич с псаломщиком. Из опасения попасть в руки к повстанцам им пришлось переодеться в крестьянскую одежду и даже обрезать волосы. В тот же вечер в Богушевичи пришли русские пехотинцы и казаки. Благодаря военным священники смогли безопасно совершить погребение. Из дома на церковный погост гроб мученика несли русские солдаты. Похоронили отца Даниила при фундаменте местной приходской церкви, сгоревшей при невыясненных обстоятельствах в 1862 г..

Другой священник убитый повстанцами – Константин Прокопович – служил настоятелем церкви заштатного города Суража Белостокского уезда Гродненской губернии. В дни восстания священника предупреждали, что повстанцы хотят убить его. Причиной было, по свидетельству его сына Льва, то, что отец Константин «принимал к себе войска, проходившие для стычек с мятежниками». За неделю до праздника Троицы, действовавший близ Суража повстанческий отряд разбила рота русских солдат, и после боя офицеры были радушно приняты и угощены в доме Прокоповича. После этого повстанцы, подстрекаемые ксендзами Крынским и Моравским, с ненавистью стали смотреть на священника Константина, посмевшего «принимать и угощать “пшеклентых москалей”».

Ночью с 22 на 23 мая 1863 г. повстанцы через окно вторглись в дом Прокоповича и стали искать его, однако священник успел укрыться на конюшне. Бандиты «дубинами и прикладами» избили жену, 17-летнюю дочь и 16-летнего сына Льва – ученика Литовской духовной семинарии, угрожая повесить. Перепуганный юноша с веревкой на шее причитал: «Боже мой! Боже мой!» Но повстанцы с насмешками и ругательствами издевались: «Какой твой Бог? Какая твоя вера? Твоя вера – собачья, схизматическая … Подлец, собачья твоя кровь…».

Найдя отца Константина, повстанцы бросились к нему, вытащили на двор, «рвали волосы на голове и из бороды, нанесли более 100 ударов ружьями и кольями, толкали во все стороны, бросали на землю и топтали его ногами; потом один изверг выстрелом еще и ранил его в бок». Наконец, еле живого, окровавленного, истерзанного священника «повесили на тополе в пяти шагах от дома».

Когда перед смертью отец Константин просил дать ему помолиться, повстанцы с издевкой говорили: «Какой твой Бог? Вы ни что иное, как собаки, ваша вера тоже собачья, русская; ваш Бог – русский». При этом его не переставали бить, не давая выговорить и слова, и все время кричали: «Молчи!» Уже с веревкой на шее страдалец успел лишь сказать: «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешного». Палачи издевались над священником и после его смерти. Приведя сына к трупу отца, говорили: «Видишь, отец твой висит, как собака; то же и с тобой будет». Повстанцы избили юношу, затем ограбили дом и, уходя, стали выкрикивать: «Теперь у нас не будет схизматиков; теперь у нас настоящая Польша».

По свидетельству сына, главным вдохновителем убийства отца Константина был ксендз Моравский. А вообще в расправе участвовало около 100 человек, среди которых находились и жители Суража – католики.

Спустя пять лет после мученической кончины священника Константина, при устройстве на могиле памятника, был вскрыт гроб. Вот как описывал виденное священник Иоанн Котович: «Гроб сосновый, покрашенный голубой краской. Краска на гробе клеевая, несмотря на низменное место и сырость, постоянно поддерживаемую льющейся с церковной крыши водой, сохранилась в целости, не полинявшей. <…> Руки, крест, ризы и все в гробе покрыто нежной синевой, какая бывает на сливах (плодах); тело нетленное, желтоватое; на голове плешь от вырванных волос, сделанная мучителями – мятежниками».Как видим, тело священника было обнаружено нетленным, что бесспорно свидетельствует о его святости как мученика за веру.

Другой священник-мученик – иерей Роман Рапацкий – служил настоятелем в селе Котры Пружанского уезда Гродненской губернии. Еще в начале 1863 г. его предупреждали об опасности и советовали куда-нибудь уехать с семейством, но отец Роман не пожелал оставлять прихожан. Он, кажется, предчувствовал кончину – 3 июля, уходя на сенокос, много молился и взял с собой молитвослов. А вечером его схватили повстанцы, и подвергли издевательствам: предлагали водку и папиросу перед смертью. Когда отец Роман стал просить о позволении проститься с женой и детьми, ему отказали. Повесили священника на груше, затем один из повстанцев выстрелил ему в грудь. Вместе с отцом Романом на груше повесили и местного крестьянина Константина Шведа, за то, что он открыто осуждал восстание и сообщал властям о местонахождении отрядов. Тело отца Романа висело на дереве три дня, так как испуганные крестьяне боялись запрета повстанцев снимать его. И только прибывшие священники сняли тело страдальца и погребли. Жил отец Роман в такой бедности, что в доме не нашлось даже средств на похороны. Доски на гроб привез священник соседней церкви, а собравшиеся на погребение люди вскладчину покрыли остальные расходы. «Никогда в жизни не забудем часов погребения страдальца, - вспоминал очевидец. - Каждая минута была горестна, но душа наша была преисполнена чего-то неземного. Не страх и трепет волновал душу нашу, но веял какой-то дух жизни, проявлявшийся в слезах и неземных размышлениях…».

От рук повстанцев пострадал псаломщик Крестовоздвиженской церкви села Святая Воля Пинского уезда Минской губернии Федор Яковлевич Юзефович. Хорошо зная местность, он сообщал представителям власти, где скрываются повстанческие отряды. А однажды сам догнал и отнял у некоего пана Кобылинского порох и провизию, предназначавшуюся для повстанцев. Узнав о таковых действиях Юзефовича, повстанцы решили расправиться с ним.

Все произошло в деревне Гать, где находились усадьба священника и дом псаломщика. Утром 1 июня 1863 г. в дом Юзефовича пришли два неизвестных человека и, сказавшись путниками, попросили поесть. Сам Феодор Яковлевич в это время находился где-то на огородах. Жена его приняла незнакомцев и приготовила угощение. За едой «странники» завели разговор с отцом Феодора, заштатным священником Яковом Юзефовичем, проживавшим в доме сына. Во время беседы хозяйка заметила, что эти люди «не здешней стороны» и, заподозрив в них повстанцев, послала за мужем.

Узнав о подозрениях супруги и, видимо почувствовав недоброе, Феодор Яковлевич, прежде чем идти домой, зашел к соседу-крестьянину, чтобы с его помощью при необходимости задержать подозрительных людей. Придя в дом, он стал расспрашивать незнакомцев, кто они и откуда. Во время беседы в комнату вбежал испуганный сын Феодора и сказал, что «в село идут поляки». Все выбежали из дома, чтобы разузнать, кто приближается к деревне. Меж тем находившиеся в доме незнакомцы, а это были «передовые» повстанческого отряда, стали убеждать, что это русские казаки и, сделав испуганный вид, просили спрятать их. Этой притворной игрой, видимо, хотели спровоцировать или сбить с толку Феодора Юзефовича и задержать его в доме. Однако когда все убедились, что в деревню вошли повстанцы, Феодор Яковлевич, понимая, что ничего доброго от встречи с ними не будет, хотел скрыться. В этот момент один из незнакомцев приставил к его груди револьвер и закричал: «Стой! Никуда не пойдешь! Ступай за мной в корчму!» К этому времени отряд повстанцев численностью около 400 человек уже вошел в село.

В корчме над псаломщиком стали издеваться и объявили, что ему осталось «всего полчаса времени до смерти». Командир отряда велел отправить пленника к местному священнику Николаю Стояновичу для исповеди. Между тем жена и пятеро детей Феодора Яковлевича со слезами умоляли повстанцев помиловать его. Отец – священник-старик ползал у них в ногах, прося пощадить сына. Но никакие уговоры не помогли.

Исповедь Феодора происходила в гостиной священнического дома, в присутствии нескольких вооруженных соглядатаев. После исповеди повстанцы в форме издевательства предложили отцу Николаю деньги «за труд», но тот естественно отверг постыдную мзду и именем Христа стал упрашивать пощадить жизнь своего сослуживца, хотя бы ради его малолетних детей. О том же умоляла и жена отца Николая стоя на коленях. Но как бы назло повстанцы заявили, что повесят Юзефовича у ворот священнического дома и уже стали делать к тому приготовления. С большим трудом отец Николай сумел убедить не делать его двор местом убийства. Тогда повстанцы согласились повесить Юзефовича на вербе, как раз напротив его дома, находившегося через улицу. Вместе с тем они потребовали, чтобы во время казни присутствовал и сам священник, но, услышав об этом, отец Николай впал в глубокий обморок, так что его оставили в покое.

Повесили Феодора Юзефовича на вербе возле его дома на глазах у всей семьи. К повешенному приставили стражу, чтобы тело оставалось так до третьего дня, и чтобы «не только десятый, но и двадцатый видел и знал, как противодействовать полякам». При этом, воображая себя «рыцарями-благодетелями» оставили жене повешенного 30 рублей «на воспитание детей».

После убийства Феодора Юзефовича весь отряд собрался на дворе священнической усадьбы. «Гости» стали хозяйничать в доме, амбарах, конюшне и забрали съестные припасы, а также муку, овес, повозки, упряжь и т. п. Затем частью там же на дворе, частью на кладбище, расположенном при усадьбе – за сараями, разложили костры и почти до вечера харчевались. После этого они взяли отца Николая и повезли в лес, в урочище под названием «Млыно?к», где была мельница, и там хотели повесить, для чего на одной из сосен уже приготовили веревку. Но неожиданно появившийся какой-то помещик, знакомый повстанцам, с большим трудом упросил их не вешать священника. Тогда повстанцы «на память» остригли отцу Николаю голову и бороду, переодели в жупан и отправили едва живого домой на телеге проезжавшего мимо крестьянина.

21 апреля 1863 г. трагедия случилась в селе Новоселки Игуменского уезда Минской губернии, куда пришел отряд повстанцев. Местные жители, решили не впускать его в Новоселки, а в соседние селения послали верховых с известием об опасности. В 11 часов вооруженные двустволками, пистолетами и саблями повстанцы вошли в село и направились прямо в усадьбу местного помещика Крупского, который, впрочем, отсутствовал. Крестьяне потребовали у пришедших объяснения кто они и чего хотят. Те назвались «воинами царства польского и сказали, что хотят рассчитаться только с попом, а им, крестьянам, ничего худого не сделают».

Священником в Новоселках служил отец Фома Русецкий. Еще до восстания он препятствовал распространению в местной приходской школе польских идей. В 1861 г. помещик Крупский неожиданно начал оказывать материальную помощь школе, и вскоре там появился учитель, студент Киевского университета, некто Легенза – протеже помещика. Как-то раз, во время отсутствия в школе отца Фомы, Легенза принес в класс картины из Священной истории и при объяснении одной из них – «Распятия Спасителя», указывая на римских воинов, сказал: «Тo s? moskale» (это москали). Случай этот стал известен и вызвал возмущение священника, запретившего Легензе преподавать все, кроме русской грамоты. В 1862 г. помещик Крупский открыл школу в своем доме, где Легенза начал учить детей на польском языке и в польском духе. Однако эта школа по ходатайству Минского архиепископа Михаила (Голубовича) в том же году была закрыта, а Крупский попал на несколько месяцев под арест. И вот видимо по наущению Крупского отряд повстанцев пришел расправиться со священником.

Отец Фома уже подвергался нападению еще в самом начале восстания. Вечером 2 февраля 1863 г., когда он по делам проезжал мимо местечка Дукора на него напали несколько повстанцев. Спасся он тогда благодаря лишь тому, что испуганные лошади помчали повозку, подмяв при этом под себя одного из нападавших. И вот новая угроза нависла над священником.

Узнав о намерениях повстанцев, крестьяне закричали: «Не пустим!» и дружно бросились на непрошеных гостей. К сожалению, эта храбрость дорого обошлась безоружным селянам. В их сторону сперва раздался ружейный залп, а затем в дело пошли сабли. В результате столкновения четверо крестьян были убиты и десять ранены, однако их мужество заставило повстанцев уйти в лес. Среди убитых жителей Новоселок были: Петр Казак, Антон Варивончик, Дорофей Горбачик и Герасим Андросик. Всех их похоронили в одной могиле на кладбище при Мариино-Горской Успенской церкви.

После второго покушения на жизнь священника, власти распорядились приставить к нему охрану из 15 солдат и 20 вооруженных крестьян.

28 мая 1863 г. в 11 часов утра в селе Великорита Брестского уезда Гродненской губернии появился небольшой отряд повстанцев, одетых в красные рубахи, верхом на лошадях и вооруженных ружьями и пиками. Пришли они из села Пожежина, где перед тем жестоко избили плетьми нескольких крестьян и еврейку. Прискакав с шумом в Великориту, повстанцы с ходу влетели на священнический двор с криком: «Где поп, где поп, где сельский старшина?» Великоритский священник Куханович успел спрятаться в церкви. Изнутри он слышал шум и крики жителей. До четырех часов дня повстанцы громили селение. Когда все стихло, священник вышел из церкви и вернулся в дом. Родные рассказали, что повстанцы искали его, угрожая семейству повешением и поджогом дома. Бандиты говорили, что хотят повесить самого Кухановича и еще настоятеля дывинской церкви Пиотровского. Разыскивая священника, повстанцы все в доме перевернули, в амбаре выбили окошко и выбросили все вещи, а в поисках ключей от церкви, выломали двери в колокольне. Начали даже пилить засов церковных дверей, но поломав пилку, оставили эту затею. Кроме того, повстанцы устроили погром в сельском правлении, наказали плетьми волостного старшину Евдокима Хомычука, дав ему до 300 ударов. Повесили сборщика податей Василия Хомычука. Еще двух крестьян жестоко избили плетьми, посыпая раны песком и поливая водкой.

9 января 1863 г. в деревню Санники Гостынского уезда Варшавской губернии прибыли несколько повстанцев и стали уговаривать народ идти в отряд, призывая вооружаться «чем попало». 11 января набранных волонтеров, отчасти пришедших добровольно, частью насильно собранных, отправили в местечко Жихлин, под надзором ксендза Стефана Скупинского из Щавинского монастыря. Будучи в Санниках этот ксендз стал допрашивать одну крестьянку относительно местонахождения ее мужа, которого он хотел увести вместе со всеми. Женщина долго и упорно отговаривалась незнанием, пока не вывела из себя Скупинского. Разъяренный ксендз приказал одному из своих подручных, Юзефу Стржичковскому, убить женщину. Тот ударил ее пикой, но удар оказался не смертельным. Несчастная вскрикнула и едва успела проговорить: «в стодоле» (в сарае), как ксендз в порыве бешенства, выстрелил в нее из револьвера, велев Стржичковскому добить. Сам меж тем поджег дом женщины и сарай, намереваясь живьем сжечь ее мужа, который к своему счастью успел скрыться. Приведенный в ужас народ оставался безмолвным зрителем этой сцены. Однако когда, через два дня, ксендз Скупинский вновь появился в Санниках, толпа около 200 человек набросилась на него, обезоружила и растерзала на месте.

Крестьянин деревни Клепачей Слонимского уезда Матфей Макаревич, старшина Озерницкой волости, отличаясь честностью и трезвостью взглядов, не сочувственно отзывался о польском восстании, открывал повстанцев властям, почему и был особенно ненавидим ими. 1 июля 1863 г. повстанцы схватили Макаревича на служебном месте и, не дав ему даже помолиться, о чем тот усиленно просил, повесили на воротах священнической усадьбы, прямо напротив церкви, вблизи волостного правления.

Учитель Лысковского народного училища Волковысского уезда Гродненской губернии Фридрих Вишгольц, несмотря на угрозы помещиков-поляков, учил детей по-русски. Не подчинившись требованию снять портреты императорских особ в училище и ввести польский язык, он был убит выстрелом из револьвера средь бела дня на базарной площади помещиком Засуличем. Тело Фридриха три дня лежало на площади, так как никто не осмеливался нарушить приказ повстанцев, запретивших под угрозой смерти поднимать тело, делать гроб и участвовать в погребении. Только на четвертый день вдова убитого под большим страхом похоронила мужа на поле за местечком. Так распорядился начальник повстанческого отряда, местный помещик Здислав Быховец, сказавший вдове: «Закопай там, где псы воют».

Был убит и православный сельский учитель местечка Субочь Поневежского уезда Ковенской губернии Викентий Смольский. Когда повстанцы вербовали в отряд жителей местечка, то насильно забрали с собой и Викентия. Однако тот, улучив момент, убежал и вернулся домой. Уход из отряда естественно грозил Смольскому неприятностями. В то время русские военные, расположенные близ Субоча, узнав о появлении в окрестных лесах большого отряда повстанцев, двинулись туда, зайдя по дороге в местечко. Смольский явился к русским офицерам, рассказал обо всем с ним случившемся и о грозящей ему опасности, а также указал место, где располагались повстанцы. Подсказка Смольского помогла военным найти и разбить повстанческий отряд. Однако поступок этот стоил Смольскому жизни. Повстанцы догадались, кто мог выдать место расположения их лагеря. Когда военные ушли, оставшиеся повстанцы пришли в Субочь, захватили Смольского и после пыток повесили в лесу.

В Ковенском уезде в местечке Эйраголь повстанцы убили сельского учителя Константина Котлинского.

Крестьянин местечка Лыскова Волковысского уезда Игнатий Кулеша, служивший при винокуренном заводе имения Харовщина, в мае 1863 г. повешен в лесу повстанцами по жалобе поляка, управлявшего заводом. Кулеша обозвал управляющего «глупым мятежником», что и послужило поводом к убийству.

Крестьянин села Новоселки Кобринского уезда Григорий Полетило, волосной старшина, открыто осуждал восстание и уговаривал крестьян «не бояться бандитов и быть верными царю и родине». О действиях местного повстанческого отряда он сообщил военному начальнику в Кобрин. Через чиновников-поляков это стало известно повстанцам. 30 мая 1863 г., когда Полетило возвращался домой из церкви, его схватили люди из отряда Казамира Нарбута и повесили на вербе.

Становой пристав Россиенского уезда Ковенской губернии Филипп Билима-Пастернаков, шестидесятилетний старик, возвращаясь из Россиен, заехал в местечко Скавдвили к знакомому ксендзу. Когда приятели сели пить чай, ксендза позвали в костел крестить младенца. Между тем, находившиеся неподалеку в лесу повстанцы, узнав о приезде Пастернакова, вошли в дом ксендза, схватили старика-пристава и отвели на шоссе к шлагбауму, чтобы повесить. Во время убийства, шнур сорвался, и несчастный упал на землю. Сбежавшаяся толпа евреев «с плачем просила пощады мученика, и он сам с раздирающим душу воплем просил расстрелять его, а не подвергать позорной виселице… Ужас был так велик, что одна еврейка, услышав эти вопли, чрез три дня умерла». Однако убийцы снова стали вешать старика, который успел сказать: «Вам отдаю тело, а Богу душу». Совершая в костеле таинство крещения, ксендз услышал вопли и поспешил к месту расправы, но опоздал, старик-пристав был уже мертв. Ксендзу удалось лишь вымолить помилование пятисотскому, которого также намеревались убить. Повешенного повстанцы под страхом смерти запретили снимать с виселицы. Несчастная вдова Пастернакова только через три дня с помощью военного отряда смогла предать тело мужа земле.

Крестьянин деревни Подбельск Брестского уезда Иероним Седун  служил сторожем Беловежской пущи в местности Грани. В ночь с 18 на 19 августа 1863 г. его повесили в сарае повстанцы из отряда Рогинского, рассеявшегося в пуще после поражения. Видимо они опасались, что Седун, зная прекрасно местность, может сообщить об их местонахождении военным. От тяжелых побоев, нанесенных повстанцами, вместе с Иеронимом умерла и его жена Анна.

В ту же ночь, в той же деревне и по той же причине люди Рогинского повесили и затем сожгли вместе с сараем крестьянина Иосифа Седуна.

Аналогичную смерть приняла и крестьянка Анна Седун, жительница той же местности. В ночь с 18 на 19 августа ее повесили и сожгли люди Рогинского – вместо мужа Викентия, приговоренного к смерти, но в тот момент не оказавшегося дома.

Крестьянин деревни Сороки Гродненской губернии Иван Макаревич отказался вступить в ряд к повстанцам, после чего те решили с ним расправиться. В ночь на 1 июля 1863 г. два шляхтича из местечка Щуки вызвали Макаревича из дома и под предлогом указать дорогу в местечко Мосты, увели с собой. Придя в Щуки, все трое зашли в дом, в котором в ту ночь праздновалась свадьба. Повстанцы заставляли Ивана есть, приговаривая: «Ешь, легче будет идти на тот свет». Потом отвели его в отдельную комнату, где подвергли жестоким истязаниям: обвязав веревками и привязав за шею к стене, отрезали нос и уши, содрали с обеих ног кожу, разорвали правую щеку. Затем истерзанного страдальца вывели за деревню, бросили в картофельную яму вниз головой и еще живого забросали землей, а само место, чтобы скрыть следы, забороновали. Только на десятый день тело Макаревича случайно обнаружил один крестьянин: труп лежал вниз головой, руки и тело были связаны, шею обвивала веревка, на ногах полосами висела содранная кожа. Родные опознали Макаревича, оплакали и погребли на ближайшем кладбище.

Пристав второго стана Бельского уезда Гродненской губернии титулярный советник Иосиф Курганович повешен на дверях комнаты гостиницы, в которой намеревался разместиться.

В начале лета 1863 г. колонист Генрих Дерер казнен близ города Лодзи. Содрав кожу с головы, повстанцы перебили ему одну за другой все конечности, после чего несчастного, имевшего еще признаки жизни, повесили.

Крестьянин деревни Ставчины подвергся казни иного рода: повстанцы, окружив его, начали побивать камнями, но так, чтобы продлить мучения.

В том же месте колонист и его беременная жена были схвачены и отведены в лес. Сперва повстанцы повесили мужчину, заставив жену присутствовать при казни. Потом повесили и ее, распоров живот.

13 июня 1863 г. отряд повстанцев в 50 человек, придя в деревню Богдананцы Трокского уезда Виленской губернии, повесил крестьян Яна Седелевского, Яна Стефановича и Казимира Дятловского, находившихся ночью в сельском карауле.

От рук повстанцев пострадал волостной старшина деревни Грабовец Бельского уезда крестьянин Франц Фальковский. Местные поляки невзлюбили его за то, что он в год отмены крепостного права решился принять на себя учрежденную тогда должность старшины. Паны не желали мириться с тем, что «быдло» заимело свое волостное правление. Кроме того, во время начавшегося восстания Фальковский разъяснял крестьянам волости, что «польский мятеж – пустая затея» и призывал не верить повстанцам и не бояться их. 8 июня 1863 г. десять вооруженных повстанцев напали на дом Фальковского, схватили его, и, отведя в лес, после жестоких пыток умертвили. Тело страдальца с петлей на шее нашли в лесу зарытым в землю.

Крестьянин деревни Лишницы Брестского уезда Василий Светюк, сельский сборщик податей, пострадал за то, что уговаривал крестьян не бояться мятежников. 28 мая 1863 г. шесть повстанцев из отряда помещика Казимира Нарбута схватили Светюка в его доме и, связав, повели в село Великориту. По дороге над ним издевались, били нагайками и всячески истязали. В Великорите измученного страдальца повесили на дереве возле волостного правления. Затем повстанцы схватили местного волостного старшину Евдокима Хомичука и нанесли ему 400 ударов плетьми, а крестьянам Ивану Светюку и Ивану Хапалюку дали по 300 ударов.

Отставной унтер-офицер Альбин Волочкович, писарь Подоросской волости Волковысского уезда, 16 августа 1863 г. захвачен повстанцами возле волостного правления и уведен в деревню Даликевичи. Там, после издевательств и истязаний, повешен на груше в саду крестьянина Ивана Новицкого, которого самого повесили рядом с Волочковичем.

Крестьянин деревни Кончатки Гродненского уезда Алексей Жук за твердые патриотические убеждения повешен повстанцами на крыльце дома.

Жена отставного солдата Клара Раткевич из местечка Новый Двор Волковысского уезда повешена 4 июля 1863 г. возле своего дома. Повстанцы хотели повесить ее мужа, который якобы сообщал военным об их местонахождении, но Иосифа Раткевича в тот момент не оказалось дома.

Отставной солдат местечка Боцьки Бельского уезда Михаил Дмитриев за преданность законному правительству 10 апреля 1863 г. схвачен повстанцами и после истязаний и издевательств повешен на базарной площади на столбе недалеко от церкви.

Отставной фельдфебель Петр Кузьмин из местечка Росси Волковысского уезда не согласился на уговоры повстанцев пойти в их отряд, за что 17 августа 1863 г. был повешен на тополе близ базарной площади.

Отставной рядовой из села Хотыничи Пинского уезда Григорий Крупенич задушен повстанцами веревкой из его собственных лаптей.

Крестьянин деревни Бродятина Брестского уезда Фома Прокопчук, будучи 17 мая 1863 г. в сельском карауле, схвачен проходившим отрядом повстанцев и тут же повешен на дереве.

В Трокском уезде Виленской губернии близ деревни Богданцы повстанцы повесили трех крестьян. На трупах была найдена записка, угрожавшая такой же участью всем, кто будет оставаться верным русскому правительству.

В Млавском уезде Плоцкой губернии близ деревни Завады повстанцы повесили женщину, на трупе которой оставили дощечку с надписью похабного содержания.

В Плоцком уезде группа повстанцев увела с собой в качестве проводника трактирщика Вержбицкого, чтобы он указал дорогу из Вотинки в Зиолоков. Когда дошли до места, трактирщика повесили, сказав, что «хотят избавить его от скуки возвращаться домой по такой дурной дороге».

16 апреля 1863 г. повстанцы повесили пятисотского Филиппа Лебедева из местечка Вижуны Вилкомирского уезда Ковенской губернии. Это был молодой человек «с душой кроткой и доброй», всего несколько месяцев как приехавший на новое место службы в имение графа Эдуарда Чапского. В тот роковой день, возвратившись из служебной поездки, Филипп был схвачен двумя крестьянами, которым под страхом смерти приказали взять его, а за исполнение обещали два рубля награды. Напрасно жена несчастного просила защиты у помещика. Женщину прогнали, а Филиппа повели в лес, где повесили на дереве, не позволив при этом предать его тело земле. Совершив убийство, повстанцы с торжеством говорили: «Вот хотя одного попадзюка повесили!». Филипп Лебедев был единственным сыном 60-летней вдовы священника, великоритской просфорницы Александры Васильевны Лебедевой. Только на четвертый день жена Филиппа смогла предать его тело земле, похоронив под тем деревом, где он был повешен. Примечательно, что местный ксендз, 70-летний старец, не оставил могилу невинного страдальца. Жена Филиппа во все время пребывания в Вижунах каждое утро и вечер видела старика-ксендза «на коленах пред могилой ее бедного мужа…». К сожалению, история не сохранила имя этого доброго человека.

4 апреля 1863 г. подобной участи подвергся пятисотский Семен Легченко. Жена несчастного уверяла, что убийцы оставляли ему жизнь с условием принять католичество и присоединиться к их отряду. Но Семен отверг эти предложения, предпочтя смерть мученика измене православной вере и отечеству.

Крестьяне деревни Гошево Кобринского уезда Михаил Луцко и Алексей Михнюк находившиеся 19 сентября 1863 г. в сельском карауле схвачены проезжавшими повстанцами и повешены. А «крестьянская девка», гнавшая волов в поле, изнасилована.

Крестьянин Дмитрий Сытый повешен повстанцами в лесу, вблизи которого пас скот.

Недалеко от местечка Свислочь Бобруйского уезда Минской губернии повстанцы повесили пастуха за то, что тот выразил недовольство по поводу зарезанной ими телушки.

Органист католического монастыря Св. Екатерины Ян Петрал, принимавший участие в восстании, будучи пойман властями просил о помиловании и получил его. Однако, вернувшись в деревню, принадлежавшую монастырю, в первый же день выстрелом из пистолета в упор застрелил женщину Катерину Любец и возвратился к повстанцам.

В деревни Редошевице при личном участии монаха реформатского монастыря в Велюне Станислава Корецкого повстанцами повешены сотский Рабенда, крестьянин Лучик и крестьянка Софья Собчик.

В Мариампольском уезде близ деревни Дзензиовольска повстанцы повесили на дереве неизвестного человека, на труп которого прибили гвоздями дощечку с надписью: «Ян Бургшайтис телеграфирует Царю, что в бельвезийском лесу образовался лагерь».

На дороге к Полоцку захвачены повстанцами и повешены в придорожном лесу унтер-офицер Полоцкого кадетского корпуса Василий Васильев и воспитанник того же корпуса Клобушевский.

Повстанец Антон Залеский около Пултуска перерезал бритвой горло отставному солдату Добруссу.

25 июля 1863 г. крестьянин села Завык Белостокского уезда Лаврентий Семенчук принял мученическую кончину за преданность православию и законному правительству. Пытаясь скрыться от повстанцев, Лаврентий был ранен выстрелом из ружья. Подбежавшие повстанцы начали саблями рубить его по голове, ногам и рукам. Изувеченного, с отсеченной нижней челюстью, его топтали ногами и приговаривали: «А то маш (это тебе за то), шызматыку-русине песий сыне, что не хочешь идти с нами».

В местечке Цехановце Бельского уезда повешен отставной майор Хлусс. Ему, как офицеру, повстанцы предложили быть предводителем отряда, но Хлусс не только не согласился, а стал убеждать их образумиться и разойтись по домам. Через некоторое время Хлусса ночью схватили и повесили на вербе, а его служанку, как свидетельницу, утопили.

Крестьянин села Завык Белостокского уезда Матфей Матыс открыто порицал восстание и уговаривал крестьян не поддерживать его. В ночь на 25 июня 1863 г. его схватили повстанцы и после жестоких истязаний и издевательств (выбив зубы, заставили есть твердый крестьянский хлеб) отвели в лес, где принудили вырыть себе могилу. Тут же у могилы Матыса вкопали по колени в землю, обложили ветками и подожгли. Обгоревшего, но еще с признаками жизни, его бросили в яму и засыпали землей. Впоследствии, чтобы уничтожить следы преступления, убийцы вырыли тело Матыса и утопили в болоте у реки Нарвы.

С 16 по 19 июня 1863 г. в Остроленском уезде найден 21 труп неизвестных лиц, в том числе и женщин, повешенных повстанцами.

В деревне Турота-Костельск Белостокского уезда Гродненской губернии сборщик податей Франц Помахер повешен за то, что отказался передать повстанцам собранные деньги.

20 июля 1863 г. отряд повстанцев до 300 человек окружил в Бельском уезде Гродненской губернии Гродзискую церковь, в то время когда в ней совершалась литургия. Повстанцы вызвали из церкви отставного солдата Адама Грисюка, вывели за деревню и повесили. Священник Проневский окончил богослужение в большом страхе за безопасность прихожан и храма. Люди же были в таком испуге, что не смогли ничего предпринять для спасения солдата, тем более что число повстанцев во много раз превышало число молящихся. Несмотря на запрет хоронить повешенного, священник Проневский все же совершил его погребение по православному чину.

Конные отряды повстанцев, объезжая в течение июня 1863 г. Опочинский уезд Радомской губернии, отличились особыми зверствами: грабя деревни, сжигая дома, похищая всюду деньги и припасы, они производили насилия над крестьянами. Так, например, в деревне Янковице повесили десять колонистов.

В двух километрах от деревни Кнорид Бельского уезда повстанцы схватили неизвестного, оскопили и затем повесили на сосне при дороге.

В первых числах апреля повешен один из богатейших польских помещиков – пан Леманский – в собственном имении Загурье в двух верстах от Ченстохова. Несмотря на свое огромное богатство, помещик не хотел помогать повстанцам деньгами, не давал им овса, съестных припасов, лошадей, и по этой причине тайным комитетом варшавского национального правительства был приговорен к виселице. Когда повстанцы пришли его убивать, он не потерял присутствия духа, выхватил у кого-то из них пистолет и ранил одного из повстанцев. Несмотря на сопротивление, Леманский все же был повешен.

Повстанцы под управлением Чаховского в деревне Становиско Опочинского уезда повесили крестьянина; в деревне Лысове повесили семь крестьян и женщину с ребенком; в Келецком уезде, в имении Лопушно, застрелили двух крестьян; 10 апреля в деревне Борчовице тяжело ранили овчаря, изнасиловали и избили его жену, отняли деньги и разграбили имущество; 11 апреля напали на торговцев кабанами, возвращавшихся из местечка Пинчова, ограбили их, забрав до 225 рублей серебром; 13 апреля в деревне Бржезнице, зверски замучили еврея Меняжа: трижды подвешивали за шею и снова опускали на землю, а затем смертельно ранили выстрелом из ружья.

1 февраля 1863 г. отряд повстанцев ворвался в деревню Павлово, и, придя на господский двор, потребовал от помещика, сенатора Дзедзицкого, значительную сумму денег. Дзедзицкий ответил, что не имеет в наличности столько денег и был за это убит.

16 февраля отряд повстанцев, придя в селение Ольховки Остроленского уезда, хотел завербовать крестьянина Лясковского. Когда тот не согласился и убежал, повстанцы избили его престарелую мать и ограбили дом, а его самого, отыскав вскоре в другой деревне, убили.

17 февраля 1863 г. отряд повстанцев под предводительством ксендза Горбачевского вторгся в имение помещика Турского в Лидском уезде Виленской губернии и, разорив имение, увел управителя и убил за то, что тот не хотел выдать кассу.

23 февраля в Равском уезде группа повстанцев ворвалась в жилище лесного сторожа Пнотека и не найдя никого, кроме жены, расстреляла ее без повода.

4 марта Андрей Вендланд, мясник из деревни Ходеча Влоцлавского уезда, повешен повстанцами в лесу за то, что не хотел подчиниться насильственным реквизициям.

8 марта повстанцы под начальством Подлевского насильно увели из деревни Журомино Млавского уезда 17 парней вместе с мещанином Винцентом Пшидоровским. Последнего умертвили следующим образом: завязав на шее петлю, двое тянули концы веревки в противоположные стороны, а третий распарывал несчастному живот косой, которую затем еще вонзил несколько раз в грудь.

10 марта повстанцы, придя в трактир деревни Болна Влоцлавского уезда, разорили его и убили трактирщика Козаковского вместе с женой. Уходя, прибили к дверям дощечку с запрещением под страхом смерти, «именем национального правительства», хоронить трупы этих людей.

23 марта в Гостыниниском уезде в местечке Красновица лазаретный служитель Адам Яблонский и каретник Карл Гаке повешены в лесу.

26 марта повстанцы увели из деревни Квассне Млавского уезда и умертвили: крестьян Мозура, Шепеля, Мантанкова, Коржа, Костанука, Грегоровича, женщину Софью Саджик, евреев Дорфмана, Космуля и др. – всего 40 человек.

3 апреля в Бельском уезде близ города Янова повешены евреи Шмуль Гольдберг, Абнер Гольдшефт и двое крестьян.

7 апреля отряд повстанцев, проходя через деревню Недржевич-Костельной, увел с собой насильно пятерых евреев и двух женщин, которых повесил в соседнем лесу.

10 апреля повстанцы под начальством Чаховского во время боя захватили капитана Плоцкого полка Никифорова и пятерых тяжелораненых русских солдат. После долгих и ужасных истязаний, их повесили в деревне Нецлаве Опочинского уезда Радомской губернии. Одному из солдат по фамилии Турлин чудом удалось выжить. Он и рассказал обо всем случившемся. Пойманный впоследствии один из участников зверств над русскими солдатами, Иосиф Гузовский, на очной ставке с Турлиным во всем признался и подтвердил рассказ солдата.

11 апреля повстанцы вторглись в дом жителя деревни Чарна Плоцкой губернии, схватили двух его малолетних сыновей Станислава и Августа, и бросили их в колодец. Родители сумели спасти лишь одного ребенка.

14 апреля в Плоцком уезде в деревне Воля-Длужневска повстанцы выволокли из дома колониста Матвея Уманского и изрезали косами в куски. Жену его увели в лес, изнасиловали и затем повесили.

19 апреля в местечке Гловачево Радомского уезда повстанцы похитили жену некоего Калинского, изнасиловали и умертвили.

21 апреля в Россиенском уезде близ деревни Ягиной повстанцы захватили и повесили жену крестьянина Карабинова. Женщина была беременной уже на восьмом месяце, и в момент смерти разрешилась от бремени. Убийцы бросили младенца висящим рядом с мертвой матерью.

22 апреля в Белостокском уезде близ Аннопольского поместья десять крестьян повешены за то, что не хотели присоединиться к повстанцам.

В Слонимском уезде близ деревни Гуть повстанцы убили еврейку, везшую из деревни хлеб.

В Несвиже рекрут Федор Мокин, идя за водой, был схвачен двумя вооруженными людьми, которые затащили его под мост и нанесли глубокую рану ножом в живот, от которой Мокин вскоре умер.

В уезде Сейненском в деревне Сереа повешен сапожник Готлиб Радман за то, что отказался бесплатно снабдить повстанцев обувью.

В Красноставском уезде близ деревни Рудник повешена молодая девушка.

В Калишском уезде близ Костельнцы найден труп, висевший на дереве с запиской: «Август Вендлафт, казненный за услуги, оказанные им русским. Такая же участь постигнет всякого, кто покусится подражать ему».

В Стопницком уезде отряд повстанцев вторгся в деревню Бугушница, созвал на площадь всех жителей и для устрашения их повесил Антона Кондзеля, Франциска Сметана и Петра Валигура, случайно выбранных из толпы.

В деревне Сендове Опочинского уезда повстанцы схватили женщину Иозефину Дуперас и ее мужа. Последнего секли ремнями, дом и амбары сожгли, а бедную женщину, обвиненную в равнодушии к революционному делу, повесили, надев на шею портрет императора Александра II.

В деревне Буки Млавского уезда повстанцы изрубили в куски пивовара Теофила Радецкого за то, что он отказался присоединиться к ним.

В деревне Медзихине Варшавского уезда повешена нищенка собиравшая милостыню.

В Люблинском уезде близ города Томашева повстанцы схватили отставного Мордку Гольдурса, увечили и жестоко издевались над ним. Найдя при нем аттестат об отставке, прибили этот документ четырьмя гвоздями к груди, а самого Гольдурса повесили.

В Гродненской губернии отряд из 40 конных повстанцев под предводительством духовного лица Стасюлевича, повесил в селе Бродятине крестьянина Прокопука, наказал плетьми местных жителей и ушел в Замшанские леса.

12 июля в местечке Лосица Бяльского уезда на рынке во время торга повесили секретаря магистрата Козьминского, сторожа и вдову-работницу.

В Радзынском уезде повстанцы привязали к хвосту лошади мещанку Вавржецкую и волокли ее с версту в лес, к деревне Ляски, где и повесили.

…………………………………………………………………………………………………..

Этот скорбный список можно продолжать еще долго – подобных свидетельств сохранилось немало. И ни в коем случае нельзя забывать об этих невинных страдальцах, ставших жертвами фанатичной жестокости.

Для сравнения укажем, что на территории Северо-Западного края при генерал-губернаторе М. Н. Муравьеве, подавлявшем восстание, было казнено по суду, с соблюдением всех юридических процедур, 128 повстанцев. Как видим, в сравнении с убитыми мирными жителями, цифры несопоставимые.